Это касается и папства, которое должно думать о своём обращении, в связи с чем Франциск поднял вопрос о первенстве и необходимости «благотворной децентрализации». Он напомнил, что ещё Иоанн Павел II просил, чтобы ему помогли найти «такую форму первенства, которая позволила бы, никоим образом не отступая от его прямого предназначения, быть готовым к любым новым ситуациям», и II Ватиканский собор указывал на необходимость того, чтобы «коллегиальный дух осуществлялся в конкретных делах». Но с тех пор никакого продвижения не было, поскольку был «недостаточно прояснён статус конференций епископов в качестве субъектов, наделённых конкретными полномочиями, включая определённую доктринальную власть»[925].
Напомним, что само слово «коллегиальность» применительно к корпусу епископов появилось в Католической церкви в конце 50-х годов. До этого говорили только о вселенской юрисдикции папы, который, как викарий Христа, обладает полнотой власти. Затем на II Ватиканском соборе в ходе редактирования текста Догматической конституции Церкви Lumen Gentium прописали, что коллегия епископов обладает властью, но «лишь совместно с римским понтификом, преемником Петра, в качестве её главы, причём в неприкосновенности остаётся первенство его власти». Но поскольку это ставило под вопрос юридический примат папы, оставляя ему только примат чести, и размывало основы католического учения о Церкви, II Ватиканский собор не пошёл дальше. Однако вопрос о раздвоении верховной власти в церкви так и остался: с одной стороны, единоличная власть папы, с другой — власть коллегии епископов во главе с папой. Чтобы частично смягчить этот коллегиальный аспект, к Догматической конституции добавили «разъяснительную записку». В итоге указанная коллегиальность свелась к деятельности информационно-совещательного органа — Синода епископов и к некоторому расширению полномочий национальных Конференций католических епископов. В дальнейшем опасение того, что коллегиальность обернётся слишком вольными и различающимися толкованиями веры, привело к тому, что Иоанн Павел II и Бенедикт XVI ограничили её проявление, восстановив централизм[926].
Выступление папы Франциска c речью, посвящённой 50-летию учреждения Синода епископов
Франциск вновь поднял вопрос о коллегиальности. В своей речи 17 октября он пошёл уже дальше и заговорил о «Соборной церкви» (в Католической церкви для обозначения собора используется слово «синод», соответственно, «синодальный» — значит «соборный»)[927]. Начал свою речь он с того, что с самого начала понтификата придавал Синоду особое значение, поскольку тот является одним из самых ценных аспектов наследия II Ватиканского собора. Напомнив, что его предшественники говорили о том, что коллегиальная пастырская ответственность могла быть выражена в Синоде ещё полнее, он подчеркнул: «Путь соборности и есть тот путь, которого Бог ожидает от Церкви третьего тысячелетия. То, чего Господь просит у нас, в определённом смысле уже содержится в слове «Синод».
Совместный путь мирян, пастырей и римского епископа — это концепция, которую легко выразить словами, но не так просто осуществить на практике».
Папа выделил необходимость «распознавания новых путей, открытых Синодом (Собором) в Церкви», поскольку Народ Божий свят в силу помазания, полученного от Бога и сделавшего его «безошибочным в вере». «Соборная церковь — это Церковь слушающая, она осознаёт, что слушать значит больше, нежели слышать. Это — взаимное выслушивание, когда каждому есть чему научиться. Верный народ, Коллегия епископов, епископ Рима: каждый слушает других и все слушают Святого Духа». Синод епископов — это «точка, где сходится эта динамика слушания на всех уровнях церковной жизни», через отцов Синода «епископы действуют как подлинные хранители, толкователи и свидетели веры всей Церкви». И то, что Синод слушает епископа Рима, призванного высказаться «как пастырь и учитель всех христиан», не ограничивает его свободу, так как папа выступает как «вечный и видимый принцип единства».
Заявив, что «Церковь и Синод — это синонимы», понтифик указал: «Соборность как основополагающее измерение Церкви определяет рамки для наиболее верного истолкования самого иерархического служения. Если мы поймём, что… Церковь не что иное, как совместный путь Божьей паствы на тропах истории, навстречу Христу Господу, то мы поймем и то, что внутри Церкви никто не может быть «возвышен» над другими. Напротив, в Церкви необходимо, чтобы кто-то «принизился» для служения братьям на этом пути». Христос, основав Церковь, поставил во главе её Синод апостолов, в котором апостол Пётр является «камнем» (Мф.), который должен утверждать братьев в вере. Но те, кто осуществляют власть, называются «служителями», и согласно первоначальному смыслу, они — наименьшее из всех. «Для учеников Христа единственным авторитетом является авторитет служения, а единственной властью является власть креста», поэтому преемник Петра — это «раб рабов Божиих».
Исходя из этого, Франциск дал своё понимание отношений между епископами и папой: «Епископы объединены с епископом Рима связью епископального собщества и в то же время подчинены ему иерархически как главе Коллегии». Таким образом, ничего не сказав о полной и всеобщей власти одного папы и объяснив, что епископы должны подчиняться папе только как главе Коллегии, Франциск показал, что он собирается преодолеть раздвоение верховной власти в пользу коллегии епископов во главе с папой за счёт юридического примата папы (о том, собирается ли он менять при этом Конституцию о Церкви, он не сказал).
Говоря о «Соборной церкви», Франциск выделил три уровня осуществления соборности. Первый — это органы, непосредственно связанные с народом, далее — представленный национальными Конференциями епископов, и, наконец, уровень Вселенской Церкви, — Франциск заявил, что «нежелательно, чтобы папа заменял собой поместные епископаты в распознавании проблем на их территориях». В этом смысле понтифик заявил о необходимости «благотворной децентрализации».
Очевидно, что главное значение предпринимаемой Франциском реформы — это интерес экуменического сближения, поскольку именно папский примат власти является главным препятствием для «христианского единства», и именно этот вопрос стоял в центре обсуждения документа Богословской комиссии между католиками и православными, которая в последние годы обсуждала документ. На это указал и сам понтифик, подчеркнув: «Намерение построить Соборную церковь наполнено экуменическими устремлениями. По этой причине, обращаясь к делегации Константинопольского патриархата, я недавно напомнил об убеждённости в том, что «внимательное изучение того, каким образом в жизни Церкви взаимодействуют принцип соборности и служение того, кто первенствует, явит собой значительный вклад в прогресс отношений между Церквами»». Не случайно и в интервью иезуитскому журналу La Civiltà Cattolica Франциск заявил: «Мы можем больше научиться у православных смыслу коллегиальности епископов и традиции соборности».
Ради этого «прогресса», Франциск, ничего не говоря о примате власти, выделяет примат чести: «Я убежден, что в Соборной церкви осуществление первенства св. Петра может быть лучше освещено. Папа не стоит в одиночку над Церковью, но он находится в ней как крещёный среди крещёных, находится внутри коллегии епископов как архиерей среди архиереев, одновременно призванный — как преемник апостола Петра — управлять Церковью Рима, которая председательствует в любви над всеми церквями».
Но взгляд папы охватывает также всё человечество: «Соборная церковь подобна знамени, поднятому среди народов (ср. Ис. 11, 12) в мире, который говоря об участии, солидарности и прозрачности в управлении обществом, часто вверяет участь целых народов в алчные руки узких господствующих групп». Она «идёт вместе» с людьми, участвует в исторических перипетиях и «может помочь гражданскому обществу возрастать в справедливости и братстве».
Теолог Ганс Кюнг
В связи с призывом к возвращению к «коллегиальности», к переосмыслению папского первенства и передаче доктринальной автономии епископским конференциям встал вопрос и о догмате о непогрешимости папского учения. Сам Франциск никогда не упоминал о нём, хотя первое, что он сказал, выступая на конклаве после своего избрания, было: — «Я грешник». Зато некоторые богословы заговорили о необходимости обсуждения и этого догмата.
Начало этому положил известный церковный реформатор-модернист, профессор Тюбингенского университета Ганс Кюнг, сыгравший, как мы писали, важную роль в подготовке документов II Ватиканского собора и разработке «глобальной этики», подвергавший жёсткой критике последних пап за их нерешительность в проведении в жизнь решений Собора. Теология Кюнга очень близка к протестантской. В силу чего он является сторонником абсолютного экуменизма и глобальной реформы Католической церкви как на доктринальном, так и на пастырском уровнях.
Его цель — раздогматизировать Церковь и утвердить такое новое пастырство, которое будет полностью адаптировано к взглядам современного человека. В одной из своих статей он выступил решительно за снятие запрета брака для священников, за рукоположение женщин и за новые очень либеральные дисциплинарные нормы для мирян[928]. Избрание Бергольо он встретил с радостью, считая, что это «наилучший из возможных шансов», поскольку с ним связана надежда на новое «аджорнаменто» церкви, которое будет осуществлено по протестантской доктринальной модели и устранит догмат о непогрешимости папы, который так яростно отвергался Лютером.
В марте 2016 года он обратился со «срочным призывом» к понтифику, чтобы тот позволил начать «свободную и открытую дискуссию» по всем нерешённым или неясным вопросам, связанным с догмой о непогрешимости. В обращении его говорилось: «Проблематичное 150-летнее наследие Ватикана могло бы, таким образом, быть подвергнуто честной оценке и приведено в соответствие со Священным Писанием и с экуменической традицией. Речь идёт не о тривиальном релятивизме, подрывающем этическую основу Церкви и общества. Но и не о безжалостном, отупляющем, основывающемся только на букве догматизме, мешающем полному обновлению жизни и учения Церкви и блокирующем серьёзный прогресс в экуменизме… Под вопросом само благополучие Церкви и экуменизма»