Другим следствием новой политики открытости католицизма стал «диалог» с Православной церковью. Это направление было искусно согласовано с новым гибким внешнеполитическим курсом американского руководства, направленным на реализацию тактики разложения изнутри социалистических стран через вовлечение их руководства в международный закрытый «круг избранных» и внедрение западной системы ценностей. Поэтому, если в случае с иудаизмом «диалог» означал фактически односторонние уступки со стороны католицизма, то сближение с Православием, напротив, мыслилось Ватиканом, в соответствии с решениями Собора, как процесс введения его в лоно Католической церкви.
Сближение с РПЦ стало возможным в силу той антицерковной политики, которую стало проводить хрущёвское руководство после смерти И.В. Сталина в рамках борьбы против «сталинского наследия». Направлена она была, по сути, против РПЦ, мировоззрение которой мало согласовывалось с тем вариантом общества «массового потребления», который строила новая власть в стремлении «догнать и перегнать» Америку и который требовал формирования человека, «свободного от религиозных предрассудков». Новый курс, означавший полный отказ от прежних взвешенных церковно-государственных отношений с Церковью, обернулся массовыми антицерковными актами и репрессиями, которые проходили в два этапа: с 1958 по 1961 год они проводились силами госструктур, ас 1961 по 1964 год были широко задействованы уже собственно церковные органы управления[364].
Начавшаяся в 1958 году «всесоюзная» кампания против религии привела к массовым закрытиям православных храмов и монастырей (в основном на территории РСФСР, причём одновременно с ликвидацией «неперспективных» русских деревень), ликвидации целых епархий, увольнению верующих и членов их семей с гражданской работы, чистке гражданских библиотек от литературы религиозной тематики, изъятию у церквей колоколов и высокоценных предметов культа. Всего в 1958–1964 годах было закрыто более 5400 церквей[365] (причём 70 % их них были открыты только в 1941–1954 гг.), а с 1960 по 1970 год из 13007 их осталось 7338. Было закрыто 32 монастыря и 5 семинарий из 8. В 1986 году в СССР было 6794 прихода.
Патриарх Алексий заявил тогда, что «над Церковью нависла угроза»[366], а тогдашний председатель ОВЦС митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич) назвал это наступлением на Церковь, равнозначным походу на неё до Великой Отечественной войны, а позже поставил вопрос о «фактах физического уничтожения Православной церкви… В настоящее время ведётся явная линия на уничтожение Церкви и религии вообще, и более глубоко и широко, чем это было в 1920-х годах…»[367]
Одновременно и из Московской патриархии, и из Совета по делам РПЦ стали удалять тех, кто противостоял гонениям, а в целом с 1959 по 1964 год РПЦ потеряла около двух третей от своего организационного состава[368].
Однако, как писал об этом времени историк В. Палецкий, «основной удар по Православию был в России, потому что прежде всего русские были недовольны его политикой. В то же время мало обращалось внимания на «неофициальное» возрождение униатско-католической конфессии в Западной Украине, баптизма и иудаизма, а энергичные протесты мусульман вынудили власти почти прекратить, во избежание реставрации басмачества, закрытие мечетей в Средней Азии и Повольжье. Зато в тех же регионах чуть ли не массовым образом закрывались учреждения православного, в том числе старообрядческого культа»[369]. Кстати, об особом отношении Н. Хрущёва к униатам, в частности, говорит тот факт, что в ноябре 1944 года он присутствовал на похоронах униатского митрополита Андрея Шептицкого, известного пособника «Третьего рейха»[370].
Вместе с тем чётко выявились и другие планы власти в отношении РПЦ. С 1959 года, после приезда в Москву вице-президента США Р. Никсона и посещения Н. Хрущёвым США, началось его сближение с американским руководством, действующим, в том числе, и через ВСЦ. Так что в условиях намечающейся «разрядки» РПЦ стали рассматривать как непосредственный канал для выстраивания отношений с Западом, а экуменический «диалог» стал пониматься как часть внешнеполитической стратегии. Он позволял активно использовать ещё одну важную международную площадку и одновременно отвлечь внимание от гонений на Церковь (участвовавшие в международных мероприятиях епископы должны были отрицать наличие этих гонений). При этом, как задокументировал автор книги «Ватикан и Москва» Андреа Риккарди, каждое проявление гибкости хрущёвского руководства в отношении Запада сопровождалось внутри страны соответствующим ожесточением репрессивных мер, направленных против религии[371].
Это означало, что вновь, как и в 20-е годы, наряду с наступлением на РПЦ власть навязывала ей обновленческий проэкуменический курс, ставший условием её выживания. Поэтому, как и в послереволюционные годы, Ватикан, будучи в курсе гонений на Церковь, не только не осудил их, но использовал ситуацию в своих целях.
Поскольку патриарх Московский Алексий и глава ОВЦС митрополит Николай (Ярушевич) занимали антиэкуменическую позицию, то, по настоянию председателя Совета по делам РПЦ при Совмине В. Куроедова и председателя КГБ А. Шелепина, была осуществлена смена руководства. В июне 1960 года митрополита Николая (Ярушевича) освободили от должности председателя ОВЦС, в сентябре его отправили на покой, а в декабре 1961 года он скончался, и, как пишут исследователи, обстоятельства его смерти до конца не выяснены и поныне[372]. На его место назначили подходящую фигуру — ученика лицемерно покаявшегося обновленца епископа Дмитрия (Градусова) архимандрита Никодима (Ротова)[373], возведённого в сан епископа и вошедшего в состав новоучреждённой Комиссии по межхристианским связям при Священном Синоде. После чего Совет по делам РПЦ перешёл к открытой войне с Патриархией, превратив ОВЦС в инструмент «диалога» с инославными, что противоречило первоначальной роли отдела, который создавался для обеспечения межправославных связей в целях укрепления позиций РПЦ и Православия в противоборстве с Ватиканом.
Важным фактором изменений стало то, что с открытием контактов с Западом определяющую роль стали играть священники зарубежных приходов РПЦ, имевшие богатый опыт общения с протестантами и католиками, находившиеся под большим влиянием экуменических идей и разрабатывавшие модернистское богословие. Среди них — митрополит Антоний (Блум), архиепископ Василий (Кривошеин), протоиереи A. Шмеман, А. Мейендорф и другие. Так, эмигрант и выпускник Парижского богословского института Василий (Кривошеин), служивший в Великобритании, а затем в Бельгии, был активным участником экуменического «диалога» с англиканами и давнишним другом братии Шеветоньского монастыря «восточного обряда» [374].
Придя к руководству, Никодим начал переговоры с генеральным секретарём ВСЦ B. Виссерт-Хоофтом, членом штаба Всемирного комитета УМКА и одновременно почётным доктором целого ряда закрытых западных университетов, в том числе Йельского[375]. В июне 1961 года представители Совета по делам РПЦ, рассматривавшие Никодима как лояльного к мероприятиям государства, потребовали от патриарха Алексия I повысить его в архиепископы, что в итоге после возражений и было сделано (в таком молодом возрасте архиепископов ещё не было). В июле 1961 года власть навязала однодневный Архиерейский собор, о котором не было заранее объявлено и на котором без обсуждения было принято решение о вступлении Московской патриархии в ВСЦ в нарушение решений Московского всеправославного совещания 1948 года.
Особое значение для властей имело участие РПЦ во II Ватиканском соборе, которое позволило бы установить непосредственную связь с Ватиканом, с которым у СССР не было дипломатических отношений. Однако ещё в 1959 году патриарх Алексий I заявил, что «по существующим законам Православная церковь не имеет права участвовать в этом Соборе, а также направлять своих представителей в качестве гостей или наблюдателей. Кроме того, у патриарха, как и у всей Русской православной церкви, нет стремления к участию в Соборе, возглавляемом католиками»[376]. А в опубликованном официальном заявлении Священного Синода подчёркивалось, что «Московская патриархия рассматривает предстоящий католический собор как чисто римско-католический акт и, со своей стороны, не имеет никаких оснований, тем более намерений, вмешиваться в это дело»[377].
Поэтому, когда кардинал Беа заявил о возможности участия наблюдателей от Православной церкви в работе Собора, в Журнале Московской патриархии», № 5 за 1961 год появилась редакционная статья Non possimus, в которой говорилось, что за словами о христианском единстве стоит «не что иное, как стремление распространять власть Рима на Православную церковь», и был изложен отрицательный ответ[378].
Однако после активного вмешательства советской дипломатии и спецслужб, после обмена благожелательными посланиями между понтификом и Хрущёвым ситуация изменилась. Во время пребывания делегации Московской патриархии во главе с Никодимом в Нью-Дели в ноябре-декабре 1961 года в рамках Генеральной ассамблеи ВСЦ её представители провели несколько встреч с секретарём понтификального Секретариата по содействию христианскому единству, которым являлся теперь Йохан-нес Виллебрандс