[379]. Переговоры Никодима с Виллебрандсом продолжились в Париже, и там же в апреле 1962 года он встретился с настоятелем Шеветоньского монастыря Фомой Бекке, который должен был убедить его прислать наблюдателей из Москвы. А в августе при участии шеветоньского монаха Фёдора Штротманна в пригороде французского города Меца русский эмигрант, богослов Сергей Большаков организовал на квартире своих друзей тайную встречу Никодима Ротова и архиепископа Брюссельского и Бельгийского Василия (Кривошеина) с кардиналом Тиссераном[380]. С тем самым Тиссераном, который, напомним, во время войны руководил заброской папских миссионеров из Шеветоньского монастыря и иезуитского «Руссикума» на временно оккупированные территории СССР. Так что его участие было не случайным.
Архиепископы Никодим (Ротов) и Василий (Кривошеин)
Именно здесь, в ходе переговоров в Меце, как пишет в своих воспоминаниях архиепископ Василий (Кривошеин), и было согласовано, что РПЦ пошлёт на Собор двух своих наблюдателей при условии, что на нём не будет критики коммунизма и советского строя[381]. Об этом в итоге стало известно и католической, и коммунистической прессе, в частности еженедельнику Французской компартии France nouvelle, который сообщил: «Католическая церковь… во имя диалога с Русской православной церковью обязалась не допускать никаких прямых нападок на коммунистический режим»[382]. Католическая пресса назвала это тайное соглашение «Мецским пактом».
Затем последовал визит Виллебрандса в Москву, и по итогам переговоров Московская патриархия изменила свою позицию[383]. 10 октября 1962 года, за день до открытия II Ватиканского собора, на заседании Священного Синода было принято решение послать туда двух наблюдателей от РПЦ. Это положило начало первым прямым контактам между иерархами РПЦ и Католической церковью, что, по словам католического историка В. Пери, представляло собой «абсолютную историческую новизну»[384].
Визит Йоханнеса Виллебрандса в Москву
После открытия Собора начались и советско-ватиканские переговоры об установлении дипломатических отношений. Это была вторая попытка «нормализовать» отношения с Ватиканом за годы Советской власти. Сама перспектива такой нормализации стала рассматриваться хрущёвским руководством уже в первые годы после смерти Сталина. Наиболее заметным эпизодом тут стал визит в Москву в 1955 году люксембургского иезуита о. Рединга, многократно высказывавшегося за «диалог» христиан с марксистами. Он встретился с вице-премьером Анастасом Микояном и сообщил ему, что изучает возможность достижения договорённости между Ватиканом и СССР. Однако после событий в Венгрии в 1956 году выяснение позиций было прервано, и контакты прекратились[385].
Теперь же ситуация была другой, и атмосфера последних месяцев понтификата Иоанна XXIII благоприятствовала возобновлению переговоров о придании взаимоотношениям между двумя сторонами официального характера. Тем более что произошли перемены и в научных кругах СССР: представителям антиватиканской группы исследователей, хорошо разбиравшимся в тонкостях политики Св. Престола (в первую очередь, И.Р. Григулевичу), отныне противостояли молодые проватикански настроенные специалисты новой, «послесталинской формации», некоторые из которых после выпуска книг о Ватиканском соборе были приняты папой Павлом VI.
Переговоры были организованы при посредничестве главы Правительства Италии А. Фанфани, а участвовал в них всё тот же кардинал Беа. К началу января 1963 года в МИД СССР уже были подготовлены необходимые материалы, и в феврале состоялась первая рабочая встреча, в которой участвовали посол СССР в Италии С.П. Козырев и кардинал Беа. Поскольку стороны не смогли прийти к взаимопониманию (кардинал исходил из необходимости обсуждать в первую очередь религиозные проблемы, а посол — политические, связанные с совместной борьбой за мир и безопасность), переговоры не имели успеха[386].
Тогда, в целях установления крайне доверительных контактов с Иоанном XXIII и зондирования возможности визита Н. Хрущёва в Ватикан и его встречи с понтификом, Хрущёв послал к нему с секретной миссией свою дочь Раду, работавшую главным редактором журнала «Наука и жизнь», и её мужа, главного редактора газеты «Известия» Алексея Аджубея. Это была первая с царских времён встреча высокопоставленных деятелей страны с папой римским. Готовила её резидентура советской разведки в Италии, а официальным прикрытием стало участие советских журналистов в церемонии вручения понтифику премии «За мир и гуманизм».
Встреча состоялась 7 марта 1963 года, а в проведении её участвовал иезуит Кулик. Вот как описывала сама Хрущёва это событие: «Мы с мужем некоторое время оставались одни, потом открылась дверь, и появился Кулик. Он повел нас по коридору, рассказывая, как мы должны себя вести, что мы должны преклонить колени». Рада тогда сказала иезуиту, что её муж никогда не делал этого и боится выставить себя в плохом свете. Кулик проконсультировался с присоединившимся к ним главой протокола и, вздохнув, прошептал: «Всё будет, как захочет Господь». Маленькая группа подошла к двери личной библиотеки папы. «В комнате находился только папа, поэтому нам удалось избежать формальностей, — вспоминает Рада. — Мой муж передал ему письмо Хрущёва. Иоанн XXIII вручил ему своё письмо для моего отца, которое написал на кириллице в нашем присутствии. Он сказал, что ничто не должно разделять народы и страны, что все должны стремиться к миру. После чего он пригласил главу СССР в Рим. При этом понтифик уточнил: «Пусть приезжает, для него всегда будет открыта дверь, что бы ни произошло. Надеюсь, что когда господин Хрущёв посетит Рим, мы оба найдём время, чтобы побеседовать с глазу на глаз»»[387].
Речь шла о подготовке подписания межгосударственного соглашения между СССР и Ватиканом, но этому помешала смерть Иоанна XXIII, и хотя данный вопрос был готов обсуждать и Павел VI, этого не произошло в силу того, что в октябре 1964 года Н. Хрущёв был снят со своих постов.
После указанной встречи Иоанн XXIII издал в апреле 1963 года свою последнюю энциклику Расет Меш («Мир на Земле»), в которой говорилось, что нельзя идентифицировать ложные философские теории о природе, происхождении и смерти природы и человека с историческими движениями, основанными в экономических и политических целях, даже если эти последние черпают своё вдохновение в указанных теориях. В отличие от доктрины, которая остаётся неизменной, движения приспосабливаются к конкретным условиям и подвергаются изменениям. В силу этого понтифик призывал не только к сотрудничеству различных религий, но и к установлению диалога между верующими и социальными движениями, борющимися за мир и справедливость, указывая: «…в той мере, в которой эти движения согласуются со святыми принципами разума и отвечают справедливым стремлениям личности, кто же откажется признать в них позитивные элементы, достойные одобрения?»[388].
Павел VI принимает министра иностранных дел СССР
Этот документ позволил активизировать понтификальную дипломатию в Восточной Европе. Следуя начатому Иоанном XXIII курсу, Павел VI расширил и укрепил «диалог» с руководителями СССР и восточноевропейских стран, который стали называть «восточной политикой». В 1965 году состоялась встреча понтифика с Министром иностранных дел СССР А.А. Громыко, а в 1967 году он пригласил в Ватикан В.П. Подгорного, маршала И.Б. Тито, Я. Кадара и Э. Терека. Советско-американские отношения были переведены на «постоянный рабочий уровень» и осуществлялись через закрытые контакты, местом которых стал особняк нунциатуры Ватикана в Риме. С ватиканской стороны их осуществлял член Масонской ложи епископ Агостино Казароли, бывший тогда секретарём Священной Конгрегации чрезвычайных церковных дел (фактически — Министерства иностранных дел), преобразованной затем в Совет по общественным делам Церкви. А.А. Громыко во время всех своих официальных визитов в Италию регулярно посещал Ватикан. Целью этих встреч было использование возможностей Ватикана для оказания дополнительного воздействия на Италию и другие западные страны в нужном для советского руководства направлении[389].
Епископ Агостино Казароли
В итоге Ватикан присоединился к Договору о нераспространении ядерного оружия, в подписании которого в Москве в 1971 году участвовал епископ Агостино Казароли. В 1975 году он же подписал Заключительный акт Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе (Хельсинки) для «внесения католической лепты в достижение уважения фундаментальных прав человека, включая религиозную свободу»[390]. Однако постоянно передаваемые Ватиканом обращения к советским властям с просьбой решить ключевые для него проблемы (восстановление церковной католической иерархии в Западной Украине и Белоруссии, признание прав униатов, облегчение контактов, встреч и обмена информацией в религиозной области и др.) так и остались без ответа.
Хотя политическое соглашение между Ватиканом и СССР не состоялось, главное произошло: отношения между РПЦ и католицизмом переходят в новое качество, соответствующее линии Ватикана на вовлечение Православия в сферу своего влияния и внедрение криптокатолицизма. Ключевую роль в этом играл Никодим Ротов, который в августе 1963 года был возведён в сан митрополита, затем был назначен митрополитом Ленинградским и Ладожским (с 1967 г. — митрополит Ленинградский и Новгородский) и возглавил Комиссию Священного Синода по вопросам межхристианского единства, в которую была преобразована Комиссия по межхристианским связям. Хотя позже его последователи будут утверждать, что его деятельность была направлена на спасение РПЦ, на самом деле речь шла не о спасении, а о такой перестройке Церкви, которая сделала бы возможным её полноценную интеграцию в экуменическое движение и единение с Римом на его условиях.