Одновременно Ватикан стал активно налаживать гуманитарное сотрудничество с государственными организациями нашей страны, чего раньше никогда не было — ни до революции, ни при Советской власти. В Москве на деньги католических организаций стали строить больницы для детей, использовали опыт католиков в деле подготовки медицинского персонала. Но главное внимание католики уделяли культурной и духовной сфере, участвуя в двусторонних симпозиумах на исторические темы в целях создания положительного образа Ватикана в глазах советских людей. Расширились контакты советских научных организаций с «Руссикумом» и Понтификальным Восточным институтом.
После «российско-американской революции» Б. Ельцина и развала СССР в декабре 1991 года Ватикан установил отношения с Российской Федерацией как преемницей СССР, и новые власти всячески пытались показать свою заинтересованность в укреплении дружбы со Св. Престолом. Связь между папой римским и Б. Ельциным была налажена ещё до Беловежских соглашений при посредничестве Министра иностранных дел России А. Козырева. Тот обсуждал с госсекретарем Ватикана Содано планируемые политические и экономические реформы в России и даже собирался использовать элементы современной католической социальной доктрины.
А 20 декабря в Ватикан прибыл Б. Ельцин, который в беседе с папой подчеркнул о верности принципу равенства всех религиозных конфессий. Тут вновь прозвучала тема визита понтифика в Россию, по поводу которого глава пресс-службы Ватикана Наварро-Валльс заявил, что он состоится, когда наступит подходящий момент, так как визит должен иметь экуменическое звучание[561]. Как и во время визита Горбачёва, главные переговоры шли не между понтификом и Ельциным, а между госсекретарём Содано и Министром А. Козыревым, которые обсуждали вопрос о том, как подключить Ватикан к процессу международного признания России как самостоятельного государства.
Ватикан продолжал укреплять свои позиции в России. Здесь была восстановлена деятельность католических монашеских орденов. В 1992 году официально начал действовать Орден иезуитов, открывший свои филиалы в Новосибирске, Калининграде, Санкт-Петербурге и Москве. В том же году были восстановлены дипломатические отношения с Суверенным Мальтийским орденом (учитывалось, что они существовали при Павле I.). Росло число приходов; при этом 90 % служивших в них священников были иностранцами. А в 1999 году была создана Конференция католических епископов России.
Главной же целью Св. Престола оставалось сближение с РПЦ. И здесь важно подчеркнуть, что, несмотря на тот погром православных, который происходил в Западной Украине, несмотря на активную прозелитическую деятельность католиков в России, руководство Московской патриархии продолжало вести с ними «диалог». Устремлённость архиереев на экуменическую открытость, предоставившую возможность более активного участия в международной жизни, оказалась сильнее заботы о собственной пастве. Этому способствовали два фактора.
Во-первых, с изменением положения РПЦ здесь началась автономная религиозно-политическая активность, в результате которой была проведена серия административных реформ. Как показал отец Павел Адельгейм в своей книге «Догмат о Церкви в канонах и практике», реформы эти осуществлялись последовательно и поэтапно. Проследить их можно путём сравнения четырёх редакций Устава Церкви (1917 г., 1945 г., 1988 г. и 2000 г.)[562].
Устав 1917 года определял, что в РПЦ высшая власть — законодательная, административная, судебная и контролирующая — принадлежат Поместному собору, периодически, в определённые сроки созываемые, в составе епископов, клириков и мирян. Положение 1945 года и Устав 1988 года исключили «контролирующую» власть из компетенции Поместного собора, никому её не передав. Наконец, Устав 2000 года исключил из компетенции Поместного собора, кроме «контролирующей», уже «законодательную», «административную» и «судебную» власть, оставляя ему «высшую власть» в области вероучения и канонического устроения. Высшая «законодательная и судебная» власть была передана Архиерейскому собору, а «исполнительная» — патриарху и Синоду. Таким образом, это открыло путь к сосредоточению полноты церковной власти в руках архиерейской корпорации. Существенные перемены произошли и в положении церковной общины. Приходской устав 1917 года называл мирян «прихожанами» и наделил их каноническим статусом в сфере деятельности общины конкретного храма. А согласно Уставу 1988 года, для прихожан не предусмотрено никаких прав; это бесправное положение в приходе приводит к тому, что они остаются невостребованными храмовой жизнью и лишены участия в обсуждении проблем приходской жизни. Но в итоге это касается не только приходской, но и общецерковной жизни, когда миряне не имеют возможности высказывать свою позицию относительно «межхристианского диалога».
Интересен и тот факт, что в Уставе 1988 г. было отражено, что термины «Московский патриархат» и «Московская патриархия», до этого взимозаменяемые, теперь приобрели разное значение. Московская патриархия — это каноническое подразделение РПЦ, которое объединяет структуры, непосредственно руководимые патриархом, в то время, как Московский патриархат является другим официальным названием РПЦ. При этом являясь подразделением РПЦ, Московская патриархия как религиозная организация зарегистрирована в качестве юридического лица, сведения о котором внесены в Единый государственный реестр юридических лиц.
Во-вторых, в условиях новой, открытой внешней политики российского руководства окрепли позиции «экуменической партии» в Московской патриархии — сотрудников Отдела внешних церковных сношений, во главе которого в 1989 году стал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев). При нём произошли качественные изменения в структуре и деятельности ОВЦС, возросла его роль в «диалоге» с государственной властью, расширились контакты с различными политическими, общественными и прочими организациями. Спектр его ответственности был крайне широк, и он всё активнее вторгался в различные области взаимосвязи с внешним миром. В 1997 году в ОВЦС была проведена реорганизация управления по ватиканской модели, в результате которой появились Секретариат по межправославным отношениям, по взаимоотношениям Церкви и общества, наконец, по межхристианским связям, секторы зарубежных учреждений и прочее. Показательно, что именно ОВЦС организовал процесс выработки «Основ социальной концепции Русской православной церкви», за основу которого были взяты документы Католической церкви.
О серьёзной смене ориентиров, произошедшей в церковной политике ОВЦС, свидетельствовало установление крайне тёплых отношений с иудаизмом. А иудаизм уже в последние годы правления М. Горбачёва настолько укрепил свои позиции в России, что в январе 1990 года хасиды получили от главы государства разрешение провести первое в истории «иудейское богослужение» в Московском Кремле. Здесь присутствовали главные раввины Англии, Румынии и другие участники прошедшего накануне международного форума в защиту природы, а воглавил его главный раввин нью-йоркской синагоги «Парк Ист» Артур Шнайер. При Б.Н. Ельцине влияние иудейских организаций ещё более усилилось, что ярко проявилось в том, как проходила кампания с требованием передачи хасидам рукописей библиотеки Шнеерсона из фондов Государственной библиотеки им. В.И. Ленина, организованная зятем и духовным наследником 6-го Любавического ребе Менахемом Шнеерсоном.
Под давлением тех же сил в ноябре 1991 года патриарх Алексий II, совершив первую в истории Русской церкви поездку в США, посетил нью-йоркскую синагогу, где выступил с речью перед раввинами, которая носила даже не еретический, а вероотступнический характер. В ней талмудические иудеи были названы «братьями» и было сказано: «Единение иудейства и христианства имеет реальную почву духовного и естественного родства и положительных религиозных интересов. Мы едины с иудеями, не отказываясь от христианства, не вопреки христианству, а во имя и в силу христианства, а иудеи едины с нами не вопреки иудейству, а во имя и в силу истинного иудейства. Мы потому отделены от иудеев, что мы еще «не вполне христиане», а иудеи потому отделяются от нас, что они «не вполне иудеи». Ибо полнота христианства обнимает собой и иудейство, а полнота иудейства есть христианство»[563].
Судя по всему, это был и политический ход, и суперэкуменический контакт, но если обычно подробности таких форумов не разглашаются, то тут всё было предано огласке. Как пишет Андрей Рюмин, «наиболее красноречивые выдержки из выступления были опубликованы сразу в двух газетах: 26.01.1992 в «Московских новостях» под заглавием «Ваши пророки — наши пророки» и в № 1(65) за 1992 год «Еврейской газеты» под ещё более кричащим заголовком «Мы должны быть едины с иудеями». Сам характер этих изданий явно показывает, что имела место спланированная провокация, что Патриарха «подставили». И в этой связи особенно неблаговидна роль готовивших выступление «референтов»». Молва приписывает авторство нашумевшей речи протопресвитеру Виталию Боровому, который активно работал во Всемирном совете церквей и с 1963 по 1995 год был заместителем председателя ОВЦС[564].
Последствием этого события стал отказ некоторых священников поминать патриарха, и их движение продолжалось несколько лет. Выступление патриарха было в итоге фактически дезавуировано, признано в узком кругу ошибкой и не привело к радикальным изменениям в церковной политике в отношении иудеев. Но оно показательно с точки зрения того, какими методами действовал прибиравший тогда к своим рукам власть ОВЦС и какие цели имеет продвигаемый им экуменический «диалог».
Именно ОВЦС нёс ответственность за переговоры с католиками и за то, что произошло на VII заседании смешанной комиссии по богословскому договору между католиками и православными, состоявшемся в г.