Появление Ониго в турнирном зале имело и политический смысл. Занятый своими тайными делами, он не всегда мог присутствовать на играх. Но если он не покажется на турнире памяти благодатного учителя, начнётся ропот. Как?! Золотой Луч вновь не явился? значит, плохи наши дела... Восьмая ночь после очередного приступа, слухи самые тёмные, ожидания самые тревожные — что будет? как жить?
Но Ониго Золотой Луч пришёл. До начала финального турнира он вёл светские беседы в кулуарах, похвалил подросшую дочь шефа пищепрома, отчего та зарделась, как ушко свина в бою. Но о политике, о положении дел в граде — ни слова!
— Наоси полковник, что вы скажете о жреце Шуламанге? — осмелился наконец спросить редактор службы новостей.
— Он мёртв, — небрежно ответил Ониго.
— Приходят вести, будто его смерть приписывают Духу Бесследному.
— Перешедший так близко общался с духами, что немудрено, если они вышли из повиновения и некрасиво поступили с хозяином. Духи не знают меры ни в покорности, ни в гневе. У них нет чувства юмора. Запомните, кой, — если кто-то перестал шутить и понимать шутки, то перед вами не оригинал, а двойник.
Пойми Луча Золотого, когда он посмеивается, а когда говорит в лоб сущую правду. Лица-то он не меняет, лишь слабо вздрагивает родовая метка на радужке тёмно-жёлтого глаза — бронзово-чёрный лучик, расширяющийся от зрачка к белку.
— Скажу одно — пока не восстановят пятерицу чёрных, их общее слово не раздастся. А обряд избрания долог...
Сегодня же побежит крик по Эрке: « Полковник Золотой Луч сказал на турнире — приступов долго не будет! их не будет! не будет!!» Снова заглянет радость в град, измученный страхом. Таков Луч — одним светит, других сжигает.
Лучик метнулся к виску — Ониго увидел кого-то поодаль.
«О радуга, главарь всех Небеков приближается!.. Этот не с добром идёт. Уклонимся от встречи».
— Идёмте в зал. Пора испить составного перед играми.
Ониго следил за тем, как Тоха — воля его крепка! — наскакивал на Квина, занявшего уже вторую ступень Горы. Бились на сомкнутых резцах, как истые воители, обозначая, но не нанося укусы. Квину надо занять верх и выдержать восемь наскоков, тогда он — Царь. Тоха напирает.
Во внутреннем кармане жилета лежала греющая грудь депеша. Всего лишь бумажка, а сколько в ней огня! Подпали ты её зажигалкой — пламя пробежит, один пепел останется, а слова, строки хранят иной, превосходящий пыл — пламень бессильной злобы.
«Ты, ведьмин внук с обеих рук, шаманский ошмёток, криворылого жреца-хромца последыш! Мы твой глаз-порчу вырежем. Число сравняется — и на тебя прочтут такое слово, которого твои колдушки-бабушки не ведали. Лучше сам задавись, легче будет. А твой гнилой дух кладезь не примет. Выть тебе на холмах от зимы до зимы вечно. В каждом кроле на костре тебя охотники живьём зажарят. Будешь кролихой колючки глодать, кролят рожать. За Шуламангу тебе месть случится».
«Без подписи. Стыдно подписывать. Майлер забит тем же — пишут, изощряются. Бесятся, клянутся и кровью скрепляют, а сделать ничего не могут. Хотя нет — могут. Взорвать бомбу на рынке, среди детишек и домохозяек. Я сочту убитых, внесу в список. Когда придёт Наша Ночь, зачитаю его штурмовым командам. Приказ не нужен, сами знают — без жалости, всех, кто выше колена. С гангреной не дискутируют, её ампутируют».
Сердце ныло. Как там Дух? Нашёл ли с Экспертом то что искал? Пришёл сигнал об исполнении заказа Авы, теперь надо перевезти покупку на Иссу.
«Если Квин выстоит восемь наскоков, они вернутся с победой», — загадал Ониго.
Справа — от луча подальше — подсел сам Эрке Небек-старший с початой чашечкой составного. Добрался-таки, подкрался.
— Моё почтение вам, наоси полковник. — Голос вежливейший и тишайший. — Соизволите ли побеседовать?
Попробуй не соизволь. Судостроители покрывают выплатами три шестнадцатых градских расходов.
— Очень неприятная история, наоси. Альтиец Фортунат Кермак намеревался купить у нас люгер, но в дело вмешался ваш Pax Пятипалый. Он, Pax, внушил моему менеджеру, что клиент ненадёжен, а сам сманил альтийца к вам на службу. Теперь их обоих не сыскать, а у нас между тем стоят пять непроданных космолётов на общую сумму...
— Они в командировке.
— Как же так? нам в покупатели альтиец не годится, а вам — ничего, сойдёт, вы ему доверяете. Наоси, так поступать нехорошо. Я обращусь в градский совет с жалобой.
Квин отбил шестой наскок. Он уставал, а Тоху держала в тонусе бойцовская злость. «Держись, Квин!» — подбадривал Ониго.
— Мотаси Небек, если альтиец вернётся, я лично гарантирую вам сделку.
Седьмой наскок. У Квина задние ножки соскользнули с верха пирамиды. Ониго сдержался, чтобы не закрыть ладонью правый глаз и не нацелить луч на бойцов. Если это увидят (а это увидят), схватку признают недействительной.
— Ваше слово, наоси, надёжнее любого векселя. А не могли бы вы, помимо этого, выдать от совета гарантийное письмо с обязательством выкупить люгер, который — радуга над нами! — не был продан из-за того, что...
— Я спрошу у предсовета на ближайшем заседании.
Восьмой. Ониго закрыл глаза, чтобы даже взглядом не вмешаться.
Открыл.
Квин победно стоял на вершине Горы всеми четырьмя ножками.
Блок 13
— Эксперт, не оглядывайся. Слушай меня. За тобой следят. — Радиоголос Раха звучал отрывистыми, рублеными фразами. — Веди себя естественно.
— Где ты? — спросил Форт, насторожившись. Он немедленно включил круговое сканирование и дополнил его опознанием с учётом прихода-присутствия-ухода лиц в поле видимости. Если кто-то держится на хвосте, мозг скоро их вычислит. Они не могут сменяться слишком часто.
— Я рядом.
— Зачем ты за мной увязался?
— Я беспокоюсь о тебе. Иногда проверяю, всё ли благополучно. Как видишь, не зря. Филёров двое. Оба с лобиками, держат связь. Где ты мог подцепить их?.. и когда они увязались за тобой?
— После сыщика Гвоздей до меня никто не доматывался.
— Это не Гвозди. Те одеваются лучше. Даже не городские; они из краевых отсёлков. Ты не наследил где-нибудь на окраине? Хотя — не отвечай. Надо уходить. Ты на крючке — значит, дольше нам оставаться нельзя. Запоминай маршрут отхода...
В начале минувшей девятнадцатой ночи Лу Дархана, Четвёртого преосвященного жреца, нашли в надёжно охраняемых покоях висящим на обвитом вокруг шеи проводе. Аламбук затопила слепящая и возбуждающая смесь жути, глухого недоверия и воинственности. «Задушен с большой силой, а затем подвешен», — заключили Намандарга, Багали Полтора Уха и другие тонко сведущие в убийствах спецы; вслед за этим жителей обуяло беснование.
Насилие случалось всё чаще, всюду звучали брань и проклятия, а вместе с ними раздавались плач и причитания. Погибли двое из пяти, живой Звездой опечатавших кладезь! Третий медлит возвращаться в Аламбук, а оставшиеся жрецы неусыпно молятся о Чёрном городе и, по слухам, начали изнемогать. Дух Бесследный блуждал по коридорам и норам, проходя через камень; многие слышали его шаги, а иных он касался во сне. Об этом судачили на перекрёстках.
— Рука — холодная-прехолодная!
— В лицо подует — и у дитёнка чахотка!
— Не дует! он, наоборот, в себя вбирает. Ты — ах! ах! — да поздно, всё из тебя выпито, грудь как герметиком забита, цельнокаменная. Одного мальца взрезали — внутри нет ничего, ни дырочки, сплошь литой камень.
— Язык омой, болтаешь без ума! не смей говорить мне «ты» да «из тебя»!
— Кто же дал докторишке мальца взрезать? как смогли, каменного-то?
— Известно, как — камнерезной пилой! Ножом-то чирк, а нож не взял!
В разгар первой половины ночи коридоры были полны людей. Аламбукские дамы в длиннющих многослойных юбках, прикрыв лица накинутыми на головы газовыми шалями, кокетливо держали их кружевные края зажатыми в зубах; удальцы в кожаной одежде со шнуровками, мужики в куртках и их бабы в широких портках; по-своему наряженные иномиряне, от рабов в дрянной разномастной одёжке до богатых гостей. Вчерашнее кипение стихало, понемногу возвращаясь в русло обычной толчеи, но порой то тут, то там возникали гвалт и неразбериха.
— Эксперт, иди. Ни на что не обращай внимания.
Под ногами по полу застучали, раскатились монеты, Возник плотный водоворот прохожих, поспешивших расхватать потерянное ротозеем. Возмущённые крики, кто-то взвизгнул, застонал. Вдруг людской сгусток поспешно раздался, испуганно завопила женщина — один из оказавшихся в толкучке оседал на пол, расширив глаза и прижав ладонь к груди. Упав на колени, он стал валиться вбок и едва успел опереться на руку, выронившую мобик. Его лицо заливала мертвенная бледность.
— Дуке... — просипел он подскочившему парню. — Скажи...
И распластался на полу. Рука сползла с груди, открыв намокшую кровью рубашку. Оставив дружка, парень стал нажимать на панель мобика, но телефон вместо сигналов издавал какой-то хрип. Многие одновременно с ним заметили отказ мобиков.
Панически озираясь, парень вскочил и понёсся прочь. Столбняк, напавший на толпу, разорвался сильным, но невнятным шумом голосов. Лопнула, разлетевшись кусками пластика, одна лампа, другая. Темнота бежала по коридору, настигая парня, опередила его...
Он вильнул, встал спиной к стене, держа наготове нож, а мимо топала, дышала, гомонила, толкалась и спотыкалась толпа, перемешиваясь встречными потоками. Он различал людей как силуэты, расплывчато-чёрные на тёмно-сером. Второй рукой пробовал оживить мобик. Перед парнем мелькнула высокая сгорбленная фигура, что-то тупо щёлкнуло, как молотом ударило в лоб, — и всё скрыл водопад смертной тьмы.
— Они потеряли тебя. Пока не спохватилось сменное звено — уходи, как я сказал. Сломай и выкинь свой транспондер.
— Йо, ведущая пара замолкла. Не отвечают! Мы пошли навстречу. Север, восток, подтянулись к нам бегом!
— Дука, ведомый оторвался. Отход перекрыт. Сжимаем район потери.