КАК обращаются с заложниками чеченцы. Тем паче, если заложники – молодые красивые женщины!
Нохча, помнится, сказал – очередная отправка «товара» послезавтра. Следовательно, бункер уже забит под завязку. Отправляют, как пить дать, ночью или поздним вечером в грузовых фургонах. Погрузка начнется с наступлением темноты, непосредственно перед отправкой. Тогда же к «Юноне» стянутся дополнительные боевики работорговцев. Но я не стану дожидаться их появления и нападу значительно раньше. А именно – завтра, незадолго до рассвета, от четырех до шести утра. В так называемую «собачью вахту», когда самые бдительные часовые начинают клевать носами.
Итак, главная цель определена, но… в настоящий момент на часах всего 15.30. Спать не хочется, ни малейшей усталости в теле не ощущается. (Успел отлично отдохнуть от утренних приключений на теть-Дусином диване…) Съездить к «Юноне» на рекогносцировку?! Оно бы очень даже не помешало, но… Во-первых, в Н-ске до сих пор свирепствует «Вихрь-антитеррор» и подутихнет он, даст бог, лишь ближе к ночи. Конечно, ловят не русака на скромной «Ниве», а лиц кавказской национальности на навороченных джипах. Однако чем черт не шутит?! Вдруг у кого-то из горе-свидетелей внезапно наступит просветление в мозгах?! Или еще чего… Нет, в город пока соваться не стоит. Пускай страсти более-менее улягутся. Во-вторых, южную окраину Н-ска я знаю почти как свои пять пальцев. Полтора года прожил там с очередной кандидаткой в жены. Мимо злополучной «Юноны» неоднократно проходил и проезжал, и соответственно разыскивать ее впопыхах мне не придется.
Так что же?! День напролет «плевать в потолок»?! Гм! Может, кто-то и любит подобное времяпрепровождение, но только не я! Тем более, помимо чеченов, в деле активно фигурируют хомутовские цыгане– наркоторговцы, с которыми я не успел выяснить до конца некоторые вопросы. А Хомутовка, по стечению обстоятельств, находится на том же шоссе, что и Лебедянск. Ехать до нее отсюда менее десяти километров. До вечера как раз обернусь туда-обратно. Если случайно не убьют.
Приняв решение, я поднялся с дивана, должным образом снарядился, вышел из дома, уселся в машину, завел мотор и двинулся по направлению к шоссе…
В саму Хомутовку я заезжать не стал, а, проехав примерно на километр дальше по шоссе, поставил «Ниву» возле обочины и зашагал прямиком через лес. Параллельно тому маршруту, каким выбирался отсюда вчера утром. К цыганским особнякам я решил подобраться окольным путем, не спеша вникнуть в обстановку, захватить «языка»-мужчину, уволочь голубчика в укромное местечко, ну а дальше сами понимаете! Я был одет в свободные брюки и кожаную куртку. На ногах – кроссовки на ребристой подошве. А упомянутое выше снаряжение состояло из бронежилета под рубашкой, конфискованного у чеченов «cтечкина» с глушителем, запасного магазина к нему, моего собственного «макарова-особого» и десантного ножа, на сей раз закрепленного под курткой, между лопаток. В карманах у меня лежали: паспорт на имя Лемешева, водительские права, диктофон, наручники без ключа, коробочка с ампулами пентонала и шприц.
Последние три предмета предназначались будущему «языку». Укол в вену, и «чавэлла» запоет соловьем. Без всяких пыток!
В лесу пахло прелью. Под ногами расстилался влажноватый разноцветный ковер из опавших листьев. Иногда на пути попадались неглубокие канавки, заполненные дождевой водой. Над ними кружилась какая-то шальная мошкара, не пожелавшая отдать концы ввиду наступления осени. Дышалось легко. Прозрачный, не испорченный городскими миазмами воздух немного кружил голову. Внезапно лесную тишину разорвал дикий женский вопль. Вздрогнув от неожиданности, я инстинктивно поспешил на звук (спасать попавшую в беду даму), но вдруг замер, как вкопанный, привел оружие в боевую готовность и начал бесшумно красться, стараясь не выходить из густой тени деревьев, по счастью, еще сохранивших большую часть листвы. Дело в том, что я узнал место! Именно здесь, неподалеку, я припрятал вчера троих убитых цыган, и сейчас, надо полагать, их обнаружили родственники. Вопль между тем перешел в отчаянные рыдания, сопровождаемые слезными выкриками.
Осторожно выглянув из-за толстой вековой сосны, я увидел следующую картину: на дороге стояли черный джип и микроавтобус «Шевроле». Трупы были уже освобождены от валежника. Возле них угрюмо сгрудились шестеро вооруженных автоматами мужчин, а над телом Дофуни билась в истерике молодая красавица цыганка, лет двадцати с небольшим.
– На кого же ты меня поки-и-и-нул?! – безжалостно дергая себя за роскошные смоляные волосы, надрывалась она. – Как я теперь без тебя?!! Дофуне-е-ечка!!! Сокол ты мой ясный!!! Любовь единственная!!!
Признаюсь честно, в тот момент мне стало здорово не по себе! Да, конечно, покойный наркоторговец Дофуня вполне заслужил свою участь и в придачу собирался меня прикончить, подвергнув предварительно изощренным пыткам. Но… для этой прелестной женщины он являлся отнюдь не злодеем, а центром мироздания. Возможно, отцом ее детей. Я же ему пулю в сердце и бросил в лесу, как падаль… Жестокая штука жизнь! И работа у меня жестокая!!!
– Прекращай, Земфира, – по прошествии минуты сказал старший из мужчин – кряжистый, лет пятидесяти, с широкими серебряными прядями в окладистой бороде. – Пора забирать тела. Дома поплачешь!
Женщина послушно замолчала и бросила короткий, недобрый взгляд, как мне показалось, прямо в мою сторону. Неужто засекла?! Я аккуратно поднял «сечкин». Цыгане стояли кучно, не таясь, и в данный момент можно было срезать всех их одной длинной очередью. Если женщина поднимет тревогу… Но нет! Земфира утерла глаза, понурила голову и, шатаясь, побрела к машинам, а мужчины бережно подняли покойников. По двое каждого. Более удобного момента для нападения нельзя было даже представить! Руки у мужиков заняты, автоматы болтаются за спинами, внимание отвлечено. Прицельным огнем укладываю пятерых, шестого захватываю в плен, связываю цыганку и сматываюсь вместе с «языком» на одном из автомобилей. Однако… Ничего подобного я тогда не предпринял. Рука не поднялась! Перед мысленным взором неотступно маячило искаженное горем лицо Земфиры, а в ушах продолжали звучать ее крики: «До-фу-нечка!!! Сокол ты мой ясный!!! Любовь единственная!!!»
Короче, пока убитых бережно укладывали в микроавтобус, я так и простоял неподвижно за сосной. Словно в транс впал! Потом траурный кортеж медленно двинулся в сторону поселка. Постояв еще с минуту, я встряхнул головой, стиснул зубы и с тяжелым сердцем зашагал дальше к намеченной цели. Унылый и морально подавленный. С гнетущим чувством вины на душе. Но вскоре мое настроение кардинальным образом переменилось! Шагов через сто я вдруг споткнулся о какой-то мягкий предмет и едва не упал. На красно-желтом лиственном ковре лежал труп худого подростка лет пятнадцати, в потрепанных джинсах, грязной кофте с закатанными рукавами и с посинелым от удушья лицом. Налитые кровью глаза мальчишки буквально вылезли из орбит. Вокруг рта скопилась белесая пена. Валяющийся рядом использованный шприц, а также сплошь исколотые вены красноречиво свидетельствовали о причине смерти – передозировк[9] Вероятно, парень приехал к цыганам за наркотой, затарился, на обратном пути ширнулся и… умер мучительной смертью!
– Подлые твари! – прошипел я. – Вот за счет чего вы особняки понастроили, да на иномарках разъезжаете! Вурдалаки грязные! Мочить вас, на хрен, осиновыми кольями[10]
Мое недавнее сочувствие к личной трагедии красавицы Земфиры как ветром сдуло.
«Дофунечка!!! Сокол ясный!!!»… Ага! А скольких вот таких сопляков он и его родичи угробили своим поганым зельем?! Сколько отцов и матерей теперь слезы льют? Какая часть нашего подрастающего поколения загублена на корню?! И ведь ты, Земфира, прекрасно знаешь, ЧЕМ промышлял при жизни твой ненаглядный, КАК вашим цыганятам на «хлебушек» зарабатывал! Но тебе плевать. Ты считаешь, что деньги не пахнут. Ух, сука драная!!! Ведьма чертова!!! Я же разлимонился от твоих причитаний, как последний лопух, и упустил замечательную возможность быстро, без проблем выполнить задание. Проклятая сентиментальность!
Позади хрустнула ветка. Я резко развернулся со «стечкиным» на изготовку и тут же, зло сплюнув, опустил пистолет. Через лес, по направлению к злополучному «табору» целеустремленно плелись двое зомбиобразных наркоманов, с пустыми стеклянными глазами, с бледными испитыми лицами. Парень и девушка. Ни на меня, ни на мертвеца со шприцем они не обратили ни малейшего внимания…
ГЛАВА 7
Для скрытного наблюдения я занял позицию в кустах, на невысоком холмике с тыльной, примыкающей к лесу стороны цыганской усадьбы. Чуть левее маленькой калитки в заборе, к которой косяками тянулись приезжие наркоманы и через которую они получали героиновые «чеки». В обмен на деньги и ювелирные изделия из драгоценных металлов. Другого вида плату (вроде видеотехники, разного рода вещей и т. д.) цыгане принимать отказывались. Невзирая на доносившийся с усадьбы хоровой женский плач (я бы сказал немного театральный), торговля шла бойко. Заправляла ею пожилая цыганка в черном траурном платье, но вместе с тем увешанная украшениями, как новогодняя елка. Рядом постоянно торчал здоровенный мужик с разбойничьей мордой (силовое прикрытие на случай, если клиенты начнут качать права). А поводов для этого, между прочим, хватало с избытком! Ветер дул в мою сторону, я достаточно отчетливо слышал разговоры у калитки и быстро убедился – наркодельцы безжалостно обдирают рабов иглы, когда те вместо наличных расплачиваются драгоценностями. Так, за золотой перстень с крупным бриллиантом ценой не менее десяти тысяч долларов тетка Софья (так звали торговку) давала пять «чеков», а за массивное обручальное кольцо – всего один. Наркоманы вяло протестовали, но, как правило, на обострение не шли, затравленно поглядывая на наглую харю и мощные ручищи охранника. Куда исколотым доходягам с таким буйволом тягаться?! Только однажды высокий, довольно крепкий парень (видимо, из новеньких), принесший на обмен толстую золотую цепь, жутко возмутился грабительскими расценками, обозвал тетку Софью «поганой кровопийцей» и сию же секунду подвергся жестокому избиению. Цыган-вышибала вдребезги расквасил ему лицо, врезал ногой в промежность, повалил на землю и долго, старательно пинал. А потом заставил на коленях вымаливать у торговки прощения. Причем на роже амбала отражалось нескрываемое, садистское наслаждение.