Пролог
Гвидо Люпус, альфа стаи Черного дома, стоял на балконе загородной виллы и смотрел на пролив. Его сыновья робко жались за спиной могущественного отца. Они ждали, когда строгий родитель завершит свои раздумья и обратит на них внимание.
— Поздравляю вас, волки, — глухим басом прорычал Гвидо, соизволив, наконец, обернуться к притихшим сыновьям. — Ангелиополис наш, а вскоре и все Серогорье окажется во власти Черной стаи. Я уже стар, а, значит, вам пора забыть о развлечениях. Охота, женщины, балы и азартные игры — все должно остаться в прошлом. Теперь, если охота, то только на врагов и конкурентов, общение с женщинами — только для продолжения рода и рождения могучих наследников.
— Не беспокойся, отец, — уверенно и пылко заговорил старший сын альфы, Эдриан. — Мы самые сильные! Оборотней других видов уже одолели, скоро и с чужими стаями разберемся. Серогорье, а потом и весь материк падут перед нашей мощью. Весь мир должен принадлежать волкам!
— Уже, считай, принадлежит, — поддакнул ему младший брат, которого звали Альберт, — осталось преодолеть пролив и…
— Забудь об этом! — гневно рявкнул на отпрыска Гвидо. — Соседний материк — не место для волков!
— Что значит «не место»? — удивленно нахмурился Эдриан. Его нервный, остроносый профиль искривился на фоне тяжелой луны.
— На той стороне наших нет. — Альфа вскинул руку. Дорогая ткань белой рубашки засеребрилась над черной водой пролива. Оборотень медленно стянул кожаную перчатку и со скрипом пошевелил пальцами, демонстрируя механический протез. — На той стороне водится зверь, битву с которым волки проиграли.
— Что за зверь?! — хором воскликнули взволнованные наследники.
— Страшный зверь.
— Это тигр или лев?
— Не тигр и не лев. Местные зовут его кикуто, куро или фиси, а оборотня, обладающего его ипостасью, кличут боудой.
— Мы волки, отец! Наши клыки быстры и остры! Неужели мы не одолеем этого боуду? — горячился Эдриан, не терпевший чужого превосходства.
— Не одолеем! Его зубы с легкостью крушат кости носорогов, а тело почти не чувствует боли. Он оставляет после себя пустоту…
— Какую еще «пустоту»?
— А вот такую… — Гвидо отстегнул от локтя протез, чтобы показать «волчатам» культю. — В молодости я был также горяч и наивен, как вы, поэтому однажды пересек пролив во главе небольшого отряда, желая отыскать новые территории для своей будущей империи. Там я и встретился с боудой… Ему хватило одного укуса, чтобы лишить меня руки. А от моих волков не осталось ни косточки, ни клочка шерсти — лишь чисто вылизанная трава…
Повисла напряженная пауза. Красная луна скрылась за тучами, погрузив мир во мрак. Из этого мрака зелеными маяками сверкнули глаза Эдриана.
— Отец, — не унимался он. — Неужели нельзя одолеть лютого зверя?
— Можно, но для этого нужно заручиться поддержкой его врагов на той стороне пролива.
— Отец, я обещаю, что заключу необходимый союз, — выкрикнул Эдриан и ударил себя кулаком в грудь. — Не будь я волк!
— Не торопись, сын, — осадил потомка альфа. — Сперва разберемся с теми, кто живет по соседству в Ангелиополисе.
— Я думал, что в столице мы разгромили всех иных оборотней?
— Нет. Осталась одна семейка. Опасная и хитрая. Сколько лет не могу отыскать их следы.
— Кто же они?
— Ловкие, изворотливые твари, что величают себя девами Мантидай!
Сделай то, чего ты больше всего
боишься, и обретешь свободу.
Роберт Тью
Часть 1. Волчий бал
В тот год в моду снова вошли фокстерьеры и колли. Дети играли с ними на газоне городского парка. Весенняя парочка, стоя в клумбе, нахально целовалась у всех на глазах. Отрешенные от мира влюбленные, смеющиеся до упада дети, звонкоголосые фокстерьеры и пушистые, словно шары сладкой ваты, колли, золотящиеся в солнечных лучах — это была идиллия, совершенная гармония счастья, утра и весны.
Ольга смотрела на парочку с завистью, потягивая из стеклянной бутылки лимонад. Капля жира, выпавшая из румяного мясного пирожка, заляпала рукав замшевой куртки, помада размазалась по щеке, а на носках новых туфелек образовались непозволительные трещины, заполненные землей.
Красота!
Ольге безумно нравились такие моменты. Моменты, когда она могла выглядеть буднично и неопрятно, есть и пить всякую гадость, почти полностью отождествляя себя с людьми.
Люди. Как же она им завидовала! И пусть Маэйра — глава их семейства — всегда посмеивалась над подобными мыслями, называя людей слабыми и никчемными, Ольга знала — вместо магии, силы, могущества, люди получили нечто гораздо большее! Нечто, что на первый взгляд кажется незначительным, а на самом деле является основой всего и вся.
Любовь!
Как жаль, что она не человек. Она бы с удовольствием поменялась местами вон с той счастливой девчонкой, что целуется, закрыв глаза, будто в первый, последний и единственный раз в жизни… Да, что она знает об этом единственном разе? Она — человеческая дева, рожденная для бесконечной любви!
А вот Ольга знает! Вернее догадывается. Ее раз всегда будет единственным для нее и последним для суженого. Такова природа. Таковы правила. Суженый — это слово не нравилось Ольге, но назвать обреченного на смерть «возлюбленным» язык вообще не поворачивался. Ей любить нельзя. Уж лучше ненавидеть. И ложиться в постель с ненавистью, чтобы потом утром встать и не пожалеть…
— Эй! Опять ты тут? — громкий требовательной голос разрушил идиллию.
Ольга вздрогнула, чуть не выронила пирог. Перед ней стояла Кристина. Ох, уж эта Кристина! Дерзкая, грубая, своевольная, она была флагманом наступающей моды на эмансипе — носила короткие волосы и одевалась, как девушка с завода паровых машин. Платье слишком короткое — чуть ниже колен — открывает высокие сапоги из грубой кожи, на них шнуровка до голени. Эти жуткие сапоги вызывали ярость у консервативной главы семейства, но Крис — та еще упрямица — стойко сносила все претензии и ругань.
— Напугала, — успокоившись, Ольга вновь принялась жевать, желая скорее прикончить лакомство.
— Ты думала, это Маэйра за тобой следит?
Кристина расхохоталась раскатисто, по-мужски, резким движением поправила сбившуюся набок кожаную шляпу — маленький черный цилиндр с золотой лентой и брошью в виде шестеренки… А ведь в присутствии Маэйры она всегда вела себя иначе — старалась унять природную грубость, спрятав ее под маской серьезности. И обычно это у нее не получалось.
— Нет. Она не следит, — Ольга спешно допила лимонад и аккуратно положила бутылку в чугунную урну с узорами в виде винограда. — Она знает, что я хожу в парк, и в подробности не вникает. Думает, наверное, что ищу партнера.
— Не партнера, а суженого, — с усмешкой поправила ее Кристина. — Маэйра не любит, когда кто-то в доме выражается неправильно. Кстати, она велела помочь тебе с поисками.
— Зачем?
— Затем, что ты слишком долго ищешь. Красная Луна поднимется совсем скоро, и твое предназначение будет исполнено. Вернее, должно быть исполнено. А как ты собираешься зачать судьбоносного ребенка без… суженого?
— Я сама все знаю, — мягкое, кукольное Ольгино личико вдруг сделалось жестким и злым. — Ненавижу предназначение! Не хочу его выполнять. Это все Маэйра и ее дурацкие правила!
— Тише-тише, — Кристина заговорщицки улыбнулась, приставила палец к губам. — Не кричи так.
На них смотрели. Наверное, приняли за парочку конфликтующих барышень. А что может быть интереснее ссорящихся барышень? Вдруг подерутся: будут пищать, щипаться и выдирать друг у дружки волосы! Сейчас нравы сильно упали — бывает и такое. Сочный корм для желтых газет.
Но барышни не дрались, и наблюдатели сразу потеряли к ним интерес. Фокстерьеры и колли вновь понеслись по площадке за розовым мячом.
— А ты не повторяй мне в сотый раз про предназначение. Я жалею, что во всем доме Мантидай я одна оказалась столь невезучей…
— Глупая, — Кристина улыбнулась. В этой улыбке скрылись осуждение и легкая зависть. — У тебя самый мощный магический потенциал, а, значит, продолжать род будешь именно ты, хочется тебе того или нет.
— Не хочется. Будь моя воля, я вообще бы ушла в монастырь, — с чувством выдала Ольга, в очередной раз насмешив Кристину неуместным в столь серьезном деле максимализмом. — Мне вообще не нравятся правила, заведенные в доме Мантидай.
— Вот и поменяешь их, — в глазах Крис мелькнули озорные изумрудные искры. — Родишь себе доченьку, воспитаешь ее так, как считаешь нужным, а потом она станет главой и изменит неугодные порядки Маэйры. Элементарный расчет.
Она снова зашлась зычным смехом.
— Ничего веселого, — вспылила Ольга, — для тебя это шутки, Крис, а для меня — серьезные вещи. Ну, как… как ты представляешь себе мою первую ночь? Вот я представить не могу! Буду я… будет какой-то парень… А какой, Крис? Хороший, красивый, любимый? Нет! Мне подумать страшно, ведь после ночи любви и страсти я должна буду убить его! Даже случайного, незаметного, первого и последнего встречного — не могу. Жалко! Страшно…
— Так пусть он будет врагом, ур-р? — кровожадно мурлыкнула Кристина, а потом утвердительно добавила. — А он и будет врагом. 99 процентов даю. Здесь, в Ангелиополисе, из чужих оборотней только волки, а с волками мы не дружим. Так что не печалься, сестренка. Волка не жалко. Волки заслужили смерть.
Собеседница ухмыльнулась, довольная собственной находчивостью. Ольгу это окончательно вывело из себя. Разозлило до алых пятен на шее и щеках.
— Да о чем ты вообще, Крис! Понимаешь хоть, что советуешь? По-твоему я должна лечь в постель с ненавистным врагом? Должна быть нежной с ним, целовать, ласкать, отдаваться ему.
— Да, — невозмутимо кивнула Кристина, — зато потом, когда он сделает свое дело, ты отыграешься.
— Слушать не хочу…
Солнце как будто сразу потускнело, в детском смехе и собачьем лае вместо первозданной радости стала сквозить издевка.
— А ты не слушай. Давай лучше делом займемся, — расстегнув высокий ворот модного платья, Кристина вытянула оттуда цепочку с парой круглых кулонов. Один, с рисунком мистической звезды,