Молодой человек почесал затылок:
— Дорого — недорого… Нам бы пока всего-то пару мешков. Ладно, подумаю.
— Иван Палыч! А и чайку? С дороги-то, — предложила Аглая. — Поди, устамши да и не кушамши.
— Отчего ж? — усаживаясь за стол, Иван Палыч усмехнулся. — На вокзале, в буфете выкушали чаю с баранками.
— Тю! Какие у них там баранки? — поставив на печку чайник, презрительно бросила санитарка. — А про чай — и говорить нечего! Нешто на вокзалах-то хорошего чаю дадут? А у меня от — калитки! Вкусные, с просом.
— Калитки — это хорошо! — доктор потер руки. — Да и чаек… Ну, Аглая, рассказывай — какие на селе нынче новости?
— Да какие новости? — девушка махнула рукой. — Субботин, сатанище, опять напился пьян, да в трактире дебош устроил! Приезжего офеню побил. Хотели уж за урядником посылать, да Сильвестр Петрович утихомирил.
— Сильвестр Петрович, говоришь? Ну-ну…
— Еще Митька-трактирщик… ну, половой, на охоте рябчиков запромыслил, и двух зайцев еще! Ходил, хвастал всем.
— Милое дело!
— В Рябиновке, сказал, вчера троих на погост отвезли. Все тиф!
— Жаль… — Иван Палыч посмурнел лицом. — Предупреждали же всех, чтоб кипятили воду… Ничего! Даст Бог, будет вакцина… А вкусный чаек! И калитки…
— Так мука-то казенная, с лавки! Ох, Иван Палыч, как с жалованьем-то хорошо. Век вам благодарны будем.
— Пустое… — отмахнулся врач.
Чай он пил по-городскому — из граненого, в подстаканнике, стакана. Так и не научился по-деревенски, из блюдца. А ведь пытался, в шутку — но, пытался! Растопыривал пальцы, удерживая блюдце с чаем… Не получалось! Все на себя проливал. А вот Аглая — как ловко! Надует щеки — едва веснушки не выскочат — подует, и — в прихлебку, с шумом. Как говорили — сёрбает. Впрочем, доктора сие ничуть не раздражало, скорей — забавляло.
— Так ты сказал, Андрюшка дрова наколол?
— Ну да… Какой-то смурной он нынче. Сурьезный.
— А как думаешь, можно его в лабораторию к дежурству привлечь?
— Конечно, можно! — не раздумывая, отозвалась санитарка. — А чего же нельзя? Голова у него умная.
— А кого еще?
— Глафиру можно. Она девка ловкая.
Глафиру да, можно… А вот Андрея? Можно ли ему доверять? Нужно! Иначе сам себя уважать не будет.
Что ж, пусть так и будет. И пока людей хватит.
— Иван Палыч… К Анне Львовне, небось, вечерком пойдете?
— Ну-у… скорее всего.
Артем уже давно не стеснялся. В деревне ведь ничего ни от кого не скроешь! Даже в таком большом селе, как Зарное. Все знали, что он захаживает к учительнице. А кто не знал, тот догадывался. И никто не осуждал — дело молодое! Тем более, оба не деревенские — антилегенты!
Отношения с Анной Львовной у Артема очень даже складывались. Правда, с поправкой на местные условия… ну, и на начало двадцатого века. Среди тогдашней молодежи как-то было не принято форсировать события и при первой же возможности тащить девчонок в постель. Кому уж было слишком невтерпеж — для тех публичные дома имелись и девушки с желтыми билетами. Все вполне респектабельно и легально.
Иван Палыч и Анна Львовна на людях ничего лишнего себе не позволяли, общались по-дружески, на «вы», и даже, оставаясь наедине, на «ты» переходили лишь изредка — когда дело доходило до поцелуев.
Вот и этим вечером молодые люди встретились так, мельком. Учительница выглядела усталой — принимала сегодня комиссию из уезда. Все прошло хорошо, но, да — устала, вымоталась, но, больше от нервов.
— А знаете, Иван Палыч… Мне обещали жалованье прибавить! Сам Кореванов обещал, Федор Ильич.
— Кореванов? А кто это?
— Инспектор народных училищ.
— Так это ж хорошо! Рад за тебя… ой… за вас, Анна Львовна! Отдыхайте… а мне уже, увы, пора. Надо в церковь успеть, к вечерне.
— В церковь? — девушка неподдельно удивилась. — Вот уж не замечал, что вы такой истовый верующий. Только не обижайтесь…
— Пустое! Все же надо зайти… Священник там такой… Фотографией занимается представляешь?
— Это новый-то батюшка? — допив кофе, учительница поставила чашечку и улыбнулась. — А еще он на велосипеде ездит! Я вчера видела.
— Зимой — на велосипеде? Я бы поостерегся. Как врач говорю! Чуть что — вот вам и перелом!
— Ну… вы же на мотоциклете ездите!
— А тут не надо сравнивать! — рассмеялся гость. — У моего «Дукса» шины с зацепами, да еще лыжи можно по бокам привинтить. Уж никаким боком не свалишься! Эх, починить бы скорее… Спасибо за кофе, милая Анна Львовна!
В церковь, конечно, зайти надо бы было. Но, не сейчас, а лучше бы в воскресенье. Вот, вдвоем с Анной Львовной и выбрались бы. Учительница свое православие не выпячивала — среди революционеров не модно — но, крестик носила и полным агностиком не была.
В воскресенье, да…
Заодно напомнить батюшке Николаю, чтоб еще раз поговорил с Матреной…
Звякнул колокол. В храм потянулись люди. Не так и много, да…
Пройдя мимо церкви, молодой человек повернул налево, вышел на безлюдную улицу и зашагал к нужном дому. Все же Зарное было большое село, и центр его — в отличие от всего прочего — выглядел вполне благоустроено. Имелись даже дощатые тротуары и керосиновые фонари. Два — у церкви, один — над трактиром и еще один — прямо напротив лабазов. Лабазный-то фонарь как раз и освещал улицу. Пусть и немного, но и это было уже хорошо, вечерок-то нынче выдался пасмурным — ни луны, ни звезд.
Это хорошо, что безлюдно кругом, тихо. Только собаки лают по окраинам…
— Из-за о-о-острова на стежень… Н-на простор речной ва-аа-лны… — какой-то вывалившийся из дверей трактира субъект затянул пьяным голосом популярную песню из репертуара Федора Шаляпина.
На песню эту, как рассказывала Аннушка, была даже снята фильмА, или, если по-современному — видеоклип. Правда — без звука. «Понизовая вольница» называлась. Кстати! Надо бы свезти Анну Львовну в город, в кино! Синематограф там, вроде, имелся. А в комнате учительницы, рядом с фотографией Юрия Морфесси, еще появился и Макс Линдер, знаменитый французский актер.
Завидев знакомый дом, доктор забарабанил в ворота. За глухими заборами, и слева, и справа, загремели цепями псы, залаяли остервенело. А вот у пристава, судя по всему, пока что собаки не было. Верно, не успел завести.
— А, господин доктор! — спустившись во двор, Лаврентьев отворил калитку. — Ждем-с, ждем-с…
И видно было, что ждали! У жарко натопленной печки уже закипал самовар, на столе стояла бутылка «белой» (высшей очистки) «казенки», нарезанное розовым пластиками сало, сыр со слезой, селедка, полкаравая ржаного хлебушка и какие-то консервы в жестяных банках. Сидевший за столом Гробовский выглядел совсем по-домашнему — в расстегнутой на груди рубахе, с подтяжками.
— Заодно, Иван, и поужинаем. Сейчас и картошка поспеет.
За ужином текущую ситуацию и обсудили.
— Говорю же, Сильвестр не прост, очень не прост, — намахнув стопку, повторил Алексей Николаевич. — И промахнуться нам с ним нельзя ни в коем случае. А, значит, что?
— Первым делом — глубокая разведка! — пристав прихлопу ладонью по столу. — Тщательная, и тайная… Еще хорошо б своих людей к нему приставить. Только вот, где их взять? Я здесь человек новый…
Пристав искоса посмотрел на Гробовского.
— Есть у меня люди, — не стал отрицать тот. — И филеры, и стукачи…
— А в чем разница? — Иван Палыч отодвинул стопку. — Все, больше не буду. Завтра с утра — прием.
— Разница, судари мои, большая! Филеры — агенты наружного наблюдения, а стукачи — вспомогательные агенты. Работа у всех разная… Но, господа мои… — поручик постучал по столу вилкой. — Все они — в городе. Здесь с них — какой толк?
— Да уж, — согласился становой. — В деревне новый человек издалека заметен. Вот бы из местных кого…
Иван Палыч вдруг вспомнил об Андрюшке… Но, решил пока о нем не говорить, а если использовать — то только сам. Вообще же, маловат еще парень для таких дел!
— Местных… — закусив селедкой, протянул Алексей Николаевич. — Половой вряд ли подойдет. Наверняка, Сильвестром прикормлен. Или даже в доле… Черт! А ведь есть у меня один такой… Из соседней деревни…
Доктор хмыкнул:
— Уж не Гвоздиков ли Яким?
— Х-а! — всплеснул руками Гробовский. — Так и знал, что где-то да провалится. Однако, и этот в городе сейчас… Ничего, вызовем! Что так смотришь, Иван? Гвоздикову не доверяешь. Так и я ему на доверяю. Но, использовать будем. Втемную! Мол, дошла информация — в Зарном скоро поятся дезертиры. Под видом коробейников, всяких там офеней… Так пусть Гвоздиков в трактире станет своим — и обо всех подозрительных типах докладывает. Не о Сильвестре, не-ет! О Сильвестре мы его как бы невзначай выспросим… Только сдается мне — никакой он не Сильвестр! Больно уж приметное имечко. Хотя, всякое может быть… Запрос я отправил… Ну, еще по одной? На ход ноги, Иван Палыч?
— Сожалею, господа, но…
— Да, справку я тебе написал, по всей форме, — агент вдруг улыбнулся. — Отвезешь своим ревизорам. Когда у тебя срок?
— Так прошел уж!
— Ничего, нашу службу они уважают. Только надо быстрей отвезти — мало ли.
В город молодой человек помчал сразу же после утреннего обхода, благо на прием нынче никто не пришел.
Увидев справку, у ревизоров глаза на лоб вылезли.
— Нет, вы видели, Силантий Прокофьевич?
— «Отделение по охранению общественной безопасности и порядка… Поручик А. Н. Гробовский»!
— По все форме! Уважаемый человек писал… Ну, что же, господин Петров, — по лошадиному передернув плечом, развел руками Петр Фомич Лядов, старший ревизор. — Мы тоже все напишем. И направим в Управу. Преступных деяний за вами нет… Но, за халатность выговор получить готовьтесь!
Эх-ма — выговор!
Иван Палыч птицей спустился с лестницы:
— Извозчик! Извозчик! Э-эй!
У складов товарищества «Нобель и Ко» доктор, к своему удивлению, увидел целых два мотоцикла. Такие же, фирмы «Дукс», только с виду помощнее, а один даже с коляской.