Гробовский фыркнул, отмахнулся.
— Что там делать, Иван Палыч, дома? Ни котенка, ни ребенка. Пустая комната. Да и бессонница замучила, глаз не сомкну. Лежу, думаю — Сильвестр, морфин, Воронов… Лучше тут, с тобой, дело толковать. Вдвоем все веселей. Садись, потолкуем, как гада прижать. Я вот и чайничек поставил — ты уж не ругайся, что хозяйничаю как у себя дома.
Иван Палыч сел, отхлебнул горячего чаю. Удивленно приподнял брови.
— С коньяком?
— Только чтобы кровь разогнать, Иван Палыч. И согреться. Но если не одобряешь, то я тебе обычного…
— Нет уж! — улыбнулся доктор. — Какой дали — такой и буду пить!
— Это правильно!
Некоторое время пили чай, потом Гробовский сказал:
— А что, Иван Палыч, помощница твоя домой ушла?
— Аглая что ли?
— Да, она самая. Вроде ее же сегодня смена.
— Домой отпустил ее. Мне реакцию нужно смотреть в лаборатории — высев сделал бактерий, контроль нужен. А что?
— Да, так, просто… — отмахнулся Гробовский. — Просто спросил.
— Алексей Николаич, я вот что тут подумал. Сильвестр скользкий, как угорь. Отпечатки — это конечно хорошо. И если они совпадут, то дело выгорит. А если нет? Если не получится с отпечатками? Мало ли — стерлись, размазались. А суду нужны доказательства, железные, чтоб не отвертелся. Надо поймать его за продажей морфина, с поличным, чтоб ни уезд, ни связи не спасли. Мне просто за Андрюшку тревожно. Как бы этот Сильвестр парня не угробил.
— Верно, Иван Палыч, говоришь. Поймать с поличным — это идеально. Подловить его в трактире, где он Субботину склянки толкает, или у лабаза, где спирт прячет. Но как? Нужен свидетель, а лучше — вещдок, что в суде засияет, как штык на солнце. Понимаешь?
Артём замер, глаза вдруг загорелись. Улыбнувшись, он с лёгкой хитринкой произнес:
— Вещдок, говоришь? А что, Алексей Николаич, если тайную слежку устроить и Сильвестра сфотографировать? Как тебе такой вещдок? Прямо за преступлением — с морфином, с деньгами, с Субботиным. Фотография — козырь, от неё не отвертишься, суду яснее некуда.
Гробовский вскинул брови.
— Сфотографировать? Иван Палыч, ты что, в синематографе? Где я тебе фотографа выпишу? Это ж дорогое дело — аппарат, пластинки, мастер, что не сплошает. В отделе знаешь какая очередь на них? Да мне бумаг придется заполнять столько, чтобы выписать его. И еще месяц потом ждать, — он замотал головой. — Нет, не получится.
Доктор улыбнулся шире.
— А и не нужно никого выписывать. У нас в селе свой фотограф есть! Батюшка Николай, что на велосипеде зимой носится. Он камерой балуется, снимки делает — церковь, крестины, даже Аглаю раз щёлкнул. Поговорим с ним, попросим. Думаю, не откажет. Да и мы рядом будем, в случае чего.
Гробовский задумался.
— А что? — словно пробуя на вкус эту идею, произнес он. — Будь у нас фотография, да отпечатки в придачу — тогда Сильвестру точно не отвертеться! Отличная идея, Иван Палыч! Молодец! А что, братец, давай еще по рюмочке чая за это дело?
Когда Иван Палыч вернулся со второго ночного обхода, Гробовский уже мирно спал в кресле, свернувшись калачиком. Доктор не стал его беспокоить и решил сходить в лабораторию проверить как протекает процесс вызревания.
В кладовой было душно. Температуру держали нужную — 37°C. Стол походил на алтарь — на нем, словно подношения богу врачевателей, разместились склянки, мензурки и чашки с агаром.
Прикрыв дверь, доктор зажёг спиртовку, голубое пламя дрогнуло, осветив тетрадку с расчётами.
Артём вытер руки спиртом, взял чашку с агаром, внимательно осмотрел. На питательной среде появились темные точки — уже хорошо.
— Та-ак-с… — протянул он.
И затаив дыхание, приготовил срез. Потом капнул на склянку йод, закрепил под микроскопом и, склонившись, приник к окуляру. Нахмурился. Сердце забилось быстрее.
— Что за черт?..
Никаких нужных колоний, ни единой клетки Salmonella typhi — лишь мёртвые пятна.
Доктор сменил чашку, другую, третью. Но и там ничего не было.
— Но как же так… Постой…
Он вновь осмотрел все три чашки. Пусто.
Что-то было не так — температура, раствор, концентрация. Но ведь все по расчетам! Доктор глянул на тетрадку. Может, загрязнение? Спирт плохого качества? Температура скакала?
Иван Палыч, отшатнувшись, сжал кулаки.
— Твою мать!
Вакцина, что должна была спасти Зарное, не получалась. Неужели ничего не выйдет?
Черная как могила ночь зашептала сквозняком: «Спасения нет». И словно услышав это в изоляторе застонали больные.
Глава 8
Что было делать с вакциной? Конечно, начинать все сначала. Ехать в город, купить все, и самое главное — подумать, порассуждать и, если выйдет, понять — что могло привести к неудаче? Понять — самое трудное. Вполне может быть, с первого раза и не удастся.
Озабоченный больничным делами, доктор как-то слегка позабыл о происках врагов, точнее — главного врага, Сильвестра, или кто он там был? А забывать не следовало!
Об этом не уставал напоминать Гробовский. Алексей Николаевич нынче что-то зачастил в больничку, являлся каждый день, а то и пару раз — утром и вечером. Выходит, да — взялся за безопасность Иван Палыча рьяно!
Тайно вызванный из города агент охранки (точнее сказать — «стукач») Яким Гвоздиков взялся за выполнение задания столь же рьяно, и каждый день «заседал» в трактире. Верно, и спился бы, кабы деньги большие были. Да и куратора своего парень откровенно побаивался. С поручиком они встречались в самых разных местах, так, чтобы ни о кого из деревенских не возникло и тени подозрений.
Но, пока было пусто, если не считать шайку заезжих карточных шулеров, сданных с потрохами приставу. Лаврентьев был весьма рад, и даже получил поощрение от начальства. Перепало и секретному агенту — Алексей Николаевич все же выдал ему небольшую премию. Ну, а как? Гвоздиков использовался «втёмную», выявлять и «сдавать» разного рода жуликов — и есть его прямое дело. Все это, конечно, было хорошо… но вот, о Сильвестре пока больше ничего толком не узнали. Хитрый был черт, крученый!
Что же касаемо убийства мотоциклиста, то пристав поручил это дело своему помощнику, уряднику Прохору Денькову, молодому — лет двадцати — парню, недавно списанному с Западного фронта под командованием генерала Эверта по причине ранения. Насколько понимал Иван Палыч — осколок сильно повреди суставы и связки левой ноги, Прохор сильно хромал, подволакивал ногу, и в здешних условиях ничего с этим поделать было нельзя. Хорошо, хоть еще нога осталась! Зато в седле урядник держался отлично, еще бы — из казаков! Да и вообще, парень видный, горячий — чубатый брюнет с усиками. Красивый, как с фронтовой открытки! Квартировал он у одной вдовушки в Заречье, владел гнедым красавцем-конём Арнольдом и шашкой. В следственно-розыскном деле, само собой, пока что ни черта не смыслил, однако, энергию имел завидную. Не мешала и хромота… Хоть такой помощник, и то хорошо. Лаврентьев учил его, как мог, и Алексей Николаевич кое-что подсказывал.
Алексей Николаевич…
В этот раз поручик заглянул в больничку днем, ближе к обеду — доктор как раз заполнял журнал.
Вошел, поздоровался.
— Ну, как Иван Палыч? Спокойно все?
— Да какое там! — раздраженно отмахнулся врач. — С вакциной-то… Сами знаете…
— Ну да, ну да… А что-то я Аглаю не вижу?
— Так теперь к вечеру только придет. На ночное дежурство.
— К вечеру… так-так… Ну, я это… пойду… Да! — уже поднявшись на ноги, Алексей Николаевич оглянулся и понизил голос. — Помните, насчет Сильвестра? Мы еще священника хотели привлечь… с фотоаппаратом. Где бы его лучше повстречать? Ну, чтобы без лишних ушей? В церкви-то, знаете, и дьячок, и старушки…
— Ну-у… не знаю… Хотя… — доктор вдруг всплеснул в ладоши. — Так на пленере ж! Он, как погода хорошая, всегда с аппаратом, с треногой — по красивым местам. Фотохудожник!
— О как!
— И, смею заверить — весьма неплохой. Не зря его фотографии в солидных журналах печатают! Даже во французских… Так что — в солнечный день, в красивых местах!
— В красивых местах… — хмыкнул поручик. — Это в Зарном-то?
Молодой человек покачал головой:
— Эх, Алексей Николаевич, не романтик вы! А усадьба? А роща рябиновая? А липы? Да фонари у лабазов — это ж истинный ар-нуво!
— Чего-чего?
— Ну, стиль такой… Он же — модерн… или югенд-стиль, да.
— Ох, Иван Палыч! — восхитился Гробовский. — Просто поражаюсь тебе с каждым днем! Ну, надо же — ар-нуво! Сразу видно — интеллигент, в университете учился. А я вот из простых, из мещан… Реальное училище… а потом — сам всего! С самых низов начинал… Значит, говоришь, на пленере… Ага…
Надев зимнюю — на беличьем меху — шапку, поручик откланялся… Но тут же снова вошел. Трость забыл, что ли? Да нет — трость при нем…
— Иван Палыч! Вижу, мотоциклет твой у крыльца стоит, дожидается… Часом, не в город собрался?
— В город, — грустно вздохнул доктор. — В аптеку, да по лавкам… С вакциной-то надо продолжать… А тиф, знаете, ленивого к себе отношения не прощает. Впрочем, как и любая болезнь. А вы что-то хотели?
— Да нет… так просто спросил…
Погруженный в свои невеселые мысли, Артем сейчас только заметил, что поручик выглядит каким-то смущенным, совсем не похожим на себя. С чего бы? Хотя, всякое бывает… Может, тоже — в думы нехорошие погружен? Священник ведь еще уговорить надо. Решили, что это не доктор должен делать, а лица официальные, уполномоченные на то государством.
— Вот еще подумал… — Гробовский нервно поколотил об пол тросточкой. — Не знаете, в городе сейчас цветы продают? Ну, всякие там гвоздики, тюльпаны, лютики…
— Насчет лютиков — не уверен, — рассмеялся доктор. — А вот тюльпаны, розы — да! В теплицах выращивают… Так, у вокзала же — цветочный магазин, «Fleurs de Paris». Не помните разве?
— Да… как-то… — хмыкнув, поручик приобрел свой обычный решительный вид. — Слушай, Иван Палыч! А купи-ка мне букетик! Чего-нибудь… но, чтоб красиво. Вот… два рубля — хватит?