— Иван Палыч, если рванут — я первого валю, а ты беги, — прохрипел Гробовский, сжимая револьвер.
— А ты? Тебя же загрызут!
Гробовский мотнул головой, усы шевельнулись.
— Не загрызут. Я старый, у меня мясо жёсткое — не прожуют!
— Алексей Николаич…
— Не спорь, Иван Палыч, ты мне жизнь дважды спас. Долг мой, понял? Беги, коли что, а я их задержу. Аглая без тебя не справится, да и Анна твоя… не простит.
Он усмехнулся криво, но в голосе сквозило что-то тёплое, почти братское.
— Аглае только потом скажешь… ну про меня… про мои чувства… что нравится она мне… что нравилась… Или нет, не говори лучше. Ничего не говори. Не нужно.
— Алексей Николаич, завязывай! Сам все скажешь Аглае. Вместе выберемся. Не геройствуй!
— Ладно, — выдохнул поручик. — Хватит лирики. Держись, Палыч! Будем прорываться с боем! — рявкнул Гробовский, вскидывая револьвер. — Расчищаем путь — и рвем вперед! Понял?
— Не смей спрыгивать, понял? Гробовский, я без тебе не вернусь в село!
— Хороший ты человек, доктор. Ладно, попробуем…
Иван Палыч схватил булыжник у колеса.
«Тяжёлый, как ядро».
— Пошли вон, твари! — во все горло заорал доктор, швыряя камень в серого волка. Камень угодил в бок, зверь взвизгнул, отпрянув.
— Прочь! — истошно заверещал Гробовский, начав пальбу.
Грохот разорвал тишину, пороховой дым смешался с морозным паром. Тощий волк, вздрогнув, попятился, но вожак лишь оскалился, не отступая.
— Жми, Палыч!' — рявкнул Гробовский, толкая доктора в спину.
Мотор кашлянул, взревел, и «Дукс», дёрнувшись, рванул вперёд.
Волки, будто ждавшие сигнала, бросились следом. Вожак побежал впереди, его лапы взрыли снег, пасть заклацала так близко, что Иван Палыч почувствовал жар дыхания. Серый волк побежал слева, тощий — справа.
— Держись, Николаич! — крикнул доктор, давая газу машине.
«Дукс» взвизгнул, и расшвыривая грязь, заехал в лес. Гробовский, вцепившись в доктора, обернулся.
— Быстрее, Палыч! На пятки наступают! Ах, мать…
Вожак прыгнул. Пасть клацнула почти у самой руки Гробовского, едва ее не оттяпав.
— Вот ведь гад! — взревел поручик, выстрелив наугад. Пуля оцарапала плечо зверя, тот взвизгнул, но не отстал, лишь замедлился.
Гробовский, матерясь, выстрелил ещё раз. Тощий волк, бежавший справа, рухнул с пробитой лапой, катясь по снегу. Но вожак и серый не сдавались, их вой, полный ярости, заглушил мотор.
— Палыч, патроны кончаются! — прохрипел поручик, лицо его было белее снега.
— Скоро село!
Мотоцикл вырвался на открытую дорогу. Волки, отстав на миг, всё ещё мчались следом, но уже не так резво — видно тоже почуяли поблизости людское поселение.
— Ну что, съели⁈ — радостно закричал Гробовский, когда волки отстали от мотоцикла уже метров на тридцать. — Нас просто так не воз…
Поручик не успел договорить. «Дукс» вдруг ковырнул передним колесом ямку, присыпанную снегом, резко накренился вперед и оба пассажира полетели на землю.
Глава 10
Волчьи глаза жутко сверкали во тьме. Клацали пасти… Вот уже послышалось рычание! Еще немного, и…
Гробовский выстрелил, почти не целясь. Отогнал тварей. Надолго ли? Патроны-то уже заканчивались.
— Давай, Иван Палыч! Оживляй свою машинерию! — заталкивая патроны в барабан, взмолился поручик. — Давай, дорогой! На своих двоих мы отсюда точно не выберемся.
Снова выстрел… Визг… рычание… Жадное сверканье глаз все ближе и ближе… Обкладывали! Как охотники… Так они и были сейчас охотниками, эти чертовы волки!
— Эх, Иван, Иван, — коли б ты лыжи-то привинтил — так сейчас бы и не упали! — выстрелив, снова посетовал Гробовский.
Подняв мотоцикл, доктор дернул кикстартер.
— Хм… лыжи! Эт только в мороз! Сейчас к ним снег налипнет — и все, считай — приплыли. С места не сдвинешься!
Снова кикстартер.
— Черт! — выругался Иван Палыч. — Ремень порвался!
Поручик прицелился:
— А в нём разве не цепь?
— Цепь — моторная, а с кикстартера на заднее колесо — ремень, — пояснив, доктор нервно махнул рукой. — Не волки, так с толкача бы… А так не дадут! Эх, веревку бы, пояс какой… или ленту… Я б мигом!
Выстрел.
— Ленту? — хохотнув, Гробовский вдруг сунул руку в карман. — Держи! Крепкая, шелковая. Ничего, что голубая?
Нашел время шутить.
— Да хоть серо-буро-малиновая! — доектор вдруг присмотрелся. — Это что же, подарок?
— Он самый. Давай, делай, пока нас не сожрали тут. Аглае еще куплю. Коли жив останусь…
— Так… сейчас… сейчас… еще немного…
Склонившись, Артем принялся возиться с мотоциклом.
Бах! Бах! Бах! Выстрелы гремели один за одним.
— Ну, вот, Ваня, похоже, и все, — протянул поручик, без страха, но с какой-то леденящей тоской. — Патроны того… Эх, что-нибудь тяжелое бы… Вот ведь судьба! Волки сожрали — тьфу! Уж лучше б Заварский пристрелил… при исполнении…
— Ну-с… Господи, помоги!
Доктор прыгнул в седло, дернул. Мотоцикл тут же зарычал, ожил, грозно сверкнув мощной ацетиленовой фарой.
— Алексей Николаич! Живо!
— Починил? Кудесник! Хороша лента оказалась, не соврал торговец! Эх, Аглаюшка, помогла!
Поехали! Покатили! Погнали!
Волки, однако, не отставали, сволочи. «Дукс» все же конструировался как одноместная машина, Артем уж сам добавил на багажник седло. Спасибо кузнецу Никодиму. Было тесно, неудобно, но мотоцикл спасал от острых клыков зверья и потому все было терпимо.
Быстрее! Быстрей! Эх, выбраться бы на большак, там потягаемся.
— Иван Палыч! Глянь! — перебивая рев двигателя, что есть мочи крикнул Гробовский. — Вон там, слева!
Доктор и сам уже заметил.
Сначала — свет. Явно электрический. Потом донесся и рев мощного двигателя.
Лес уже кончился, по обеим сторонам потянулись заснеженные поля — озимые и так, стернины… Никакой дороги там точно не было.
Тогда откуда же… Как? Что? Аэрополан совершил вынужденную посадку? Так ночь же! Почти…
Неведомый механизм, между тем, быстро приближался. Луч мощного прожектора скользнул по волкам. Тут же раздалась пулеметная очередь.
— Ну, что, Ваня? Еще поживем! — радостно захохотал Гробовский. — Тормози! Тормози!
Впереди на дорогу выползла в поле махина, чем-то похожая на аэроплан без крыльев. Вместо крыльев имелись широкие лыжи. Позади вращался пропеллер. Вот затих…
Черт побери! Аэросани! Древние, как мамонт, смешные в своей причудливости, деревянные, но все же…
Остановившись, Иван Палыч заглушил двигатель.
Махнул по глазам прожектор.
— Кто такие? — прозвучал властный голос.
— Поручик Гробовский! Полиция! Со мной местный врач…
— Гробовский? — переспросили уже тише. — Алексей Николаевич, ты, что ли? А я ведь по твою душу! Ну, в том числе…
— Постойте-ка… — поручик озадачено вскинул башлык. — Как-то даже не…
— Коллежский секретарь Тихомиров, судебный следователь!
— Аркадий Борисович! — неподдельно изумился Гробовский. — Вот так встреча!
Не особо-то можно было кого-то разглядеть. Прожектор так и бил по глазам.
— Сам же телеграфировал в уезд! Что, не думал, что так быстро? Так я с оказией… Ладно, что тут носы морозить? Давайте за нами, в деревню. Что тут ближе-то?
— Заречье, — подсказал доктор.
— Изба старосты знаете, где?
— Конечно.
— Тогда поехали.
— А волки? — Алексей Николаевич покусал усики.
— Волки? — послышался смех. — У нас тут свои волки… Двуногие! Забунтовать мужички решили… Ладно! В тепле поговорим.
Взорвал тишину мощный рев мотора. Аэросани развернулись, поехали, обдавая мотоциклистов вьюжным снеговым зарядом. Все же — пропеллер, винт!
— Эх! — запоздало пожалел доктор. — Надо было нам впереди…
Староста Заречья, невысокий седобородый дедок, чем-то похожий на деда Мороза, принял гостей радушно. Разбудил и дородную свою супружницу, и детей… вернее — внуков, дети-то были на фронтах…
— Пеночкин, Варсонофий, — представился старичок. — А это — жена моя, Серафима…
Еще вовсе не было так уж и поздно, но, в здешних деревнях осеню и зимой было принято ложиться рано — экономии керосин, да и что было делать-то в темноте?
— А-а, господин дохтур! И вы тут!
Следователь оказался интеллигентным с виду мужчиной лет сорока пяти, в обычном статском костюме, при галстуке. Башлык и теплое пальто с барашковым воротником, он, как и все прочие, аккуратно повесил на вбитые в стеночку гвозди.
Кроме судейского, в экипаж аэросаней входили еще четверо: худой и сутулый полковник с бесцветными, как у снулой рыбы, глазами, угрюмого вида штабс-капитан с усиками полоской, водитель (или, лучше сказать — пилот) в теплой кожаной куртке с белым пижонским шарфом, и двое солдат, как догадался Артем — пулеметный расчет знаменитого «Максима», укрепленного на аэросанях спереди.
Надо сказать, хозяев гости не объедали, выставили на стол свое. Мясные консервы, сало, хлеб… Лишь попросили кипятка — заварить чай.
Офицеры представились.
— Полковник Михаил Александрович Лосев, комендант.
— Капитан Совенков, Дмитрий.
Главным здесь оказался вовсе не следователь, а полковник. Следователь, господин Тихомиров, лишь воспользовался оказией, поскольку хорошо знал полковника.
Как стало понятно из скупых фраз Лосева, кроме аэросаней еще имелись два грузовика с солдатами и казачьи разъезды, рассредоточившееся по ближайшим деревням. Аэросани были уж так — для связи.
— Понятно — дезертиров ловите, — Иван Палыч с удовольствием отпил горячего чайку.
— Дезертиров? Не только, господин доктор, не только… Тут дела похуже будут! Как бы не бунт!
Какой ледяной взгляд был у полковника! Прямо по коже — мороз.
— Да, да, как бы не бунт! — сурово сжав губы, повторил Лосев. — Как лет десять назад усадьбы пылали — забыли? Не пришлось бы вспоминать… Эх, военно бы полевые суды! Как тогда… Вешать, вешать и вешать! Тогда б быстро бы… Увы, Штюрмер не Столыпин! И в правительстве — бардак и гнилой либерализм.