Ночь растворилась в работе: доктор смешивал растворы, нагревал, фильтровал, считал дозы. Спиртовка шипела, лампа мигала, а Иван Палыч, не чувствуя усталости, шептал:
— Только бы хватило… только бы успеть.
К утру, когда за окном посерело небо и начало светать, на столе уже стояла первая партия вакцины — мутная жидкость в склянках.
Иван Палыч смотрел на результат своего труда и не мог поверить. Было страшновато.
«Проверить бы на мало группе, прежде чем начинать вакцинировать всех».
Постучали в дверь.
— Иван Палыч! — раздался снаружи тревожный голос Аглаи. За ней — бас Гробовского:
— Палыч, открывай! Живой там?
Стук стал громче, потом — глухой удар, будто дверь готовы были выломать.
— Лаврентьев, давай плечом! Не видишь — плохо доктору! Надышался дымом, а теперь поди лежит там…
— Ой, господи! — завыла Аглая.
Иван Палыч, очнувшись от победной эйфории, бросился к двери, щёлкнул замком. Дверь распахнулась, и Гробовский, с револьвером, чуть не влетел внутрь, за ним — Лаврентьев с багровым лицом, и Аглая, бледная, сжимающая поднос.
— Палыч, чёрт тебя дери! — выдохнул Гробовский, убирая оружие. — Мы уж думали, все, погиб наш герой! Стучим, молчишь! Ты чего, задремал?
— Да по лицу видно — всю ночь не спал! — с упреком проворчала Аглая. — Алексей Николаевич, ну хоть вы на него повлияйте!
Гробовский растерялся, обернулся — Аглая впервые обратилась к нему с просьбой и он не знал что ответить.
— Так я это… обязательно! Повлияю! — и повернувшись к доктору. Строго сказал: — Иван Палыч, ну что такое? Как дите малое в самом деле!
— Аглая сказала, ты с ночи тут. После пожара — и в лабораторию? Доктор, ты не железный! — пыхтя, буркнул Лавреньтев. И заглянул за плечо доктора. — Ты чего, склянками опять звенел?
— Вакцина! — произнес доктор. Его голос дрожал от радости. — Вакцина готова, господа! Бактерии прижились, глюкоза сработала. Тиф мы остановим!
Аглая ахнула, перекрестившись. Гробовский, хлопнув себя по лбу, расхохотался:
— Иван Палыч, да ты колдун! Всю ночь, один, и — нате, вакцина! А я думал, ты там дрыхнешь или хуже чего.
— Вакцина, говоришь готова? А вот это как раз нам и на руку, — вдруг задумавшись, произнес Лаврентьев. И улыбнувшись, заговорщически произнес: — Есть у меня идея как поджигателей наших выловить!
Глава 12
Через пару-тройку дней после пожара собрали сельский сход. Постановили: объявить сбор средств на новую церковь и, дай Бог, по весне, начать уже и строить. Пока же под церковь приспособили заброшенную часовенку за погостом, у самого леса. Пусть маленькая, и далеко, но нельзя же совсем-то без храма! Покрасили, подновили, торжественно водрузили крест.
С подачи едва оправившегося от всех потрясений отца Николая всем миром решили держаться одной версии: церковь сгорела случайно. Потому как, ежели не случайно, ежели подожгли с умыслом… Так это ж антихристы, выходит, кругом! Тут не только жандармское расследование, но еще и церковное. Мужичков-то вполне могли похватать, да покидать по церковным тюрьмам — на те же Соловки. А уж оттуда никто и не возвращался…
Протрезвев, все это прекрасно понимали, да и вообще, некоторые всерьез чувствовали себя виноватыми: вот ведь, обуял дьявол! А потому, идею о постройке нового храма восприняли с энтузиазмом, хотя у многих и богатства-то было — дыра в кармане да вошь на аркане.
Решив так, крестьяне посветлели лицами, все же показалось — ужасное еще можно было исправить, сподобил бы Господь!
— И-и, Господи, поможи нам в сем святом деле! — тряхнув густой, до самых глаз, бородищей, истово перекрестился церковный староста Парфен Акимыч Кузькин. — Вижу, вижу — сплотился народ! Вот, и господин дохтур здесь, и учительство, и множи власти наши. Тако же, сотворим! Соберём на храм Божий!
— Соберё-ом! — хором отозвались сельчане.
Нынче они казались самим себе какой-то древней христианской общиной, подвижниками, готовыми на все, ради светлой идеи.
Чувствуя экзальтированную толпу, глядя на все эти лица, Артем понял — пора! — и поднял руку…
— Господин староста!
— Вот и господин дохтур чевой-то сказать хочет! — сняв шапку, с явным удовлетворением покивал Кузькин. — Говорите, Иван Палыч! Слухаем! Про отца Николая что-нить скажите? Как он?
Поднявшись на пригорок, доктор встал рядом со старостой и тоже снял шапку:
— Отец Николай, слава Богу, поправляется. И добрые вести ему — лучшее лекарство. Хорошо, что нынче вот так…
Сказав пару слов о церкви, Иван Палыч, наконец, перешел к главному, и сразу взял быка за рога:
— В Рябиновке вчера пятерых на погост свезли. Слыхали?
Толпа глухо зароптала.
— У нас, в Зарном, тоже, увы… да вы знаете… Не смогли спасти. Еще в Заречье, да по всем деревням, по всей волости…
— То за грехи наши! — взвизгнула какая-то старуха в черном шерстяном платке. — Поделом. Подело-ом!
Собравшиеся зашумели.
— Так! — доктор откашлялся. — А ну, тихо все! Слушать! То, что я скажу — очень важно. Болезнь сия вовсе не за грехи, а… вещь, хорошо известная. В том числе — и вам. Называется — тиф!
— О, горе нам, горе! Молиться надо-о-о!
— Молиться — да… — покивал Иван Палыч. — Но и — болезни противостоять!
— А как же ей противостоять-то? Рази можно?
Доктор улыбнулся:
— Теперь как раз — можно! Теперь у нас есть спасение — вакцина!
— Чевой-то?
— Все на прививки! Быстро! — непререкаемым тоном заявил Иван Палыч. — Иначе никакие молитвы не спасут. Неделя-другая — и все Зарное на погосте будет! Погибнете все в страшных судорогах! Хотите? Нет? Тогда приходите в больничку… Вакцины хватит на всех!
Невдалеке вдруг послышался скрип полозьев и конское ржание. Приехали Ростовцевы — Вера Николаевна и Юра. Помещица была в лисьей шубе и зимней барашковой шапке с фазаньим пером, ее сын — в полувоенной шинельке. Рядом с ними в коляске сидел священник, отце Николай — бледный, с горящим взором.
— Барыня! — понеслось в толпе. Кто-то даже по привычке стащил с головы шапку.
— Гляньте-ко, и батюшка с ней!
— Отец Николай!
— Отче!
Выбравшись из саней, священник галантно подал руку даме, и, тепло поздоровавшись с доктором, обратился к собравшимся:
— Благословенны будьте, миряне!
Толпа благоговейно притихла, кое-где послышались рыдания.
— Решили вы ныне благое дело, — улыбнувшись, отец Николай осенил всех крестным знамением. — Милостию Господней яко все и сбудется… Одначе! Миряне, я не о том сейчас. А о болезни страшной, заразной. О треклятом тифе! Слышали уже доктора нашего, Ивана Палыча?
— Слышали, святый отче!
— Так вот, и язм к сему же присоединюсь! — глубокий баритон священник звучал проникновенно и чувственно. — Вы же, миряне, благословенной Божей вакцины не бойтесь! Приходите, прививку вам сделают — не заболеете! И сами спасетесь, и детушки ваши. Тиф проклятущий мимо пройдет, отступит. Тако есть!
— Парфен Акимыч, — чуть помолчав, священник обратился к церковному старосте. — Поручаю тебе богоугодное дело. По дням мирских распредели, чтоб у больницы толпы не создавали. Чтоб порядок во всем был!
— Сделаем, батюшка! — горделиво приосанился Кузькин. — Сладим.
Потом выступила Ростовцева. Тоже сказала пару слов в поддержку вакцинации, после чего под аплодисменты собравшихся пожертвовала на новый храм полста рублей…
Слухи о том, что нынче у всех есть только два пути — на погост или на прививку — быстро распространились по всей округе.
Уже на следующий день у больничного крыльца собралась толпа, человек тридцать. Правда, надо сказать, держались все организованно — церковный староста Кузькин делал свое дело с энтузиазмом. Он даже завел список! Оказывается, грамоту знал. Ну, так приказчик же!
— Акинфеева Марья… Пошла! И детки ее… следом… Да сказал же — следом. А не все сразу! По одному, по одному давай… Чего слепились друг с другом? Укола боитесь? Не бойтесь, Иван Палыч делает так, что не почувствуете — будто комар укусил.
Падал мелкий снежок.
— О, кто пожаловал!
К больничным воротам подкатили шикарные сани. Субботинские! Сам Егор Матвеевич был непривычно трезв и бледен, всегдашняя наглость его куда-то ушла, а в глазах явственно стоял страх.
— Здрав будь, Егор Матвеевич, — подойдя, поклонился староста.
Субботин кивнул:
— И тебе не хворать… Парфен… — воротила понизил голос. — Слышь… ты бы это… Спросил бы, узнал… Мне-то это… на погост, что ль, собираться? Иль и для меня вакцина сыщется?
— Спрошу, Егор Матвеевич, — заверив, кивнул староста. — Вот, прямо сейчас и спрошу.
Пройдя по двору, Кузькин поднялся на крыльцо.
— А ты сам то, Парфен, без очереди, что ль? — поинтересовалась одна въедливая бабенка.
— Мне только спросить! — с гордостью ответствовал староста.
И впрямь, не обманул — вышел почти сразу. Подошел к саням, провожаемый любопытными взглядами.
— Егор Матвеевич. Вакцина есть! Дохтур сказал — в порядке общей очереди.
— Что ш… — Субботин покусал губы. — И когда ж?
— А вот… — вытащив список, Парфен Акимыч подслеповато прищурился. — Салимков Кирилл, Сомякова Софья… Вот, после Сомяковой! Но, допрежь еще буквица есть… Думаю, через час где-то…
— Ну, через час, так через час, — взяв трость, Субботин ткнул кучера в спину. — Давай в трактир.
В смотровой дело спорилось — работа шла быстро, в две руки. Кроме самого доктора прививки еще делала и Аглая, смышленая девушка научилась быстро.
— Расстегаев Иван… двенадцати лет… Ты что ли?
— Я-а…
— А мать что не пришла?
— Тако в город уехамши, на рынок.
— Как вернется, скажи, вечером чтоб зашла! Обязательно!
— Салимков Кирилл… Сомякова Софья… Субботин…
Иван Палыч был занят — колол вакцину Сомяковой, той самой въедливой вредной бабенке, брюнетке лет сорока… впрочем, на вид вполне симпатичной, разве что чересчур уж худой.