— Духи… они… — и рухнул на пол, задев стол.
Закричала вдова, сочтя это происками потусторонних сил, гости повскакивали с мест.
— Евграф Порфирьевич! — вскрикнула Антонина. — Духи завладели им! Убили его!
Иван Павлович рванулся к медиуму.
— Жив, но пульс слабый… — пробормотал доктор.
— Сердце, — выдохнул верховный адепт ордена Лунного Света, доставая из внутреннего кармана жилетки пузырек с пилюлями — не волшебными, обычными, сердечными. — Работа нервная.
Он вытряс две таблетки и, запрокинув голову, проглотил их.
— Еще какая нервная! — улыбнулся Иван Павлович.
— Духи, они силу тянут… Общение с иным миром не каждому дано! — Его рыбьи глаза уставились на гостей, ища сочувствия.
— Чушь собачья! — буркнул Иван Павлович, резко вставая. Внутри вдруг все забурлило от злости. — Шарлатанство! Таблетки от сердца, духи… Тьфу! Антонина Аркадьевна, я ухожу. — Он оттолкнул стул и, не глядя на ошеломлённые лица, двинулся к выходу.
В коридоре его догнала Антонина.
— Иван Палыч, постойте! — Она схватила его за локоть. — Зачем так? Евграф Порфирьевич — медиум известный, сам граф Толстой к нему хаживал! А вы…
— А я, пожалуй, откажусь от такого удовольствия.
— Иван Палыч…
— Антонина Аркадьевна, хватит! Шарлатанство это. Сплошное надувательство. Неужели вы не видите? Или хотите быть обманутой? Простите, но я… в Зарное возвращаюсь. Петербург утомил. Слишком утомил. Прощайте.
Коротко кивнув, он вышел на улицу. Поймал извозчика, сел в карету. Кучер щёлкнул вожжами, и колёса застучали по булыжникам. Дома доктор быстро собрал вещи и направился на вокзал. Нагостился, пора возвращаться домой.
На Николаевском вокзале гудела толпа: солдаты, купцы, бабы с корзинами. Иван Палыч стоял у перрона, пар от дыхания клубился в морозном воздухе. Петербург остался позади. Хватит. Славы хлебнул — и достаточно. Пора в Зарное. Аглая, небось, пирожки печёт, Анна ждёт — не дождется. Вот там и место ему.
Вдали раздался густой гудок, поезд, пыхтя, подкатил к перрону. Пассажиры хлынули из вагонов.
Вдруг в толпе, мелькнула знакомая шинель.
Гробовский!
Показалось? Да нет же, он! Точно он!
— Алексей Николаич? — ахнул Иван Палыч. — Ты ли это? Вот так встреча! Ты как здесь оказался? Какими судьбами? По службе что ли? А чего не предупредил?
— Иван Палыч, а ты что же, меня встречаешь? — растерялся Гробовский, явно не ожидая увидеть тут доктора. — Я же никому не говорил… инкогнито тут. Ты же вроде должен только через два дня ехать назад?
— Должен, — кивнул доктор. — да вот решил сейчас. Устал.
— Как же хорошо, что встретились, не разминулись.
— По делу что ли?
— По делу, — сурово кивнул Гробовский. — И дело это тебя касается.
— Что случилось?
— Отойдем в сторонку, Иван Палыч.
Они отошли к лавочке, на которой сидела бабушка — продавала калачи.
— Ситуация одна приключилась, — произнес Гробовский.
— Какая?
— Нехорошая, — после долгой паузы ответил Алексей Николаевич. — Нехорошая и непонятная. И непонятного в ней одно — как такое вообще могло случится!
— Да что произошло⁈ Загадками какими-то говоришь, Алексей Николаевич, ей-богу!
Гробовский посмотрел доктору прямо в глаза и севшим голосом ответил:
— Сильвестр сбежал…
Глава 16
Они возвращались вместе, в одном купе. Почти сразу же Гробовский рассказал подробности о том, как сбежал Сильвестр.
— Представляешь — убил конвоира! И на стене — в тюрьме же — кровью написал: «Найду!» Понимаешь, Иван Палыч, я думаю, это он тебе угрожает!
— Да полноте! — нервно рассмеялся доктор. — Почему же мне-то? Может — вам?
— Может… — поручик посмотрел в окно, на пробегающие мимо унылые заснеженные пейзажи. — Но, на тебя он всё же сильнее обижен! Понимаешь, я — сыскарь, у меня служба такая — всяких гадов ловить. Ты же — совсем другое дело. К тому же, помнишь что он тебе тогда говорил, у моста? Что ж, предупрежу Лавреньтева с Деньковым. Уж, не беспокойся, Иван Палыч, без пригляду тебя не оставим.
— Да я и не беспокоюсь, в общем…
— И зря! Такой человек, как Сильвестр, обид не прощает! Кстати, это не настоящее его имя, а кличка. Помнишь, мы дактилокарту его в Москву посылали? — хитро прищурившись, Гробовский склонил голову набок.
— Ну? — заинтересовался доктор. — Не тяни, Алексей Николаич!
— Есть он у них! — поручик хлопнул ладонью по вагонному столику, словно бы прибил муху. — В смысле — «пальчики». Мякишкин Авдей Петрович… Кличка «Сильвестр». Из московских «Иванов», да… На Хитровке дела крутил… Да, говорят, крепко подставил кого-то из своих же! Вот и сбежал в Зарное, в глушь — отсидеться. Тут ему Субботин помог… Сбежал. Однако, дело свое не бросил! Он и в Москве марафетом промышлял… Эх, упустили!
— Да уж, — покивал Иван Палыч. — Как же так вышло-то? Ведь — тюрьма! Охрана кругом.
— Думаю, без подкупа не обошлось, — Гробовский зябко потер руки. — Больно уж дерзко действовал. И нагло! Ишь ты — угрозы на стене писать вздумал! Значит, точно знал, что уйдет… Кстати, на улице его сани ждали.
— Местные преступники помогли?
— Может, и так… А, может — залетные, московские птицы…
Доктор задумчиво «поправил» несуществующие очки, потеребил переносицу:
— Я полагаю, раз он сбежал — так тише воды, ниже травы затаится! И постарается подальше убежать.
— Ты так серьёзно считаешь? — в голос засмеялся поручик. — Бегать ему сейчас не резон — приметы по всем станциям разосланы. Все его ловят: и жандармы, и казачьи патрули. Затаится, выждет какое-то время… Кстати, может и тебе отомстить — как раз вот сейчас! Не сам — наймет убийцу… Я думаю, даже предупредит. К примеру, на воротах надпись появится — «Бойся». Или там — «Смерть». «Иваны» к подобной театральности склонны… Ну, Иван Палыч! Что головою поник? Напугал я тебя? Так это твоей же безопасности ради! Потом и примчал сюда первым же рейсом!
По случаю возвращения доктора Анна Львовна устроила небольшой прием. У себя, в школе. Собрались как-то под вечер все вчетвером: Анна с Иваном Палычем, да Гробовский с Аглаей. Аглая, между прочим, уже овладела таки грамотой — и читала уже и писала, правда, пока что не очень бойко. Не так, как языком! С другой стороны, весьма познавательно было узнать все местные новости.
В Рябиновке, да и вообще, в окрестностях, от тифа больше никто не умер — сказывалось действие вакцины. Сие направление доктор задумал продолжить, о чем сразу же и высказался. За что дружно и выпили!
Священник, отец Николай, совсем оправился от потрясений, и даже написал послание в Святейший Синод — просил вспомоществования на новую церковь. Ответа, правда, пока не было, но батюшка не уставал надеяться.
После ареста Субботина трактир в Зарном без хозяина не остался. Его пока что прибрал к рукам дальний субботинский родственник — Игнат Устиныч Феклистов, дядька пресловутого Андрюшки. Со сменой хозяина в заведении ничего не изменилось — как наливали из-под полы водку, нарушая военный «сухой закон», так и продолжали. Впрочем, так почти все и поступали.
И вот еще оказалась одна новость…
— Да, объявился Штольц! — припомнила вдруг Аглая.
— Штольц? — доктор удивленно моргнул и дернул шеей. — Он же выписан! Что же, в дезертиры решил податься? Или…
Иван Палыч покусал губу:
— Или — дело хуже… Не дезертир он, а, может быть, даже — шпион! Недаром же хоть и остзейский, но — немец.
— Штольц — шпион? — расхохотался Гробовский. — Ну-ну…
— Не верите?
Доктор тут же поделился всеми своими догадками…
— Снимал-то он с колокольни вовсе не Ксению, а подходы к заводу! К цехам! Или что же, думаете, это простое совпадение?
— Так диверсантов-то на заводе нашли, всех, — неожиданно улыбнулась Анна Львовна. — Об этом и в газетах писали!
Алексей Николаевич хохотнул, искоса поглядев на Аглаю:
— Так Иван Палыч в это время в столицах обретался! Вот и не в курсах.
— Там, кажется, мастер какого-то цеха за главного, — припомнила санитарка. — В газетах писали — застрелен при попытке к бегству.
— Да, да, так всё и было, — Гробовский потянулся за пирожком. — Там военные занимались, не мы…
— Так что Штольц-то? — напомнил Иван Палыч. — Говорите, объявился? Где, когда, у кого?
— У Ростовцевых он гостил пару дней, — Аглая отпила чай из фаянсовой чашки и поморщилась. — Мне про то сторож ихний сказал, в лабазе. Приехал, говорит, один, сам по себе…
— То есть, без мадемуазель Ксении, значит? — с удивлением уточнил доктор. — И в усадьбе его приняли?
— Он весточку от мужа Веры Николаевны привез, — санитарка с тоской посмотрела на блюдце. Вот туда бы чай-то налить, а не сёрбать горячущий из чашки! — Так сторож сказал. А еще сказал, Штольц с Юрой по саду гуляли.
— Ну, Юре полезно гулять… Но, Штольц… — покачал головой Иван Палыч. — Ну, пусть не шпион… Но ему давно пора в часть! Или сначала домой, на побывку… В Ревель. Ах, ротмистр, ротмистр…
Аглая прыснула:
— Да полноте вам, Иван Палыч, о чужих-то людЯх беспокоится!
А ведь она права, пожалуй, — подумал про себя Артём.
Действительно, что ему до чужих? Своими дорожить надо, а они ведь есть — свои!
Допив чай, доктор с нежностью посмотрел на Анну.
— А что-то давно мы не танцевали! Граммофон-то хоть цел?
— Да цел! — рассмеялась учительница.
В светло-сером, с синими атласными бантами, платье, с модной прическою, она была чудо как хороша!
— А еще настройщик из города приезжал, — похвастала Анна Львовна. — Починил, наконец, фисгармонию!
— Фисгармонию? Починили? — Артём обрадовано всплеснул руками. — Так что же мы здесь сидим? Идемте же скорее в класс!
— А вы что же, Иван Палыч — умеете? — удивленно протянула Аглая. — Или — как тогда на гитаре? Мужики рассказывали…
Да, конечно, Артём был не велик пианист… но, все же кое-что мог. Вот и сейчас запросто наиграл «Муттер»…