В детстве брат не умел вырезать из тыквы светильники Джека – ну не мог, и все, хоть убейте. Помню, однажды во время осенних каникул он пытался испортить и мой, но нечаянно всадил кухонный нож себе в руку, чудом не задев артерию среднего пальца – того самого, который он так любил мне показывать. Он стоял тогда и терпеливо наблюдал, как кровь капает в его изуродованную тыкву, словно воск на старинный канделябр.
– Всех с Хеллоуином!
Мы оборачиваемся ко входу в паб. Тяжелая дверь затворяется, и возникший перед нами силуэт, закутанный с ног до головы в кожаный плащ, поднимает светильник за веревочную ручку.
– Надеюсь, все живы-здоровы? – гудит он, задрав тыкву кверху рукой в митенке, так что плечо плаща сползает ему на грудь. – Сегодня для вас экскурсию буду вести я.
Гид смакует каждое свое слово, как будто следующее может оказаться последним, – ему бы в художественной самодеятельности играть.
– Меня зовут Джек-путеводитель! – объявляет он с театральностью, которой позавидовал бы всякий актер любительского театра.
Он наклоняется к светильнику, отчего длинные седые баки приобретают оранжевый оттенок, и беззвучно шевелит губами, отмечая в блокноте имя каждого заплатившего, проверяя и перепроверяя, нет ли в толпе безбилетников и прочих любителей проскользнуть на халяву.
– Дорогие полтергости, – обращается он к группе, и присутствующие отвечают ему дружным вежливым смехом.
Я перекатываю глаза по теплым глазницам.
– Не тяни резину! – бросает ему полосатый одиночка Битл-Курт, отрыгнув в банку приторным яблочным перегаром. – Мне еще надо быть кое-где…
Мне тоже, думаю я, щупая языком десны. Там, где сейчас мой братец, этот Импозантный Мямля, если мне хоть когда-нибудь суждено его найти… Кидаю в рот еще один каштан.
– Ага, кое-где, – раздается голос (та самая девушка в костюме готической Упырихи). – На собрании анонимных алкоголиков, типа?
Снова перекатываю глаза, на этот раз в сторону эчмондского выгона. Там, среди деревьев‑скелетов с давно опавшей листвой, находящихся под охраной какого-то там фонда защиты лесных угодий, стоит необычное дерево.
Оно выше остальных, а его нижняя ветвь, до которой не дотянешься рукой даже на цыпочках, придает ему форму буквы «Г». Крона напоминает средневековое орудие пыток, темные сучья расползлись, словно покрытые струпьями вены.
В нем – причина, по которой сегодня, несмотря на Хеллоуин, по улицам не носятся миниатюрные феи, гоблины и ведьмы, не стучат в двери и не выпрашивают сладости. У ствола горой навалены цветы; место вокруг огорожено лентой с надписью: «Полиция. Не пересекать». Лента трепещется, вздыхает, как небрежно завернутый подарок на день рождения, вряд ли бы порадовавший моего брата.
Очередная незваная вечеринка, которую Феноменальный Идиот наверняка бы испортил.
– Светильник Джека, – повышает голос экскурсовод, – это зловещий огонь. Ignis fatuus, блуждающий огонек, который кружит над болотами, мерцает вдали с наступлением сумерек. Подразумевается ночной сторож, человек со светильником. Легенда о свете, уцелевшем во мгле.
Я борюсь с зевотой. Эту сказку я уже слышал – про огонек, живущий долгие мили. Ее, как многие предания, рассказывают по-разному, но, в общем, сюжет повествует о том, как один скиталец по имени Джек – другой Джек – обхитрил дьявола и в конце концов лишил его могущества.
– Перед тем как отпустить дьявола, Джек взял с него клятву, что тот не станет претендовать на его душу. – Экскурсовод кладет руку на сердце. – А когда через много лет Джек умер, он понял, что оказался никому не нужным. Таким же беспомощным, каким он сделал однажды дьявола. В раю ему, грешнику, не место, в ад тоже путь закрыт. Так и остался он один во мраке… Тогда дьявол в насмешку бросил ему уголек из адского костра (эту часть знаю назубок) – искорку, которая никогда не погаснет, и все такое… Джек смастерил светильник, положив уголек внутрь вырезанной тыквы, чтобы, бредя по чистилищу, освещать себе дорогу. Путь к месту вечного упокоения, которое ему так и не суждено было найти. Сия легенда напоминает нам о наших неотпущенных грехах.
Мои губы невольно произносят вместе с ним каждое слово.
– Не наказаны и не прокляты, без покаяния и прощения… История о душе, ведомой дьявольским светом во мраке чистилища.
Да-а, сочувствую. Это все равно что тебя не пустили в самый отстойный ночной клуб города.
Ну и лузер, даже в ад, и то не приняли. Репку всучили светящуюся, и от ворот поворот.
Полный п%ц.
– Просьба далеко не отходить! – возглашает Джек (вот уж в ком точно погиб актер ужастиков студии «Хаммер»!). – Но и слишком близко подходить не советую.
Он роется в своем зловещем плаще. Раздается громкий щелчок, затем какая-то трескотня, и вдруг из-под плаща вырывается наружу визгливый хор мультяшных бурундуков. У присутствующих сконфуженные лица.
– Одну минутку… – Джек выхватывает из-под полы вещицу, напоминающую бортовой «черный ящик», только в миниатюре.
Посветив ухмыляющейся тыквой на свой древний кассетник, Джек его шлепает – раз! – точно так же, как шлепнули моего брата родители, когда он однажды подбил меня ткнуть в розетку антенной игрушечного «уоки-токи». Два! – за взрыв, выбивший рацию у меня из рук, за вырубленный свет и сгоревшую коробку предохранителей.
Три! – за черную звездочку, оставшуюся на розетке и вокруг нее, и в знак бессрочного домашнего ареста, неминуемо следующего за поркой…
Я перекатываю во рту горячий каштан.
– Свечи… – Джек кивает в сторону жилых домов, пытаясь выиграть время, судорожно перебирает пальцами по своему никудышному плееру. – Запах тыквенного пирога. Такие свечи горят ярко, но недолго… С ними и светильники получаются страшнее.
А брат мой любил палить свечку с двух концов – сколько его помню, всегда у него были на уме какие-нибудь проделки… Джек наконец находит нужную кнопку, и к его выступлению добавляется аккомпанемент из неживых аккордов.
– Ух ты, – произносит Упыриха с каменной миной и громко фыркает под незатейливые страсти и заурядные мордасти скрипучей органной музыки: – Фигня!
Туристы обожают дешевые фокусы. Каким бы дрянным ни был ваш рассказ, дополните его простеньким трюком, и толпы незнакомцев пойдут за вами по пятам даже в самые нелепые места. Не успеет дождь смыть нарисованный мелом силуэт, не завянут еще венки на месте трагедии, как там уже возникает масса развлекательно-туристических лавочек, наперебой предлагающих посетителям самим пережить весь ужас случившегося.
Что уж говорить о таких достопримечательностях, как район Уайтчепл с его мощеными улочками, на которых в 1888 году Джек-потрошитель вспарывал животы проституткам, или вызывающий клаустрофобию тоннель под парижским мостом Альма, где в 1997 году разбился «мерседес-бенц» с принцессой Дианой, или супермодный ночной клуб «Вайпер рум», у входа в который в 1993 году накануне Хеллоуина умер от передозировки наркотиками актер и кумир подростков Ривер Феникс.
И дело не в том, чтобы нажиться на чьей-то смерти; главное – удовлетворить потребности нишевого рынка.
– Так послушайте же! – Джек обнажает в улыбке ряд стиснутых зубов, что лишь подчеркивает его отвратительное актерское мастерство, и под зловещие звуки примитивного аккомпанемента нетвердо направляется в сторону темноты городка. – Послушайте и насладитесь историями о привидениях Эчмонда!
– За Эчмонд! – провозглашает Битл-Курт. Его грим растекся, зрачки зияют, как горла погребальных урн.
Собаки отвечают ему лаем. Стоящие рядом туристы отшатываются, а он выплескивает на них сидр из банки, вызвав на себя град ошалелых взглядов.
Суть походов по следам привидений (как и остальных мероприятий для падких на чернуху туристов) состоит в том, что, прежде чем стать объектом любопытства – прежде чем вас заметят, – вы должны умереть. Экскурсантам в траурных очках больше всего хочется узнать, кто где погиб, при каких обстоятельствах и почему. Они умоляют поведать им всю подоплеку, подогреть их любопытство, не обмануть ожидания.
Итак, за доверчивую публику, увлекаемую в хеллоуинскую ночь дешевыми байками гамельнских дудочников…
– И за привидения! – выкрикивает Битл-Курт, оросив мне шею сидром из смятой в кулаке банки.
Не успевает Джек повернуться к нашей неуклюжей и напирающей толпе, чтобы обрушить свой гнев на нарушителя, как того уже и след простыл.
Битл-Курт уже далеко – подняв ворот, он одиноко бредет по выгону, прочь от янтарного света тыквы; полоски костюма растворяются в темноте.
Перед тем как исчезнуть навсегда, оставив за собой в воздухе облако перегара, Битл-Курт швыряет в темноту пустую банку.
– Вот псих, – злобно говорит Упыриха.
Реплика вызывает в группе глупое хихиканье. Отвожу глаза в сторону. Кидаю в рот каштан.
– Давайте начнем заново, – предлагает Джек и возвращается в самое начало программы, будто решив подвергнуть меня пытке. Но мои мысли рассеиваются, и под его мерное бормотание я отключаюсь.
Смотрю по сторонам – где я, с кем, – но не потому, что мне лень слушать. Брат мой – вот тот был лоботряс и оболтус. Даже соврать по-человечески не умел – как тогда, в парке, когда он раскачивал меня на качелях, подзуживая крутануть «солнышко». Ты не бойся, мол, гравитация сделает свое дело, наука не подведет!
Нет, вовсе не потому. Просто я слишком часто слышу это слово.
Смерть.
Глазея вокруг, я придумываю для нее разные нелепые способы, подручные средства, причудливые названия: …покрытые пеной клыки… хам с собакой… укус питомца… водобоязнь… бешенство… бу-бу-бу…
Стирается грань между заученным экскурсионным текстом и последними показателями смертности в городе. Между старым и новым. Я уже не помню, какой смертью кто умер. Откуда я все это знаю. И в каком городе нахожусь. Оглядывая группу, я принимаю желаемое за действительное: погубленный Бес-Френд… ревнивая Упыриха… убийство, спровоцированное жертвой… бу-бу-бу…