— Она не войдет сюда…
— Ты этого не знаешь…
Роб уткнулся лицом в мою шею:
— Она знает, что мы занимаемся сексом. Если бы мы этого не делали, ее бы не было на свете.
— А ты бы хотел думать о том, что твои родители занимаются сексом?
Роб скорчил мину и откатился от меня:
— Хорошо, ты убила весь настрой.
Я засмеялась:
— Дай ей десять минут, пусть уснет, и я снова разожгу это пламя.
Он подложил руки под голову, уставившись в потолок:
— Как думаешь, сколько раз в неделю занимаются сексом Шарлотта и Шон?
— Не знаю!
Роб взглянул на меня:
— Конечно же знаешь. Вы, девчонки, любите о таком болтать.
— Во-первых, нет, не любим. А даже если и так, я не стану любопытствовать, как часто моя лучшая подруга спит с мужем.
— Да, конечно. То есть ты никогда не смотрела на Шона и не думала, каково это — переспать с ним?
Я приподнялась на локте:
— А ты?
Он заулыбался:
— Шон не мой типаж…
— Очень смешно. — Я перевела на него взгляд. — Шарлотта? Серьезно?
— Ну… знаешь… просто из любопытства. Даже Гордон Рамзи должен иногда думать о «Биг Маках».
— Значит, я сложное блюдо для гурманов, а Шарлотта как фастфуд?
— Плохая вышла метафора, — признался Роб.
Шон О’Киф был высоким, мускулистым, физически развитым, в противоположность худощавому, как у бегуна, телосложению Роба, с его ухоженными руками хирурга и страстью к чтению. Одна из причин, по которой я влюбилась в Роба, — он больше обращал внимание на мой ум, чем на ноги. Если бы я даже захотела закрутить с кем-нибудь вроде Шона, то желание быстро бы угасло: после стольких лет болтовни с Шарлоттой я знала его слишком хорошо и не считала привлекательным.
Но упорство Шона также распространялось на его родительские качества: он был помешан на своих девочках, а еще яростно оберегал Шарлотту. Роб больше отличался рассудительностью, чем стихийной нерациональностью. Что значит быть объектом такой безудержной страсти? Я попыталась представить себе Шона в постели. Носит ли он пижамные штаны, как Роб? Или ходит без белья?
— Ого, — проговорил Роб, — я и не знал, что ты можешь покраснеть до самых…
Я натянула одеяло до подбородка:
— Отвечая на твой вопрос, я даже не уверена, что раз в неделю. Учитывая рабочий график Шона и заботы о Уиллоу, они, возможно, даже не ночуют в одной комнате.
«Странно, что мы с Шарлоттой не обсуждали секс», — подумала я. И даже не из-за дружбы. Все же я была ее гинекологом — медицинское анкетирование содержит вопросы о том, есть ли у пациента проблемы во время соития. Спрашивала ли я ее когда-нибудь об этом? Или пропустила, потому что вопрос казался слишком интимным для подруг? Секс был просто способом получить желаемое: ребенка. Но что теперь? Счастлива ли Шарлотта? Лежат ли они с Шоном в кровати, сравнивая себя со мной и Робом?
— Так, давай подумаем. Мы с тобой в одной комнате по ночам. — Роб склонился надо мной. — А что, если нам объединить усилия?
— Эмма…
— Уже сладко спит. — Роб стащил с меня верх пижамы через голову и принялся разглядывать. — У меня тоже есть несколько грез…
Я обхватила его руками за шею и медленно поцеловала:
— Все еще думаешь о Шарлотте?
— О какой еще Шарлотте? — пробормотал Роб и поцеловал меня в ответ.
Раз в месяц мы с Шарлоттой ходим в кино, а потом в бар под названием «Пещера Макси» — место, чье название меня абсолютно развеселило, учитывая гинекологический подтекст, хотя уверена, что сам Макси об этом не догадывался — седовласый рыбак из Мейна, который, когда мы впервые заказали шардоне, сказал нам, что у них такого пойла не бывает. Я тащила Шарлотту на сеанс, даже когда показывали кровавые фильмы с драками или подростковые комедии. В остальное время она редко выходила из дому.
Гордостью Макси был его внук Мус, полузащитник, которого выгнали из колледжа из-за скандала с жульничеством. Он стал работать у деда барменом три года назад, когда вернулся домой, взвешивая все «за» и «против», и так никуда и не уехал. Представьте себе мускулистого блондина ростом шесть футов шесть дюймов с сообразительностью кулинарной лопатки.
— Держите, мэм, — сказал Мус, передавая светлый эль Шарлотте, которая практически не глянула на него.
Сегодня с Шарлоттой что-то было совершенно не так. Она пыталась отложить нашу назначенную встречу, но я не позволила бы. Последние несколько часов подруга вела себя рассеянно и отстраненно. Я попыталась объяснить это заботами о тебе: процедуры с памидронатом, переломы обоих бедер, операция со штифтом — голова у нее была совершенно забита, а я собиралась немного отвлечь ее.
— Он тебе подмигнул, — сказала я, когда Мус отвернулся к другому посетителю.
— Ой, да брось! — сказала Шарлотта. — Я слишком стара для флирта.
— Сорок четыре — это те же двадцать два.
— Да, поговорим, когда ты будешь моего возраста.
— Шарлотта, я всего на два года моложе тебя! — Я засмеялась и сделала глоток пива. — Боже, мы такие жалкие! Он, возможно, думает: «Эти тетки такие бедолаги, я могу помочь им, лишь притворившись, что они хотя бы немного сексуальны».
Шарлотта подняла бокал:
— Выпьем за то, чтобы наши мужья не были слишком молоды, чтобы арендовать машину в «Херц».
Именно я познакомила твоих родителей. Думаю, это естественное желание женатого человека найти пару своим незамужним и холостым друзьям. Шарлотта не была до этого замужем — отец Амелии употреблял наркотики, пытался завязать во время беременности Шарлотты, но безуспешно, после чего уехал в Индию с семнадцатилетней стриптизершей. Когда меня за превышение скорости остановил симпатичный коп без обручального кольца на пальце, я пригласила его на обед, чтобы познакомить с Шарлоттой.
— Я не хожу на свидания вслепую, — сказала мне твоя мать.
— Тогда прогугли его.
Через десять минут она позвонила мне и взволнованно объяснила, что Шон О’Киф был педофилом, недавно выпущенным на свободу. Через десять месяцев Шарлотта вышла замуж за другого Шона О’Кифа.
Я наблюдала за тем, как Мус ставит бокалы на барную стойку, как свет играет на его мускулах.
— Как у вас дела с Шоном? Уже убедила его сделать это?
Шарлотта вздрогнула, чуть не перевернув бокал с пивом:
— Сделать — что?
— Операцию со штифтом для Уиллоу. Алло, ты здесь?
— Точно. Я забыла, что рассказала тебе об этом.
— Шарлотта, мы общаемся с тобой каждый день. — Я внимательнее посмотрела на нее. — Ты уверена, что все в порядке?
— Мне просто нужно выспаться, — ответила она и, опустив голову, посмотрела на пиво, провела пальцем по краю бокала, и тот запел для нас. — Знаешь, я кое-что читала в больнице, один журнал. Там была статья о семье, которая подала в суд на больницу, после того как их сын родился с кистозным фиброзом.
Я покачала головой:
— Меня бесит это перекладывание ответственности. Повесь вину на другого, чтобы самому стало лучше.
— Вдруг кто-то другой и впрямь виновен.
— Это дело случая. Знаешь, что скажет акушер, если у пары родится ребенок с КФ? «У них больной ребенок». И это не оценка, а констатация факта.
— Больной ребенок, — повторила Шарлотта. — Так ты подумала и обо мне?
Иногда я позволяла себе сболтнуть лишнего, как сейчас, не задумываясь, что Шарлотта заинтересована в этой теме не с теоретической стороны. Мои щеки загорелись.
— Я не говорила о Уиллоу. Она…
— Идеальная? — с вызовом ответила Шарлотта.
Но ты и была такой. Ты могла состроить самую забавную рожицу Пэрис Хилтон, пропеть алфавит наоборот, а черты твоего лица напоминали сказочного эльфа. О хрупких костях я вспоминала в последнюю очередь.
Внезапно Шарлотта пошла на попятную:
— Прости. Мне не следовало этого говорить.
— Нет, ты права, мой рот не должен открываться, если мозг занят чем-то другим.
— Я просто очень устала. Давай закончим на этом. — Когда я привстала с барного стула, она покачала головой. — Оставайся, допей пиво.
— Давай я провожу тебя до машины…
— Пайпер, я уже большая девочка. Правда. Забудь, что я говорила.
Я кивнула. И на свою голову, так и сделала.
Амелия
Я пришла в школьную библиотеку, одно из немногочисленных мест, где я могла притвориться, что моя жизнь не разрушена полностью из-за твоего несовершенного остеогенеза, и тут я наткнулась в журнале на фотографию женщины, как две капли воды похожей на тебя. Я словно увидела снимок ФБР, где они с помощью программы старят изображение ребенка, похищенного десять лет назад, чтобы его могли узнать на улице. Такие же, как у тебя, пушистые шелковистые волосы, заостренный подбородок, искривленные ноги. Я и раньше встречала детей с НО и знала, что у вас схожие черты, но это уже выходило за рамки.
Еще более странным показалось мне то, что женщина держала на руках ребенка и стояла рядом с гигантом. Он обнимал ее одной рукой и улыбался с фотографии, демонстрируя чудовищный прикус.
«Альма Дакинс, — сообщалось в статье, — всего три фута два дюйма ростом, а ее муж Грейди — шесть футов четыре дюйма».
— Что делаешь? — спросила Эмма.
Она была моей лучшей подругой: казалось, мы дружили всегда. После кошмара в «Дисней уорлд», когда одноклассники узнали, что меня на ночь забрали в приют для детей, она а) не относилась ко мне, как к прокаженной, и б) грозилась уложить любого, кто будет так вести себя. Сейчас Эмма подошла ко мне со спины и положила подбородок на мое плечо:
— Эй, эта женщина похожа на твою сестру.
Я кивнула:
— У нее тоже НО. Может, Уиллс подменили при рождении.
Эмма опустилась на пустой стул рядом со мной.
— А это ее муж? Мой папа мог бы исправить ему прикус. — Она вгляделась в снимок. — Боже, да как они вообще это сделали?!
— Фу, омерзительно! — произнесла я, хотя подумала о том же.
Эмма надула пузырь из жевательной резинки.
— Наверное, все примерно одного роста, когда они лежат и занимаются всякими гадостями, — сказала она. — Я думала, что у Уиллоу не может быть детей.