На чем мы сейчас и остановились. Просмотрев анкеты, я разделила их по стопкам — кто подходил мне для жюри присяжных, а кто нет. Судья Геллар вызовет каждого на место свидетеля, а мы с Гаем могли либо исключить члена жюри из участия в деле, принять его или ее либо использовать одну из наших драгоценных карточек немотивированного отвода «Убрать кандидата», которая позволяла избавиться от определенного участника безо всякой причины. Самым важным было понимание, когда использовать такие отводы и когда приберечь для более неподходящего кандидата.
Для жюри присяжных Шарлотты я хотела подобрать домохозяек, которые больше отдавали и ничего не получали взамен. Родители, чьи жизни вращались вокруг детей. Мамочки юных футболистов, мамочки из родительских комитетов, отцы-домоседы. Жертвы домашнего насилия, которые терпели то, что терпеть нельзя. В общем и целом мне нужны были двенадцать мучеников.
Пока мы с Гаем опросили троих: магистранта Университета Нью-Гэмпшира, продавца подержанных автомобилей и работницу школьного кафетерия. Я использовала первый немотивированный отвод, чтобы удалить студента, когда узнала, что он возглавляет партию Молодых республиканцев в общежитии. Сейчас мы перешли к четвертому потенциальному члену жюри, женщине по имени Джульет Купер. Ей было немного за пятьдесят, хороший возраст для члена жюри, зрелый человек без опрометчивых мнений. У нее было двое детей-подростков, а работала она оператором горячей линии в больнице. Когда она села на место свидетеля, я продемонстрировала широкую улыбку, чтобы расположить ее к себе:
— Спасибо, что пришли к нам сегодня, миссис Купер. Вы теперь работаете вне дома, так?
— Да.
— Как вам удавалось совмещать работу с воспитанием детей?
— Я не работала, когда они были маленькими. Считала, что намного важнее быть рядом с ними дома. Только когда они пошли в старшие классы, я снова стала работать.
Пока все шло отлично: у этой женщины дети были на первом месте. Я снова просмотрела ее анкету:
— Вы здесь упоминали, что подавали иск в суд.
Я всего лишь упомянула факт, который она сама написала, но Джульет Купер выглядела так, будто ей дали пощечину.
— Да.
Разница между опросом свидетелей и интервью с кандидатами в жюри заключалась в том, что в первом случае ты задавал вопросы, на которые знал ответы. А во втором — ты задавал открытые вопросы, потому что мог найти то, что не знал и что помогло бы устранить потенциального члена жюри. А что, если Джульет Купер сама подавала иск о врачебной ошибке и это закончилось для нее печально?
— Могли бы вы уточнить? — надавила я.
— Иск так и не дошел до суда, — пробормотала она. — Я забрала жалобу.
— Могут у вас возникнуть трудности в справедливом и бесстрастном суждении того, кто начал судебную тяжбу?
— Нет, — ответила Джульет Купер. — Я бы решила, что она более мужественная, чем я.
Для Шарлотты эта женщина очень подходила. Я села, чтобы Гай мог приступить к опросу.
— Миссис Купер, вы упомянули племянника, который прикован к инвалидному креслу.
— Он служил в Ираке и потерял обе ноги, когда взорвался автомобиль. Ему всего двадцать три, это разрушило ему жизнь. — Она посмотрела на Шарлотту. — Думаю, есть трагедии, мимо которых невозможно пройти мимо. Твоя жизнь уже не будет прежней, что бы ни случилось.
Мне понравилась эта участница. И мне захотелось ее клонировать.
Интересно, станет ли Гай вычеркивать ее из списка кандидатов. Но был шанс, что ограниченные возможности сыграют на руку ему, как могут и мне. Сначала я думала, что матери детей-инвалидов станут для Шарлотты ключом к победе, но потом изменила свое мнение. «Неправомерное рождение» — термин, который Гай собирался использовать в судебном зале направо и налево, мог быть для них чрезвычайно оскорбительным. Казалось, что скорее в члены жюри подойдет человек, который сможет проявить сочувствие, но без личного опыта общения с инвалидами, или кто-то вроде Джульет Купер, кто знал об ограниченных возможностях столько, что мог понять сложности твоей жизни.
— Миссис Купер, — сказал Гай, — на вопрос о религиозных и личных верованиях в отношении аборта вы написали что-то, а потом зачеркнули, и я не смог прочесть.
— Да, — ответила она. — Я не могла решить, что сказать.
— Это очень непростой вопрос, — признался Гай. — Вы понимаете, что решение об аборте является ключевым для вынесения решения по данному делу?
— Да.
— Вы когда-либо делали аборт?
— Протестую! — выкрикнула я. — Ваша честь, это нарушение Закона об ответственности и переносе данных!
— Мистер Букер, — сказал судья, — что вы себе позволяете?
— Свою работу, Ваша честь. Личные верования членов жюри крайне важны, учитывая природу данного дела.
Я прекрасно понимала, что делал Гай. Он рискнул огорчить члена жюри, что, насколько он считал, было не так важно, как риск проиграть из-за нее дело. Возможно, мне самой придется задавать такие провокационные вопросы. Я порадовалась, что сейчас эта роль выпала Гаю, а значит, у меня есть возможность сыграть хорошего копа.
— Что миссис Купер делала или не делала в прошлом, не имеет отношения к делу, — заявила я, поворачиваясь к жюри. — Приношу свои извинения за вторжение моего коллеги в вашу личную жизнь. Мистер Букер забывает, к своему удобству, что важным вопросом здесь остается не право на аборт в Америке, но конкретный случай врачебной ошибки.
Гай Букер в качестве адвоката защиты будет пускать пыль в глаза, утверждая, что Пайпер Риис не совершала ошибки по ведению беременности. НО невозможно диагностировать в утробе матери, невозможно винить в том, чего нельзя увидеть, ни у кого нет права заявлять, что человек с ограниченными возможностями не достоин жить. Но сколько бы пыли ни приготовил Гай для членов жюри, я перетягивала одеяло на себя, напоминала им, что это иск о медицинской халатности и кто-то должен заплатить за ошибку.
Я подсознательно понимала иронию того, что защищала право члена жюри на медицинскую приватность, когда — на личном уровне — именно это превратило мою жизнь в кошмар. Если бы не конфиденциальность медицинских архивов, я бы узнала имя своей биологической матери еще несколько месяцев назад. Пока я находилась в беспроглядной бездне вероятностей, ожидая вестей от суда по семейным делам Хиллсборо и от Мейси.
— Можете прекратить это представление, мисс Гейтс, — сказал судья. — А что касается вас, мистер Букер, если вы снова зададите подобный вопрос, я буду вынужден считать это неуважением к суду.
Гай пожал плечами. Он завершил опрос, и мы оба подошли к судье.
— Истец не имеет возражений к участию миссис Купер в списке присяжных, — сказала я.
Гай согласился, и судья позвал следующего потенциального члена жюри.
Ее звали Мэри Пол. У нее были седеющие волосы, собранные в низкий хвост. Оделась она в бесформенное синее платье и туфли на каучуковой подошве. Она напоминала обычную бабушку. Сейчас она дружелюбно улыбнулась Шарлотте и села на место свидетеля. «Вот это, — подумала я, — многообещающе».
— Мисс Пол, вы указали, что вы на пенсии.
— Не знаю, подходит ли для этого слово «пенсия»…
— Чем вы в последнее время занимались? — спросила я.
— Ох! — вздохнула она. — Я сестра милосердия.
День обещал быть очень долгим.
Шон
Когда Шарлотта наконец вернулась домой после отбора состава жюри присяжных, ты обставляла меня в скрэбл.
— Как все прошло? — спросил я, но все понял, не успела она произнести ни слова: выглядела она так, будто ее переехал грузовик.
— Они все пялились на меня, словно я какая-то диковинка.
Я кивнул, не зная, что и сказать. А что еще она ожидала?
— Где Амелия?
— Наверху, стала единым целым со своим айподом.
— Мам, — позвала ты, — хочешь поиграть? Можешь присоединиться, не важно, что ты пропустила начало.
За восемь часов, которые я провел с тобой сегодня, я так и не смог сказать о разводе. Мы прогулялись в зоомагазин, где увидели, как змея ест мертвую мышь, посмотрели диснеевский фильм, сходили в магазин за продуктами и купили спагетти «Шеф Боярди», которые твоя мать называла «Шеф МСГ». На самом деле мы провели идеальный день. Я не хотел становиться тем, кто потушит огонь в твоих глазах. Может, Шарлотта это знала, поэтому и предложила, чтобы я рассказал тебе обо всем сам. И может, по этой же причине она посмотрела на меня и вздохнула:
— Ты, должно быть, шутишь. Шон, прошло три недели.
— Не было подходящего момент…
Ты сунула руку в мешочек с буквами.
— Мы перешли на слова из двух букв, — сказала ты. — Папа назвал «Оз», но это место, а их нельзя использовать.
— Подходящего момента никогда не будет. Милая, я и правда очень устала, — сказала Шарлотта, поворачиваясь к тебе. — Можно мне сыграть в другой раз?
Она прошла на кухню.
— Я сейчас вернусь, — сказал я тебе и последовал за ней. — Знаю, что не имею права просить об этом, но… мне бы хотелось, чтобы ты была там, когда я скажу ей. Мне кажется, что это важно.
— Шон, у меня был ужасный день…
— А я собираюсь сделать его еще более ужасным. Знаю. — Я посмотрел на нее сверху вниз. — Пожалуйста.
Шарлотта молча вернулась в гостиную вместе со мной и села за стол. Ты радостно посмотрела на нас:
— Значит, хочешь сыграть?
— Уиллоу, у нас с мамой есть кое-какие новости.
— Ты собираешься насовсем вернуться домой? Я знала. В школе Сапфира сказала мне, что как только ее отец уехал из дому, то влюбился в подлую стерву и теперь ее родители не вместе, но я сказала, что ты так никогда не поступишь.
— Я же тебе говорила, — повернулась ко мне Шарлотта.
— Уиллс, мы с твоей мамой… разводимся.
Она посмотрела на каждого из нас:
— Из-за меня?
— Нет, — одновременно сказали мы с Шарлоттой.
— Мы оба любим тебя и Амелию. Но мы с мамой больше не можем быть парой.
Шарлотта отошла к окну, повернувшись ко мне спиной.
— Ты по-прежнему будешь видеться с нами обоими. И жить с нами. Мы сделаем все, чтобы облегчить тебе жизнь, почти ничего не изменится… — Пока я говорил, твое лицо искажалось все больше и больше, становясь пунцовой маской злости.