— Со вчерашнего дня. Неделю назад мне прислали по почте ваше письмо, но я не смогла открыть его. Я была не готова. — Она посмотрела на меня. У нее были карие глаза. Значило ли это, что у моего отца глаза были голубыми, как у меня? — Все дело в том, что произошло вчера в суде, — вопросы о матери, которая хочет избавиться от ребенка, — это заставило меня решиться.
Меня словно накачало гелием. Значит, она и правда не хотела отказаться от меня, как и Шарлотта не хотела отказываться от Уиллоу.
— Когда я добралась до конца письма, то увидела ваше имя и поняла, что уже знала это, с судебного процесса. — Она замешкалась. — Это довольно редкое имя.
— Да.
А как вы хотели назвать меня? Сьюзи? Маргарет? Тереза?
— У вас здорово получается, — робко сказала Джульет Купер. — В суде.
Нас разделяло три фута. Почему никто из нас не мог преодолеть их? Я так часто представляла себе эту встречу, и всегда в моих фантазиях мать крепко обнимала меня, будто пыталась восполнить то, что отказалась от меня.
— Спасибо.
Вот чего я раньше не понимала: мать, которую ты не видела тридцать шесть лет, — это не твоя мать, а незнакомый тебе человек. Общая ДНК не делает из вас тут же друзей. Воссоединение не было радостным. Скорее неловким.
Может, ей было так же неуютно, как и мне, может, она боялась переступить черту или считала, что я злилась на нее за то, что она отдала меня. Но кто, если не я, мог растопить лед?
— Не могу поверить, что все это время я искала вас, а вы оказались в моем жюри присяжных, — с улыбкой сказала я. — Как тесен мир.
— Точно, — согласилась она, и снова повисла тишина.
— Вы мне сразу понравились на отборе. — Я старалась пошутить, но мое замечание повисло в воздухе, и тут я вспомнила еще кое-что о Джульет Купер: она долго сидела дома с детьми. Она вышла на работу только тогда, когда ее дети пошли в старшие классы. — У вас есть дети. Другие дети.
— Две девочки, — кивнула она.
Для единственного ребенка в семье это было невероятным: я не только нашла биологическую мать, но и двух сестер.
— У меня есть сестры, — вслух сказала я.
Что-то дрогнуло во взгляде Джульет Купер.
— Они не ваши сестры.
— Простите. Я не имела в виду…
— Я собиралась написать ответ. Собиралась отправить письмо в суд Хиллсборо и попросить, чтобы переслали вам, — сказала она. — Слушая Шарлотту О’Киф, я будто пережила все вновь: есть дети, которым лучше не рождаться. — Джульет резко встала. — Я хотела написать письмо, — повторила она, — и попросить вас больше не связываться со мной.
Вот так моя биологическая мать отвергла меня во второй раз.
Будучи приемным ребенком, ты можешь жить самой счастливой жизнью на свете, но глубоко внутри ты задаешься вопросом: будь ты более красивым, тихим, появился бы на свет легче, может, тогда твоя родная мать не бросила бы тебя? Конечно, это глупости. Решение отдать ребенка в приемную семью обдумывается несколько месяцев, но все равно приходят и такие мысли.
В колледже я получала только пятерки. Я окончила юридическую школу, находясь среди лучших студентов. Я хотела, чтобы семья гордилась мной, но не уточняла, какая именно семья. Безусловно, мои приемные родители. Но и биологические. Наверное, я не могла избавиться от мысли, что, если встречу родную мать случайно, она увидит, какая я стала умная, успешная, и обязательно меня полюбит.
Но правда в том, что она меня бросила.
Дверь в конференц-зал открылась, и внутрь зашла Шарлотта.
— В женском туалете оказался журналист. Она шла за мной с микрофоном, пока я направлялась в… Марин? Вы плакали?
Я покачала головой, отрицая очевидное:
— Что-то в глаз попало.
— В оба?
Я поднялась.
— Идем, — бросила я и пошла вперед.
Доктор Марк Розенблад, который лечил тебя в детской больнице Бостона, был моим следующим свидетелем. Я решила снять себя с автопилота и дать самое большое в своей жизни представление для присяжного, который занял место Джульет Купер, — мужчины за сорок, в очках с толстыми линзами и с неправильным прикусом. Он улыбался мне, пока я направляла все вопросы по поводу квалификации Розенблада в его сторону.
С моей удачей я проиграю процесс, а этот мужчина пригласит меня на свидание.
— Вы знакомы с Уиллоу, доктор Розенблад?
— Я лечил ее с шестимесячного возраста. Она удивительный ребенок.
— Какой у нее тип НО?
— Третий, или НО с прогрессирующей деформацией.
— Что это значит?
— Это самая серьезная форма НО, которая не является летальной. Дети с третьим типом получат сотни переломов за всю продолжительность жизни, причем не всегда от контакта с внешним миром, иногда они перекатываются во сне или тянутся до чего-то на полке. Часто у них развивается тяжелая респираторная инфекция и осложнения из-за грудной клетки в форме бочки. Зачастую у детей с третьим типом пропадает слух или встречаются слабые связки и мышечная недостаточность. У них может развиться тяжелая степень сколиоза, которая требует установки штифта позвоночника или сращивания позвонков, хотя это очень сложное решение, ведь с этого момента ребенок перестанет расти, а такие дети и так небольшого роста. Другие осложнения могут включать макроцефалию — жидкость в головном мозге, внутримозговое излияние, вызванные родовой травмой, а также хрупкие зубы, а для некоторых людей третьего типа базилярная импрессия — второй позвонок передвигается наверх и упирается в череп, где спинной мозг передает импульсы мозгу, вызывая головокружение, головные боли, периоды рассеянности, онемение и даже смерть.
— Вы можете сказать, какими могут быть следующие десять лет для Уиллоу? — спросила я.
— Как и многие дети ее возраста с третьим типом НО, она принимает памидронат с младенческого возраста. Это сильно улучшило качество ее жизни — до бисфосфонатов дети третьего типа редко могли ходить и на всю жизнь оставались прикованными к инвалидному креслу. Вместо нескольких сотен переломов за жизнь у нее будет, возможно, только сто благодаря памидронату, но мы не до конца уверены. Некоторые исследования мы проводим с подростками, которые стали принимать препарат в младенчестве, как Уиллоу. Результаты показывают, что кости ломаются не по обычной структуре, а значит, их тяжелее лечить. Кости становятся плотнее из-за препарата, но они все же несовершенные. Также есть случаи нарушения челюсти, но неизвестно, связано это с памидронатом или это часть дентиногенеза, сопутствующего НО. Некоторые из этих осложнений имеют место быть, — сказал доктор Розенблад. — В довершение ко всему у нее все равно будут переломы и операции по их восстановлению. Недавно ей установили штифт в бедро, второе, скорее всего, повторит историю. А в итоге ей сделают операцию на позвоночнике. Ежегодно она страдает от пневмонии. Все люди третьего типа имеют разную степень отклонений в строении грудной клетки, вертикальный коллапс и кифосколиоз, которые приводят к легочным заболеваниям и сердечно-легочному расстройству. Некоторые пациенты с третьим типом умирают из-за респираторных или неврологических осложнений, но, если повезет, Уиллоу станет одной из наших историй успеха — перейдет в зрелый возраст и будет жить полноценной и значимой жизнью.
Несколько секунд я просто смотрела на доктора Розенблада. Встретившись с тобой и пообщавшись, видя, как ты стараешься заехать на кресле вверх по наклонной и дотянуться до чего-то на слишком высокой столешнице, я не могла осознать, что все эти медицинские кошмары ожидали тебя впереди. Конечно, именно на этот крючок рассчитывали мы с Бобом Рамиресом, и я собиралась с самого начала взбаламутить этот процесс, но даже я стала воспринимать твою жизнь как должное.
— Если Уиллоу доживет до зрелого возраста, сможет ли она заботиться о себе?
Я не могла взглянуть на Шарлотту, задавая этот вопрос. Невозможно было бы посмотреть ей в глаза, ведь я сказала «если» вместо «когда».
— Ей понадобится уход со стороны другого человека в некоторой степени, не важно, какой независимой она станет. Всегда будут переломы, госпитализация, физиотерапия. Будет сложно удержаться на работе.
— Помимо физических трудностей, — спросила я, — будут ли эмоциональные?
— Да, — сказал доктор Розенблад. — Дети с НО обычно имеют проблемы с уровнем тревожности и демонстрируют замкнутость, чтобы пережить боль от переломов. После серьезных случаев у них иногда развивается посттравматическое стрессовое расстройство. В дополнение к этому Уиллоу уже стала замечать, что отличается от других детей и имеет ограниченные возможности из-за НО. Когда дети с НО взрослеют, они хотят независимости, но они не могут иметь ту же функциональную независимость, как их здоровые сверстники. Эта борьба может привести к интровертности, депрессии, даже к суицидам.
Когда я повернулась, то увидела Шарлотту. Она закрыла лицо руками.
Возможно, мать прячет свои чувства глубоко внутри. Может, Шарлотта подала иск на Пайпер Риис, потому что слишком сильно любила Уиллоу и не хотела ее отпускать. Возможно, моя биологическая мать отпустила меня, потому что знала, что не может полюбить.
— За шесть лет, пока вы лечили Уиллоу, хорошо ли вы узнали Шарлотту О’Киф?
— Да, — ответил доктор. — Шарлотта посвятила всю свою жизнь дочери. Когда дело доходит до проблем со здоровьем Уиллоу, у Шарлотты будто открывается шестое чувство. Она предпринимает действия, пока не становится поздно. — Он посмотрел на жюри присяжных. — Помните Ширли Маклейн в «Языке нежности»? Это Шарлотта. Иногда она упрямая, и мне хочется осадить ее, но это потому, что она перечит мне.
Я откинулась на спинку стула, передавая право задавать вопросы Гаю Букеру.
— Вы лечите этого ребенка с шестимесячного возраста, верно?
— Да. Я работал в то время в Шрайнерсе в Омахе, Уиллоу участвовала в нашем эксперименте с памидронатом. Когда я перебрался в детскую больницу Бостона, стало логичнее лечить ее ближе к дому.
— Как часто вы видитесь с ней, доктор Розенблад?