— Простите, — сказала я и тут же поняла, что передо мной стоит Пайпер.
— Знаешь, Шарлотта, — тихо сказала она, — и ты меня прости.
Я молча смотрела на нее. Из всех возможных перемен я заметила, что от нее пахло совершенно иначе. Она сменила парфюм или шампунь.
— Значит, ты признаешь, что совершила ошибку, — сказала я.
Пайпер покачала головой:
— Нет. Профессионально нет. Но на личном уровне, что ж… жаль, что все между нами закончилось вот так. Мне жаль, что у тебя не родился здоровый ребенок, как ты того хотела.
— Ты понимаешь, что за все эти годы после рождения Уиллоу ты ни разу мне этого не сказала?
— Тебе следовало сказать, что ты хочешь это услышать, — ответила Пайпер.
— Не следовало.
Я пыталась не думать о том, как мы с Пайпер вместе теснились на трибунах катка, читали частные объявления и пытались подобрать друг другу объявления о знакомстве. Мы вместе гуляли, толкая твою коляску, наполняя холодный воздух нашими разговорами, и три мили пролетали незаметно. Я пыталась не думать о том, что считала ее сестрой, которой у меня никогда не было, и что надеялась, будто вы с Амелией станете такими же близкими друг другу.
Я старалась не вспоминать, но помнила.
Внезапно дверь в туалет отворилась.
— Вот вы где, — вздохнула Марин. — Жюри присяжных вернулось.
Она вылетела за дверь, а Пайпер по-быстрому вымыла руки. На обратном пути в зал суда она шла следом за мной, хотя ее ноги были длиннее, и в итоге поравнялась с нами.
Когда мы зашли внутрь, бок о бок, дюжины объективов вспыхнули разом, и я уже не понимала, куда иду. Марин потянула меня вперед за руку. Показалось, что Пайпер шепнула мне «прощай».
Вошел судья, все сели.
— Мадам председатель, — сказал он, обращаясь к члену жюри. — Вы вынесли вердикт?
Женщина была невысокого роста, напоминая птичку с очками, которые увеличивали ее глаза.
— Да, Ваша честь. В деле О’Киф против Риис мы решаем в пользу истца.
Марин сказала мне, что семьдесят пять процентов дел о неправомерном рождении решают в сторону защиты. Я повернулась к ней, и она взяла меня за руку:
— Это ты, Шарлотта.
— И… — сказала председатель, — мы назначим возмещение ущерба в размере восьми миллионов долларов.
Я помню, как рухнула на стул, как взорвалась галерка. Мои пальцы онемели, я не знала, как дышать. Помню, как Шон и Амелия перебрались через заграждение и крепко обняли меня. Я слышала рев родителей детей с ограниченными возможностями, которые сидели в глубине зала во время слушания, и слова, которыми они называли меня. Я слышала, как Марин говорила репортеру, что это самая большая компенсация за неправомерное рождение в истории Нью-Гэмпшира и что сегодня свершилось правосудие. Я всматривалась в толпу, пытаясь разглядеть Пайпер, но она уже исчезла.
Сегодня, когда я отвезу тебя домой из больницы, я скажу, что все наконец закончилось. Я скажу, что теперь у тебя есть все, в чем ты нуждалась, до конца твоей жизни — и после того, как закончится моя. Я скажу, что выиграла это дело, что вердикт зачитали громко и отчетливо… хотя я не верила в это.
Если я выиграла дело, почему моя улыбка была натянутой, как барабан, а в груди так тесно?
Если я выиграла дело, почему такое чувство, что я проиграла?
Слезы: выделение излишней влаги.
В выпечке, как и в жизни, есть место слезам, когда что-то идет не по плану. Меренги представляют собой взбитые белки и сахар, их нужно есть сразу же. Если промедлить, вода просочится между наполнением и меренгой и на снежных белых пиках выступит слеза. Есть множество теорий, как этого избежать, — от использования только свежих яичных белков до добавления высококачественного сахара или добавления кукурузного крахмала перед приготовлением меренг. Спросите меня, и я подскажу единственный надежный способ.
Не готовьте, если у вас разбито сердце!
1 корж для пирога, «запеченный вслепую».
НАЧИНКА
1 1/2 стакана сахарного песка.
6 столовых ложек кукурузного крахмала.
Щепотка соли.
1 1/3 стакана холодной воды.
2 столовые ложки несоленого сливочного масла.
5 яичных желтков.
1/2 стакана свежевыжатого лимонного сока.
1 столовая ложка тертой цедры лимона.
Приготовьте корж для пирога. Тем временем смешайте сахар, кукурузный крахмал, соль и воду в эмалированной кастрюле. Перемешивайте до растворения комочков, взбивайте, пока смесь не закипит. Уберите с огня и добавьте масло.
В отдельной миске взбейте яичные желтки. Добавьте небольшое количество горячей жидкости и взбивайте до однородной консистенции. Добавьте в кастрюлю яичную смесь и нагревайте на умеренном огне, не переставая помешивать, пока она будет густеть, примерно 2 минуты. Уберите с огня и вмешайте лимонный сок и цедру.
6 крупных яичных белков комнатной температуры.
Щепотка винного камня.
Щепотка соли.
3/4 стакана сахара.
На медленной скорости взбейте яичные белки, винный камень и соль, пока все не перемешается. Увеличьте скорость и взбейте до образования твердых пиков. Вбейте сахар по 1 чайной ложке зараз.
Нагрейте духовку до 350 градусов по Фаренгейту. Вылейте начинку на корж и сверху украсьте меренгами. Убедитесь, что меренги распределены по всей поверхности и касаются краев коржа. Выпекайте 10–15 минут. Оставьте пирог остывать на два часа, затем поставьте в холодильник, чтобы избежать слез.
Или просто подумайте о чем-нибудь приятном.
Уиллоу
Март 2009 года
В школе у нас есть День сотни. Его проводят в конце ноября, и нам нужно рассказать о сотне чего угодно. Когда Амелия ходила в первый класс, то решила принести сто шоколадок, но к тому времени, как она сошла с автобуса, у нее осталось пятьдесят три. Я же принесла список из семидесяти пяти костей, которые уже ломала, и названий двадцати пяти, которые еще нет.
Миллион — это десять тысяч сотен. Я не могу представить себе десять тысяч. Может, столько деревьев в лесу или молекул воды в озере. Восемь миллионов — это даже больше, и столько долларов написано на большом синем чеке, который висит у нас на холодильнике уже шесть месяцев.
Родители много говорят об этом чеке. Они говорят, что, скорее всего, наш фургон скоро развалится и нам придется использовать деньги, чтобы купить новый, но потом находят способ починить прежний. Они говорят о том, что подходят сроки регистрации в лагерь для таких детей, как я. Туда приезжают дети с кожей любого цвета, которые тоже страдают НО, как и я. Выглядят они счастливыми.
Может, так бывает с детьми, которые куда-то уезжают. Амелия уехала, а когда вернулась, у нее снова были коричневые волосы и собственный мольберт. Она все время рисует — мои портреты, когда я сплю, натюрморты кофейных чашек и груш, пейзажи в цветах, которые не могли бы встретиться в природе. Мне приходится всматриваться в ее руки, чтобы увидеть серебристые шрамы, и даже когда она ловит мой взгляд, то не опускает рукава.
Была суббота. Папа сидел перед телевизором, смотрел игру хоккейной команды «Брюинз». Амелия где-то гуляла и рисовала. Мама сидела за кухонным столом, раскладывая пасьянс из своих рецептов. У нее накопилось свыше сотни (если бы только она была в первом классе!), и она решила объединить их в кулинарную книгу. К такому решению мама пришла, поскольку ей теперь не было нужды все время печь, как раньше для мистера Девилля. Он все еще продавал в магазинах ее пироги, тарты и макаруны, когда она атаковала кухню, но теперь ее большим планом стала публикация книги, и все заработанные деньги она собиралась отдать в фонд больных несовершенным остеогенезом.
Мы не нуждались в деньгах, потому что они теперь висели на холодильнике.
— Эй, — сказала мама, когда я забралась на стул, — что случилось?
— Ничего. — Мой взгляд привлекли письма, разложенные на столе веером, словно яркий шарф.
— Здесь есть кое-что и для тебя, — сказала мама.
Это была открытка, а еще в конверте лежала фотография Марин с мальчиком примерно одного с Амелией возраста. У него неправильно росли зубы, а кожа была цвета шоколада. Его звали Антон, и она усыновила его два месяца назад.
Мы не видели Пайпер, а Амелия и Эмма больше не дружили. На вывеске прежней клиники больше не красовалось имя Пайпер. Теперь там говорилось: «ГРЕТЕЛЬ ХАНДЕЛЬМАН, ХИРОПРАКТИК». Как-то утром в субботу мы с папой вышли за бейглами, а в очереди перед нами стояла Пайпер. Папа поздоровался, а она спросила, как у меня дела, и хотя она слабо улыбнулась, все казалось неправильным, будто выгнули провод и его невозможно было расправить. Она сказала папе, что работает на частичной занятости в государственной поликлинике в Бостоне и что сейчас туда направляется. На кассе она перевернула стаканчик с соломинками и так торопилась убежать, что забыла заплатить, пока девушка, приносившая ей кофе, не напомнила, что он не бесплатный.
Я скучала по Пайпер, но мама, наверное, больше всех скучала по ней. У нее не было друзей. Она проводила время только со мной, Амелией и папой.
На самом деле это очень печально.
— Может, что-нибудь испечем? — спросила я.
Мама закатила глаза:
— Ты ведь не серьезно хочешь сказать, что проголодалась. Ты только что поела.
Я была не голодна, а просто заскучала.
Она посмотрела на меня:
— Вот что. Сходи за Амелией, и мы разработаем план действий. Может, сходим в кино.
— Правда?
— Конечно, — сказала мама.
Теперь мы могли побаловать себя кино. И ходили в рестораны. И мне должны были купить спортивное инвалидное кресло, чтобы я играла в кикбол в спортивном зале со своим классом. Амелия сказала, что мы могли тратить деньги из-за этого чека на нашем холодильнике. Некоторые придурки в школе говорили, что мы богаты, но я знала, что это не так. Ведь мои родители так и не обналичили чек. У нас все еще была ржавая старая машина, маленький дом и те же вещи. Множество нулей ни о чем не говорило, если только о безопасности. Родители могли немного пошиковать, ведь если закончатся их запасы, есть план Б. Они теперь так сильно не ругались, а такое в магазине не купишь. Я мало что понимала в банковских счетах, но знала, что чек не принесет ничего путевого, если ты не кладешь его на депозит. Родители, похоже, не сильно торопились. Раз в пару недель мама говорила: «Я думаю, нам нужно отнести это в банк», а папа ворчал, но соглашался, однако они так никуда и не пошли, и чек все еще висел на холодильнике.