- Аня, - говорит Рувер. Оборачиваюсь и вижу, как с десяток мужчин пытается оттащить его в сторону леса. Но он борется. Рвется ко мне и вновь выглядит беспомощным, пусть отнюдь таким и не является. Я шевелю одними губами, говорю: беги, а он резко покачивает головой. Кричит, - нет. Нет! – И продолжает отбиваться от напористых рук противников. Не знаю, на что он еще рассчитывает.
Перевожу взгляд на тело Риты. Наверняка, оно уже окаменело, превратилось в ледяной кусок из плоти. Лучше бы на ее месте была я. Хотя и так скоро буду.
Вижу, как один из венаторов вытягивает пистолет и нацеливает мне его на плечо. Убить не хочет, ведь знает, что тогда время повернется вспять. Иначе смело наставил бы дуло прямо на лоб.
Замираю. Смотрю на свои руки и вдруг вижу эту ситуацию совсем по-другому. Рита умерла, и никто уже не сможешь вернуть нас в прошлое. Никто, кроме меня. Неожиданно все становится таким простым. Я должна умереть, ведь тогда настоящее исчезнет, и я вернусь в то время, когда и Рита, и отец были живы! И плевать на то, что я все забуду. Это ведь выход. Это, действительно, выход!
Храбро поднимаю глаза на венатора. Теперь я жду, когда он выстрелит. Мужчина взводит курок, звучит грохот, однако никаких искр не взрывается перед моим носом. Вместо этого внезапно его тело отлетает от меня на добрых десять метров и валится навзничь с огромной дырой в груди. Ошеломленно осматриваюсь.
Стреляет брат не умело. Выходит из леса и дрожащими руками вертит перед собой тяжелое ружье, будто сумасшедший. И я хочу подбежать к нему, хочу расплакаться, сказать, что отец мертв, однако вовремя останавливаюсь. У меня появился шанс. Шанс все изменить. И должна им воспользоваться.
Решительно срываюсь с места, направляюсь к единственному орудию, оставленному на поле: к небольшому ножику Видалины. Вокруг начинается бойня. Свистят пули, то и дело раздаются чьи-то крики. Но я стараюсь не обращать на это внимания, успокаивая себя мыслью о скоропостижном конце этого дня. Всех этих дней. Валюсь на колени рядом с телом отца и тут же замираю. Рыдания вновь подскакиваю к горлу. А руки у папы такие огромные, такие ледяные. Я прикасаюсь к ним пальцами и шепчу что-то. Зову его, но он не слышит.
- Пап. – Мне дико больно. Я сгибаюсь, скручиваюсь, аккуратно извлекаю из его тела нож и повторяю, - все будет хорошо, я исправлю все, слышишь? Исправлю.
Поглаживаю его волосы. Киваю и смотрю на окровавленное лезвие. Видимо, сегодня мне действительно придется умереть.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТЬ. ПРЫЖОК.
Если ты не рискуешь, ты лишаешь себя возможности победы.
Я смотрю на нож, закрываю глаза и думаю: будь, что будет. Размахиваюсь.
- Аня, - мои руки перехватывают в воздухе. Пуля проносится рядом с моим лицом, обдает жаром щеку. Я пошатываюсь в сторону и врезаюсь в чье-то теплое тело. Поднимаю взгляд, - что ты делаешь?
Рувер обескуражен. Он смотрит на меня во все глаза и выглядит совсем другим, испуганным.
- Я должна умереть.
- Что?
- Время. Оно повернется вспять.
Вновь рядом со мной проскальзывает пуля. Я едва успеваю пригнуться. Рувер порывисто притягивает меня к себе, смотрит на скованную вокруг нас холодом землю и сосредоточенно замирает. Не понимаю, что он делает. Касаюсь пальцами его потного лица и привстаю на носочки. Хочу, наконец, стать к нему ближе.
- Ты вернулся за мной.
- Я не мог иначе.
Киваю. Собираюсь сказать что-то еще, как вдруг вижу, что из-под земли прорываются наружу небольшие, зеленые стебли. Уже через секунду они становятся огромными. А через несколько секунд – достигают больше трех метров. Ошеломленно верчу головой, наблюдая за тем, как прямо перед моими глазами с поразительной скоростью вырастают деревья, целый лес; как между собой сплетаются ветви; как появляется некий забор, ограждающий нас от опасности. Восхищенно выдыхаю. Теперь пули не прорвутся. Только не сейчас. Возможно, чуть позже, но не сейчас.
Касаюсь ладонью груди Рувера и говорю:
- Надо торопиться.
- Мы найдем другой выход.
- Не найдем.
На лице парня отражается боль. Он сжимает в своих мои руки и тихо произносит:
- Я не хочу опять тебя потерять.
- Не потеряешь. Мы ведь встретимся, помнишь? – Говорю, а сама ели сдерживаю слезы. Высвобождаю ладонь и касаюсь ею его щеки. Хочу сказать что-то еще, но вдруг одна из пуль пронзает нашу завесу. Тот маленький мир, существующий строго между нашими лицами, начинает разрушаться, постепенно превращаясь лишь в осколки, лишь в бесформенные куски реальности. Сжимаю в руках ножик и подношу его к своей груди.
- Будет больно?
- Да.
- А как, - сглатываю и с надеждой смаргиваю слезы, - как сделать так, чтобы больно не было?
Рувер прижимает меня к себе.
- Умирать всегда больно, хвостик.
Все громче слышится внешний мир. Он прорывается внутрь нашего кокона и навивает дикий страх. И во мне уже нет былой уверенности. Я цепляюсь руками за плечи парня и вдруг прошу:
- Воспользуйся силой.
- Когда?
- Сейчас. Убей меня, Рувер. Быстро, чтобы я не почувствовала.
Его глаза становятся темнее обычного. Отскочив назад, он хмурит лоб и говорит:
- Ни за что.
- Пожалуйста.
Рувер хватает меня за плечи. Встряхивает их, что есть мощи, а затем вновь прижимает к себе. Новые пули прорывают дыры. Теперь я вижу обрывки неба, поляны, чьи-то лица, и испытываю дикий страх. Что значит умереть? Что значит сгинуть? Меня просто затянет в черную дыру, или я почувствую дикую боль? А отсчет уже идет на секунды. Все пытаюсь определиться с тем, что для меня дорого, что важно. Ведь этим занимаются перед смертью? Так? О чем думал отец? Или Рита? Успела хотя бы одна мысль проскользнуть в их голове, и какой именно она была? О семье, о долге? Или, может, о чем-то глупом, бессмысленном. Например, о том, как холодно на улице. Или о том, как неприятно свитер щекочет кожу.
Смотрю на дыры от пуль в сплетенных между собой ветках и не могу оторваться. Вижу лица венаторов, их оскал, ружья, пытаюсь скрыть дрожь во всем теле, но не нахожу в себе сил. Перед глазами все плывет. Я не хочу умирать.
- Посмотри на меня, - командует Рувер. Мне не пошевелиться. – Аня, посмотри. – Его пальцы приподнимают мой подбородок. Ласково поглаживают щеки, волосы. – Не бойся. Я рядом.
- Мне жаль, что так вышло. – Собираюсь вновь отвернуться, однако Рувер не позволяет. Покачивает головой и шепчет:
- Не смотри на них.
- Не могу.
- Тогда закрой глаза. – Закрываю. – Подумай о чем-то хорошем, – думаю о нем, – я с тобой, слышишь?
- Слышу. – Тону во тьме. И мне кажется, что я никогда уже не выберусь из ее мрака, как вдруг чувствую приятное покалывание на своих губах. В груди екает, земля исчезает из-под ног. Я приподнимаюсь на носочки, сильнее прижимаюсь к парню и со стоном врываюсь в его пространство. Мы хватаемся друг за друга, как за последний глоток воздуха, как за спасение, как за единственную нить, соединяющую реальность и наши судьбы. И я едва сдерживаю слезы, осознавая, насколько скоро не смогу ощутить тепло его тела, силу его рук. Сжимаю в пальцах его плечи, перебираю его волосы и порывисто отстраняюсь.
- Давай, - говорю я, - сделай это.
- Пообещай, что найдешь меня.
- Ты первый меня находишь.
И мы вновь целуемся, врезаясь в жизнь, в судьбу и в мысли друг друга. И едва слезы скатываются по моим щекам, как тут же Рувер вытирает их горячими ладонями. Я знаю, он будет рядом в любой из параллелей. Спасет меня. Подарит новые ощущения. И тут я вдруг понимаю, что на нас свалилась неописуемая удача влюбляться друг в друга вновь и вновь. Снова и снова. Улыбаюсь и внезапно чувствую невесомость. Руки Рувера сильнее сжимают мое тело. Они проходят сквозь меня, они дотрагиваются до каждой моей клеточки, до каждого сантиметра моей души. И я вдруг взлетаю. И меня вновь поглощает тьма.
Просыпаюсь от странного чувства тревоги. Открываю глаза, привстаю на кровати и хватаюсь рукой за сердце. Ему больно. И это отнюдь ни колики, ни судорога. Нет. Это протяжное взвывание, будто что-то очень важное, очень дорогое испарилось, попросту исчезло из моей жизни. На часах почти семь утра. Приходится привести себя в чувство, успокоиться, взвалиться обратно на подушку и закрыть глаза. Однако дыхание сбивчиво. Мне не впервой испытывать нечто подобное. Правда, сейчас ощущения немного другие. Они не только в моей голове. Я испытываю дискомфорт физически. Прикасаюсь пальцами к губам и гадаю: почему те горят. Затем вздыхаю и недоуменно улавливаю в воздухе запах сигарет. Странно. Переворачиваюсь на другой бок. С грустью подмечаю, что совсем не помню того, что мне снилось. Наверно, это было нечто плохое, раз в груди взвывает отвратительное чувство одиночества. Не хотелось бы мне испытать подобное в реальной жизни.
Дверь в комнату открывается и на пороге показывается квадратная голова любопытного, симпатичного парня. Он прищуривает глаза и спрашивает:
- Чай будешь?
Разглядев сонное лицо брата, отвечаю:
- Буду.
Он подвозит меня до института, хотя, признаться, делает это редко. Вставать по утрам – дело сложное, особенно, когда не можешь побороть лень даже в вопросах гигиены. Иногда мне кажется, что мы с Сашей от разных отцов. Он слишком рьяно пытается испортить свою жизнь, в то время как я изо всех сил пытаюсь вернуть ее в прежнее русло. И, тем не менее, есть что-то такое между нами, что разбивает барьеры. Мы вроде разные, и в то же время – жутко похожие. Уже давно я не испытывала такую тягу просто пойти к нему и обнять плечи. Странно чувство. Мне приходится отвлечься на мысли об учебе, чтобы не выполнить задуманное и не выставить себя перед братом в плохом свете.
День проходит, словно в тумане. Не знаю, что со мной творится, но я то и дело ощущаю отвратительное чувство недосказанности, пустоты где-то между ребер. Убегаю из института, надеясь, как можно скорее попасть домой, закрыться в комнате и отвлечься, абстрагироваться. Но неожиданно для себя прирастаю к месту, заметив на противоположной стороне улицы знакомое лицо. Почему я остановилась? Почему смотрю на этого человека? На меня это жутко не похоже. Приходится сделать вид, будто я разглядывала магазинчик за плечами парня, однако думаю, он и так все понял. Шея вспыхивает. Стыдливо продолжаю идти к остановке, то и дело оборачиваясь. Непроизвольно. Автоматически. И это уже не просто обескураживает, это даже начинает пугать. Что со мной? Не успеваю перейти пешеходный переход, замечаю уезжающий восвояси нужный мне автобус и громко выдыхаю весь, накопленный в легких, воздух. День сегодня отвратный. Надо было вчера раньше ложиться.