– Если бы я знал, – отвечаю, все еще немного шокированный. – Хочешь выпить чего-нибудь?
Мимо проходит официант с подносом, киваю в его сторону, одна моя рука по-прежнему приклеена к ее хрупкой талии. Наоми оглядывается и сдержанно кивает, беру с подноса бокал вина для нее и заказываю виски, которого нет среди предложенных напитков. Мы остаемся стоять возле столика, Наоми медленно потягивает вино, рассматривая гостей, она задумчиво наклоняет голову вбок, когда пара девочек лет пятнадцати проходят мимо, громко хихикая. Они подбегают к высокому седовласому мужчине, стоящему в группе других гостей, и недолго переговариваются, он благодушно кивает, гладя каждую по голове, возвращаясь к разговору. Мне хочется знать, о чем она думает, но она заговаривает первой:
– Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы стать кем-то другим?
Наоми не смотрит на меня, ее глаза остаются прикованными к детям, которые беззаботно смеются, кружась на танцполе. Моя грудь сжимается.
– Нет, – я не лгу, потому что давно уже свыкся с реальностью. – Мы так часто стараемся заполучить нечто, чего отчаянно хотим, но это вовсе не то же самое, что иметь то, что нам действительно нужно. Поэтому нет, лучше просто оставаться собой.
И вот тогда она наконец отрывает взгляд от танцпола, глядя на меня по-настоящему ясными водянистыми глазами. Медленно уголки ее губ ползут вверх, расплываясь в прекрасной улыбке, и мне хочется поцеловать их, чтобы сохранить этот образ в своей памяти.
– Мне это нравится, – говорит Наоми в ответ на мои слова. Потому что это почти то же самое, что она сказала в наш первый вечер в клубе. И я улыбаюсь, чувствуя, как огромная пустота внутри меня становится еще меньше, с каждым ее словом, взглядом; с каждой улыбкой и прикосновением мои шрамы исчезают, и я становлюсь целым.
Наоми
Очень явные недвусмысленные сигналы заставляют сомневаться в намерениях Линкольна, весь вечер он не отходит ни на шаг, при каждом удобном случае невесомо касаясь моей руки, но я чувствую его прикосновения, даже когда они исчезают. Либо это такая проверка границ дозволенного, либо моя фантазия разыгралась. Ну еще бы, вся атмосфера вечера больше подходит для свидания, чем для работы. Уэйд и его внезапная невеста вообще пропали из виду, и мне удивительно комфортно проводить время вдвоем с Линком. Все просто идеально, не считая раздражающего количества людей, что выпивают и веселятся, жертвуя суммы в размере моего годового заработка на спасение морских обитателей.
Огромный банкетный зал украшен трехмерными экранами с изображениями черепах и китов, движение световых инсталляций, имитирующих плеск волн, отражается на стенах и потолке, я останавливаюсь возле стенда, где появляется увеличенное фото уродливой рыбы, и одними губами читаю название «горбоносый губан».
– Ну и ну. – Линкольн делает глоток виски из пузатого стакана, морщась при взгляде на изображение, он складывает пальцы пистолетом и совершает выстрел в экран. – Приятель буквально умоляет облегчить его участь.
Я резко разворачиваюсь, впиваясь в него злым взглядом.
– Ты не вправе убивать кого вздумается.
Что-то темное мелькает в серых глазах за стеклами его очков, нервно сглатываю.
– Я бы поспорил, – немного свирепо для светской беседы отвечает Линкольн, стискивая зубы, холодная дрожь пробегает по телу. Он ведь говорит не о рыбах? – В любом случае уродцу не светит обзавестись парой с таким-то лицом, а значит, весь вид обречен на вымирание.
– Ты ведь ни черта не смыслишь в этом, не так ли? – смеюсь, ловя его взгляд на своих губах. – Это может быть самка, я уверена, что с размножением у нее полный порядок, их просто вылавливают браконьеры, поэтому они под угрозой истребления, – указываю на табличку слева от экрана. – И раз уж на то пошло, китам гораздо сложнее найти себе пару, а они одни из самых прекрасных обитателей Мирового океана, так что внешность не так уж важна.
Вокруг понятия красоты столько бесполезного шума, я могла бы написать целое эссе о том, как важно оставаться красивым внутри, но правда в том, что никто по-настоящему в это не верит. Просто не все из нас встречались с истинным уродством, которое не разглядеть за идеальным с виду фасадом, они не сталкивались с тем, что выжидает во мраке человеческих душ, не видели нечто, способное навсегда изменить их мнение о человеке, превратив его в подобие монстра в их глазах.
– А что важно? Вот ты бы смогла влюбиться в парня, если бы он был непривлекателен? – спросил Линкольн, с интересом наблюдая за мной.
Я ловлю себя на том, что хочу признаться, как испытала гораздо больше, чем простую симпатию по отношению к человеку, лица которого даже никогда не видела. Но это было бы слишком, учитывая то, что около часа назад была готова поцеловать другого. Избегая опасной для себя темы, перевожу взгляд на другой экран.
– О! Смотри, это нарвал! – слишком восторженно восклицаю, подходя ближе. – Раньше на них охотились, потому что думали, что в роге заключена магическая сила. Люди такие идиоты, – хихикаю, качая головой и складывая руки на груди.
Полуулыбка Линкольна дает понять, что я слезла с крючка лишь потому, что он позволил.
– Откуда ты так много знаешь о морских животных? – Он придвигается ближе, окутывая меня нотками дождя и океанской соли. Мимо проходит официант с подносом, и Линк поддевает пару шпажек с мясными рулетиками, непринужденно передавая их мне. Он делает это в течение всего вечера, и мне хочется спросить, связан ли этот джентльменский жест с моим расстройством. Как бы там ни было, он не подает виду, лишь уголки его губ едва заметно подрагивают, когда кладу закуску в рот, пережевывая.
– Это мое хобби, – небрежно пожимаю плечом, не отрывая взгляда от проекции, не веря, что решила поделиться чем-то личным. – Смотреть в интернете видео про всякую всячину, пока занимаюсь своими делами. Обычно я не выбираю конкретную тематику, просто ставлю рандомный поток, и так уж вышло, что информация оседает в моем мозгу, хочу я того или нет.
– Это мило вообще-то. – Когда морщу нос, Линк спрашивает: – У тебя есть любимые видео?
– О да-а, просто до жути обожаю смотреть, как люди разбирают захламленные дома, выгребая горы мусора и старого хлама. То есть понимаешь, они не просто неряхи, а настоящие клинические бытовые инвалиды и скряги, приходится буквально прокапывать путь, продвигаясь по таким домам, переступая через тонны использованных коробок, грязной одежды и свалку из вещей. Поначалу это повергает в шок и вызывает отвращение, а в конце, когда показывают результат, наступает легкость, будто кто-то прибрался у меня в голове. Знаю, это странно.
Я жду, что он скажет что-нибудь, чтобы поддеть меня.
– Вовсе нет, у всех из нас есть необычные пристрастия.
– Да? И какое у тебя? – Теперь я смотрю прямо на него, и зрачки парня темнеют на несколько тонов, когда он взвешивает свой ответ. В этот момент я чувствую себя немного лицемерной, ведь он не так уж и похож на ботаника, за исключением очков. А если щелкнуть «сучьим переключателем», который то и дело заставляет мой рот нести какую-нибудь едкую чушь, то я готова признать, что в них он выглядит на тысячу градусов сексуальнее.
– Игры и охота.
– Типа как Skyrim и League of Legends?
Глубокий смешок пронзает воздух, грубой хваткой сжимая низ живота. Долгую минуту Линк молча сканирует мое лицо, отчего нервные окончания напрягаются, и я чувствую волнение как перед надвигающейся опасностью. Но мне не страшно, это нечто другое, знакомое, и вновь появляется ощущение, что я хочу шагнуть за пределы неизвестности.
Он открывает рот, чтобы ответить, но я не слышу ни слова, потому что другой звук в помещении заполоняет собой все пространство в моей голове. Он настолько громкий, что практически оглушает, а потом я вижу, как воспоминания с невероятной быстротой смешиваются с реальностью, и уже не отличить одно от другого.
Сегодняшний вечер особенный, по крайней мере, так сказала миссис Пэрриш, когда пришла проверить состояние моей прически перед выходом. Она не уточняла, чем именно он отличается от остальных, да мне и не было дела, я лишь хочу, чтобы прием поскорее закончился и мне позволили вернуться в комнату.
Выхожу в коридор и не обнаруживаю группы сопровождения в виде пары охранников, радуясь своей редкой удаче. Ноги быстры, когда крадусь по коридору и тихонько стучу в дверь Руми. Она не появилась вчера к ужину, мисс Риверс холодно сказала, что подруга приболела и волноваться не о чем, но я хочу проверить Руми лично и убедиться, что она в порядке. Мысль о вечере, когда она вышла в слезах из кабинета мистера Пэрриша, не покидает голову, с тех пор многое изменилось.
Нас перестали выпускать из виду; регулярно на этаже, где мы проживаем, дежурит охрана, но сегодня их отозвали, вероятно потому, что в доме скоро будет полным-полно гостей. Руми и Ким периодически отлучаются, они не рассказывают, в чем состоит обучение, и не шутят, как раньше, но я заметила синяки на плече Кимми однажды, когда она надела слишком тонкую футболку и та сползла с ее похудевшего тела, обнажив кожу. Когда я спросила, что произошло, она ответила, что врезалась в дверной проем, но это ложь, я не настолько глупа.
Может быть, мисс Риверс снова ее ударила, хотя она не делала этого некоторое время после инцидента с мистером Пэрришем. После того раза мой опекун отправил мисс Риверс в трехнедельный отпуск, и мы с облегчением выдохнули. Но все имеет свойство повторяться, так что я не могу расслабиться ни на минуту, чувствуя угрозу, нависшую над всеми нами.
– Руми, – шепчу, прижав ухо к деревянной дверной поверхности, по другую сторону слышна возня. – Как ты себя чувствуешь?
– Уходи, – слабо отвечает она, в голосе слышна дрожь.
Спорить я не намерена, поэтому решаю проверить, усвоила ли урок мистера Хольцмана, вынимая шпильку из прически и ломая ее пополам. Один конец просовываю в замочную скважину, повторяя движения с урока, а вторым поддеваю механизм, толкая поршень. Раздается щелчок, дверь распахивается, и пара черных глаз с покрасневшими капиллярами встречает меня, застигая врасплох. Они мечутся по коридору за моей спиной, а потом вдруг резкий тон подруги заставляет сердце рухнуть.