– Я спросила просто из вежливости. – В горле пересыхает, мне и самой не помешал бы стакан воды. Вчера все казалось таким ненастоящим, и это не пугало до онемения кончиков пальцев, сегодня при свете дня его присутствие ощущается как удар в ребра. Я совсем не опытна в том, что называют отношениями, у меня несколько раз был секс, и всегда это заканчивалось так же быстро, как догорает сухая спичка, разговоры были излишни, а неловкость не возникала просто потому, что я уходила раньше, чем парень узнавал мое имя. Я не собиралась даже близко подходить к черте, которую, кажется, вчера переступила, и теперь чувствую себя загнанной в угол, буквально.
Рука Линкольна упирается в металлическую дверцу над моим плечом, он смотрит на меня сверху вниз, слабо улыбаясь:
– Хочешь, чтобы я ушел?
Даже если бы хотела, не смогла бы сказать ни слова. Мне хватает сил, чтобы отрицательно покачать головой. Улыбка Линка перерастает в полноценную улыбку, и все его суровое, покрытое тенью усталости и вчерашней пылью лицо озаряется.
– Душ? – говорю, но осекаюсь. – В смысле… Ну ты… я… Господи. – Закрываю лицо руками, борясь со стыдом. – Это не то, что я имела в виду.
Линк аккуратно убирает мои ладони, поочередно целуя каждую, эта его сторона так необычна и что-то делает с моими коленями, потому что они начинают подкашиваться и дрожать.
– Все в порядке, я подожду своей очереди. Пойди переоденься, я закажу еду.
– Я поела в больнице. – Усилием воли превращаю свое лицо в маску уверенности, как учила Генриетта.
– Это неправда, ты выпила только кофе. – Не давая мне пространства для словесного маневра, он подносит телефон к уху и уже звонит в доставку.
Выскальзываю из ловушки и спешу в спальню, аккуратно снимая платье, а потом практически бегу в душ и тру тело с такой скоростью, будто собираюсь на допрос в полицию чистоты. Мне удается в максимально сжатые сроки привести себя в порядок, возвращаюсь в спальню и обнаруживаю Линкольна сидящим на моей кровати. Он изучает то, другое платье, висящее на дверце шкафа, я в спешке оставила его вчера вечером, но непременно собираюсь надеть куда-нибудь, хотя бы потому что потратила на него чертову уйму денег.
На мне лишь полотенце, и это добавляет нервозности. Задаюсь вопросом, с какой это стати в его присутствии я превращаюсь в безмозглую курицу и веду себя так скованно? Та, другая я дразнила этого парня с первого дня знакомства, так что изменилось?
Ты уже знаешь ответ на вопрос, Наоми.
На самом деле появляется ощущение, что я знаю гораздо больше, чем вижу, зовите это проницательностью, но что-то в Линкольне заставляет меня не только хотеть пробраться ему под кожу, но и опуститься на колени. И это снова напоминает о…
– Еда скоро прибудет, – низко произносит Линкольн, изучая меня как под микроскопом. Я почти поддаюсь желанию сбросить полотенце и с гордо поднятой головой проследовать к шкафу, но он опережает меня, поднимаясь и исчезая за дверью, но не запирая ее.
Ха! Ни за что на свете!
– Запасное полотенце в стенном шкафчике у зеркала. И просто чтобы ты знал… там нет мужских принадлежностей! – кричу нарочито громко, давая понять, что не собираюсь следовать за ним.
Голова Линка высовывается из-за двери, я вижу его только до подбородка, но почему-то знаю, что он уже успел скинуть одежду и те очки, что превращают мои внутренности во вчерашний пудинг. Он ухмыляется от уха до уха, когда говорит:
– Ничего страшного, я не против пахнуть тобой.
Господи Иисусе.
Он исчезает, и я на всякий случай бегу к двери, чтобы закрыть ее. Скорее от себя, чем от него, не вините меня в том, что я в полушаге от желания броситься во все тяжкие. Быстро переодеваюсь, не забывая прислушиваться и оглядываться на дверь ванной. Звонит курьер, и вместе с заказом я забираю пакет из магазина мужской одежды. Очень предусмотрительно, хотя жаль, что теперь вероятность того, что Линк будет разгуливать по моей квартире в крошечном полотенце, улетучилась.
Вообще все наши взаимодействия так сильно похожи в перетягивание каната, что у меня уже саднит ладони. Я не имею ни малейшего понятия, чего хочу от него, а он в той же манере не знает, что мне дать, мы просто два заблудившихся в собственных чувствах человека, которые не разбираются в отношениях. Но есть один важный фактор, меняющий все, – я готова попробовать.
Еда уже готова и остывает; чтобы сбавить градус неловкости, я включила случайный набор видеороликов и вывела их на экран телевизора, Линк выходит из спальни в черных спортивных штанах и футболке с длинными рукавами, очки там, где им самое место, – на его выразительных серых глазах. Он садится напротив меня, подхватывая коробочку с китайской едой, и я беру свою в основном для того, чтобы просто занять руки. Я не голодна, точнее, все превосходно пахнет и у меня урчит в желудке с того момента, как курьер протянул сумку с едой, но мой мозг отказывается учитывать эти переменные, поэтому я тереблю коробку и вожусь со своими палочками слишком долго, чтобы это выглядело естественно.
– О не-ет, – стонет Линк, морща нос. – Они подсунули мне курицу с ананасами, а я заказывал свинину в остром соусе.
– Но у тебя на коробке написано «свинина», как такое может быть? – Заглядываю внутрь его коробки, изучая содержимое. – Что-то я не вижу здесь никаких ананасов.
– Вот, попробуй. – Он набирает немного еды и протягивает палочки к моему рту. Я почти уверена, что ошибки нет, но все равно пробую, медленно пережевывая мясо, ощущая его остро-сладкий вкус.
– Это, определенно, свинина в остром соусе, – говорю, проглотив.
– Да ты меня разыгрываешь? Ты даже не распробовала, вот, смотри. – Он повторяет действие, а я снова открываю рот и слушаю рецепторы, убеждаясь, что они не подвели. И вот тогда замечаю эту едва уловимую довольную улыбку, понимая, что к чему.
Мое горло сжимается, и я проглатываю комок вместе с едой. Одинокая слеза скатывается у меня по щеке, он все понимает, поэтому просто вытирает ее подушечкой большого пальца.
– Можно мне попробовать твою еду? – мягким голосом спрашивает Линк, и я киваю в ответ. У меня то же самое, но это не важно. – Нам повезло, никаких ананасов, попробуй и ты. – Он подмигивает, и я улыбаюсь сквозь слезы, когда первая порция из моего контейнера отправляется мне в рот.
Мне хочется сказать спасибо или залезть к нему на колени и расплакаться, но я продолжаю жевать, пока смотрю в искрящиеся теплом улыбающиеся глаза Линкольна Голдберга, приходя к новому для себя выводу, который страшит и обволакивает, как лоскутное одеяло, сшитое заботливыми руками. Оно согревает и делает все мои страхи ничтожно маленькими, и как в детстве, боясь темноты вокруг, я совершенно не готова из-под него вылезать.
Наоми
Следующим утром я чудом избегаю сердечного приступа, когда дверь моего кабинета резко распахивается, ударяясь о стену. Моему возмущению не удается проделать путь до барабанных перепонок нарушителя, потому что слова замирают на кончике языка, когда вижу, кто стоит на пороге. Раньше я думала, что бабочки в животе – это глупые россказни влюбленных придурков, а теперь готова поклясться, что чувствую, как маленькие крылышки щекочут стенки желудка, заставляя меня прижать это место ладонью, чтобы унять неугомонный трепет.
– Виноват, – невнятно говорит Линкольн, аккуратным пинком ноги захлопывая дверь. Он держит в одной руке стаканчики кофе, а в другой пакет из доставки, и у него во рту зажата ручка еще одного пакетика поменьше с надписью «Сладкая жизнь».
– Это какая-то отсылка к Феллини? – спрашиваю, чтобы стряхнуть со своего лица взявшееся из ниоткуда мечтательное выражение. – Потому что если нет, то вынуждена тебя огорчить, Элси уже побывала здесь и проделала за тебя всю грязную работу. – Киваю на свой стол, заваленный контейнерами с выпечкой.
Похоже, подруга все еще борется с нервным срывом после новости о нападении.
– Дай угадаю, она приходила с допросом? – Линк протягивает мне кофе, пододвигая кресло для посетителей так, чтобы мы сидели напротив друг друга. К счастью, я уже отключила мониторы с программой слежения и своими планами, в которых с недавних пор не очень-то преуспела.
– С вооооот такой вереницей. – Развожу руки так широко, как только могу, чтобы изобразить степень любопытства Элси. На самом деле оно еще больше.
Линк хватается за сиденье моего стула и тащит его на себя, теперь между нашими носами едва ли остается около дюйма.
– И что ты сказала?
– Что ты самовлюбленный засранец, а все вчерашнее ей привиделось.
Линкольн низко смеется, откидывая голову к потолку, мышцы его шеи сокращаются, и я сглатываю, переключая взгляд на коридор; за прозрачным окном кабинета несколько сотрудников пялятся на нас с озадаченными лицами. Проследив взглядом за объектами моего внимания, Линк вздыхает и поднимается со своего места. Отсюда хорошо видно его высокую атлетичную фигуру, я позволяю себе рассматривать его во всех деталях, изучая широкие плечи и бицепсы, которые сокращаются от движений под тесной тканью одежды. Он с непроницаемым лицом доходит до двери, открывает ее и рявкает в коридор:
– Работайте, мать вашу! – а потом захлопывает дверь и опускает жалюзи.
Прекрасно, теперь любопытство Элси не самая большая проблема в офисе.
– Ты выяснил, что произошло вчера? – говорю, чтобы сменить тему и сбавить градус напряжения в комнате.
Линк возвращается на свое место и некоторое время задумчиво молчит. Его рука собственнически ложится на мое колено, длинные пальцы поглаживают ногу, и даже через джинсы я чувствую, как пульсируют нервные окончания во всем теле, особенно в тех его частях, к которым он не прикасается.
– Из того, что нам удалось собрать сегодня утром, нападение не было связано с полученным на балу денежным фондом. Мы ищем одну крупную банду, которая засветилась, оба взрыва были достаточно далеко от банкетного зала, как будто это…
– Отвлекающий маневр?