– Да. Я отправил запрос, поручив ребятам собрать данные о каждом госте и сопоставить списки с числом погибших и раненых, скоро мы получим ответы.
Кажется, что какая-то вязкая липкая дрянь касается спины и ползет по позвоночнику.
– Много людей пострадало?
Я не задумывалась о масштабах последствий до этой минуты, в которую слова покинули мой рот. Место проведения было за чертой города, и скорая ехала слишком долго. Вчера я не могла сосредоточиться ни на чем, кроме безопасности близких для меня людей, но теперь грядущий ответ заведомо пугает.
– Не хочу, чтобы ты думала об этом. – Тепло его руки усиливается, пальцы давят на напряженные мышцы бедра, разминая их.
Трудно себе представить, как можно забыть крики людей, случайно попавших в зону боевых действий. Но я прогоняю образы огня, копоти и крови, надеясь, что о раненых уже позаботились.
– Как думаешь, они смогут помочь тем бедным рыбам?
Мало кто приходит на подобные мероприятия со стопкой наличных, в основном богачи размахивают чеками с жирной витиеватой подписью, заверяющей их статус перед другими такими же толстосумами. Но кто знает, вдруг собранные пожертвования обуглились вместе с моей жалкой надеждой.
– Уверен, это не последняя возможность побороться за права горбоносых губанов. – Короткий смешок звучит успокаивающе, но, видя выражение моего лица, Линкольн поворачивается и берет пакет со сладостями. – Как насчет пари?
– Пари?
Он роется внутри, а потом с видом победителя вынимает коробочку с мягкими ирисками, крутя ею перед моим застывшим лицом.
– Итак, правила игры: мы поделим конфеты поровну и будем угадывать по одному факту друг о друге, за каждый правильный ответ угадавший забирает ириску у соперника, за неправильный отдает свою. Побеждает тот, у кого быстрее окажутся все конфеты, если это будешь ты, я переведу пять миллионов долларов в фонд защиты горбоносых губанов.
– А если проиграю? – озадаченно спрашиваю, ловя на себе хитрый взгляд.
– Ты исполнишь любое мое желание, – Серые глаза темнеют, затягивая в зрительный плен, и мой рот уже открывается для возражения. – Струсила?
Сажусь поудобнее, сузив на него глаза, слегка подаваясь вперед.
– Это ведь не бином Ньютона, я надеру твою задницу, Ботаник! – закатываю рукава до локтей, ерзая на стуле.
Я снова делаю это, отвлекаю и нападаю, потому что он прав, мне страшно обнажить свою душу, если он случайно или намеренно заденет не ту струну, но я также обещала себе попробовать. Что плохого может быть в обычной игре? Я ведь не обязана отвечать прямо.
Линкольн смеется в ответ на мою дерзость, высыпая на ладонь двенадцать круглых ирисок, он отсчитывает шесть из них и передает мне, остальные оставляет у себя. Мы сидим друг напротив друга и пристально смотрим глаза в глаза.
– Дамы вперед. – Он притворно склоняет голову, и мне хочется рассмеяться.
– Только ради горбоносых губанов.
– Разумеется. – Шутливый изгиб украшает четко очерченные мужские губы, и я на секунду теряюсь, мне снова хочется коснуться их своими. Ухмылка Линка становится все заметней, прочищаю горло.
– Думаю, что ты хорошо читаешь людей. – Я выбираю легкий путь, избегая щепетильных тем.
– Не считается, это факт из моего досье, там сказано, что у меня диплом по психологии. – Он забирает одну ириску из тех, что разложены на моих коленях, и кладет ее в свою кучку.
– Эй! Ты не говорил, что будут дополнительные условия! – возмущенно приподнимаюсь, чуть не роняя конфеты на пол, но быстро ловлю каждую, сжимая в кулак и надежно скрывая. Линк одаривает меня «мне плевать» взглядом.
– Тебе следовало уточнить правила перед тем, как мы начали. Итак, моя очередь. У тебя на теле есть татуировка, скорее всего, она маленькая, почти не заметная, но совершенно точно означает что-то, что важно для тебя.
Мой рот приоткрывается в удивлении.
– Но как ты… – Перебираю в голове все ситуации, в которых он мог ее видеть; вчера я замазала ее специальным маскирующим карандашом, потому что вырез на платье был слишком глубоким. Даже Элси не в курсе, что на моем солнечном сплетении набита пара капель крови, их расположение имитирует кровоточащую рану в моей груди. Они потускнели с годами, но каждый день я вижу их в зеркале, это не дает забыть. Поджав губы, молча отдаю конфету, с интересом наблюдая, как меняется выражение лица Линкольна. Такое чувство, что он выигрывает нечто большее вместе с моими ирисками – секреты, запертые частички души, и я на удивление рада с ними расстаться.
Так мы играем еще около десяти минут, и количество конфет в руках Линкольна стремительно растет, у меня потеют ладони, и шелестящие обертки становятся влажными.
– Ладно, от этого не отвертишься! – почти кричу, теряя самообладание, азарт уже превысил норму. – Следующий факт: я тебе нравлюсь.
Низкий хохот заставляет крохотные волоски на моем теле встать дыбом, лицо горит от смущения, я так сильно сжимаю кулаки, что ладоням становится больно. Чего он смеется? Это ведь не может быть неправдой после всего, что случилось вчера, и он бы не сидел здесь, играя со мной на дурацкие конфеты, ставя пять миллионов долларов на кон. Кто вообще так делает за пределами Вегаса?
– Ты снова просчиталась, Маленькая Всезнайка, прости, – произносит Линкольн, протягивая руку и разжимая мой кулак, чтобы забрать ириску. Недоуменно хлопаю ресницами, глядя на оставшуюся у меня конфету, и снова встречаюсь взглядом со смеющимися серыми глазами. – Потому что я почти уверен, что влюблен в тебя, – добавляет он, растягивая рот в широченной улыбке. Мои внутренности плавятся от услышанного, пока мозг пытается переварить каждое слово, донося его значение до обезумевшего сердца.
Я не знаю, что сказать, все слова вылетели куда-то в окно, нервы скручиваются в животе в тугой комок, пока я пытаюсь вспомнить, когда в последний раз слышала в свой адрес слова любви. Это безумие, но также это похоже на правду. Его пронзительные глаза ни на секунду не покидают моих, я знаю, что Линк не ждет ответа, просто разделяет со мной свои чувства, и это огромный шаг навстречу. Из таких вещей и рождается доверие.
– Факт про тебя, Маленькая Всезнайка, – хрипловатым голосом произносит Линкольн, но из-за шума в ушах я слышу его так, как будто нахожусь под водой. – Ты тоже в меня влюблена, просто тебе нужно время, чтобы осознать это.
Я не спорю, просто смотрю на свои руки, чтобы отдать последнюю конфету в знак подтверждения, но в моей ладони лишь пустой фантик. Что? А где? После секундного замешательства с моего рта наконец спадает онемение, чувствую сладость тягучей карамели на языке. Вот черт, в своем компульсивном порыве я положила ее в рот и даже не заметила, как делала множество раз с любой другой едой в моменты эмоционального перенапряжения.
– Похоже, у меня не осталось конфет, – виновато пожимаю плечом, одаривая Линка слабой улыбкой.
– Ничего страшного, я возьму эту. – Он тянет меня к себе на колени и прижимается губами к моим. Не знаю, сколько длится наш поцелуй, но конфета успела растаять, а я так чертовски возбуждена, чувствуя под собой твердую эрекцию. Прикосновения Линка и то, как наши тела взаимодействуют друг с другом, кажутся знакомыми, это происходит все чаще, как давно забытое воспоминание, которое с каждым разом становится все яснее.
Тяжело дышу сквозь стоны, когда одна его рука забирается под ткань моего свободного свитера, двигаясь выше. Это островок тишины и покоя, моя голова снова отключается от всего, включая судьбы незнакомых мне людей и уродливых рыб, что плавают в океане. Теперь у них меньше шансов на выживание, ведь я так и не выиграла пять миллионов долларов.
Линк поднимает нас, неся меня к столу и усаживая поверх блокнотов с записями, его горячие жаждущие большего губы переходят на мою шею, из задней части горла у него вырывается ворчание. Слышу, как падает металлическая рамка с фотографией Маргарет Гамильтон. Правильно, милая, не смотри!
Все мои чувства сейчас сосредоточены в кончиках пальцев, которыми нежно касаюсь плеч Линкольна, я впервые вижу живое подтверждение его силы, запоминая каждую деталь стальных мышц. Влажные поцелуи спускаются ниже, головокружение заставляет откинуться назад и посмотреть в светящиеся блеском глаза, в которых читается то же желание, что вибрирует внутри меня.
Но там также есть вопрос, ответом на который служит моя рука, снимающая с Линка очки; кладу их на поверхность стола, опускаясь на нее спиной в молчаливом приглашении. Это все, что ему нужно, прежде чем снова начать целовать меня, стягивая свитер вверх по моему гудящему от предвкушения телу. На мне простой спортивный лифчик без косточек, который открывает его потемневшему взгляду татуировку, с полуулыбкой Линк проводит по ней языком, обводя очертания капель крови. Он двигает им в сторону, обхватывая возбужденный сосок через тонкий материал, и я закрываю глаза, издавая стон.
Я хочу больше, поэтому бесстыдно цепляюсь за край его джинсов и тяну на себя, Линк издает нечленораздельный звук, похожий на бранное слово, смешанное со смешком, и начинает расстегивать джинсы. Распахиваю глаза, чтобы посмотреть, как он вынимает свой член, но не успеваю, ведь одним быстрым движением Линк поворачивает меня спиной к себе и прижимает к своей груди.
Он что, стесняется?
Этот вопрос крутится в воздухе всего секунду, а потом исчезает, когда руки Линкольна в считаные минуты избавляются от моего лифчика. В отражении монитора мельком вижу дикий взгляд и обертку от презерватива, которую он разрывает зубами. Одной рукой он раскатывает латекс, натягивая его на член, а второй ловко расстегивает мои джинсы, запуская пальцы во влажные трусики, потирая то место, которое ждет его со жгучим нетерпением.
– Уже такая мокрая, – шепчет Линк, согревая своим дыханием чувствительную кожу за моим ухом, я хнычу от контакта его кожи с моей, которого недостаточно, чтобы снять растущее внизу напряжение. Подаюсь назад и перестаю упираться в столешницу руками, стягивая джинсы вниз по бедрам. Я нуждаюсь в этом так сильно, что мне плевать на то, где мы находимся и какой статус у наших отношений, нам не нужны ярлыки, чтобы просто раствориться в этом стремительно растущем буйстве ощущений. – Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя здесь, красавица?