Громовой рев вырывается у меня из груди, подрываюсь с места, врезаясь всем телом в чертово отродье, и толкаю его к перилам, прижимая к дребезжащему металлу за горло, верхняя часть его тела нависает над водой, глаза упрямо смотрят в мои.
– Единственное место, куда ты отправишься, – ад! Передай привет Саре Риверс. – Подарив ему последнюю зловещую ухмылку, я поднимаю его за ноги, перекидывая через поручень. Булькающий стон вырывается из пережатого горла и сталкивается с вращающимся винтом яхты, короткий звук разрубаемого тела обрывается, возвращая гармонию в этот погрязший в насилии мир.
Наоми
Я не ответила ни на одно сообщение, но перечитала каждое около дюжины раз, а видео, где чистильщик бассейна в течение нескольких дней приводит грязную воду в потрясающую картинку из журнала для настоящих домохозяек, стало моим любимым. Линк, скорее всего, думает, что я злюсь на его скорый уход, и да, сперва это сбивало с толку, но, когда эйфория и адреналин выветрились, а мутно-зеленая масса на поверхности моего сознания улеглась и осела на дно, я разглядела нечто, что до смерти меня напугало.
Я влюбилась в Линкольна Голдберга. Причем так сильно, что готова была взглянуть в лицо его демонам и даже показать своих.
Мне следовало догадаться, как только дверь кабинета захлопнулась за его спиной. Ладно, ладно, если быть до конца честной, всегда стоило удерживать палец на пульсе, ориентируясь на ровные удары, чтобы не пропустить даже один, свидетельствующий о нарушении сердцебиения. Рациональная часть меня закатывает глаза, пока другая, более наивная грызет карандаш в попытке успокоить расшатанные нервы.
За первым открытием пришло еще одно, когда Линк внезапно исчез на целые сутки, Уэйд и Джош увиливали от моих вопросительных взглядов, притворяясь, что вообще не понимают, о ком идет речь. И тогда я сделала аморальную вещь, о которой теперь не жалею ни капли, – воспользовалась данными доступа, которые стянула в ночь нападения. Сомнения уже давно закрадывались в голову, но я была слишком занята оргазмами, чтобы сосредоточиться на чем-либо поважнее, а зря, теперь вот уже почти два дня я живу с правдой, которую Линкольн скрывал, и не могу не задумываться о том, какая же я идиотка.
Элси сидит напротив, переваривая услышанное, я рассказала ей о моих отношениях с Линком, включая постыдную часть, просто чтобы убедиться, что не спятила и мне не показалось. Мозг привык анализировать многое, вычленять фрагменты из картотеки памяти и собирать их в полномасштабные полотна. И так уж вышло, что на последнем шедевре отчетливо виднеется лицо человека, которое раньше казалось размытым. Лживое, до дрожи в коленях красивое мужское лицо, мой безликий Воин обрел очертания. Чувствую себя героиней ромкома, попавшей в ситуацию с разоблачением, которой теперь предстоит принять решение, каким из множества способов казнить мерзавца, что возомнил себя божеством, в один будничный вторник решившим поиграть в настолку с живыми человечками.
– Ну… мы ведь не знаем его версию, – произносит подруга, и мои руки сжимаются в дрожащие кулаки. – Вспомни Джоша, я даже не знала его настоящего имени, когда влюбилась, а теперь вот, – Элси поигрывает пальцами, показывая кольцо. – Давай признаем, мужчины в большинстве своем неуклюжи в отношениях. Позволь ему все объяснить.
Моя бровь взлетает вверх со всем скепсисом, который только могу показать без угрозы заработать аневризму или растяжение глазных мышц. Я злюсь не на сам факт вранья, а на то, что он символизирует. Что, если Линкольн решил позабавиться и таким образом поставить меня на место за все нападки и подколы? Я так глубоко погрязла во всем этом, что уже слишком поздно разворачиваться: когда думаю о нем, сердце замирает, а в голове проносится поток мыслей, который я не могу остановить. Перспектива стать жертвой злой шутки и потерять себя в этом безумии чувств, стать зависимой от его взглядов, ожиданий, желаний, доводит меня до отчаяния.
– Мне страшно, – признаюсь, зная, что Элси как никто сможет понять мое эмоциональное состояние.
Рука подруги накрывает мою, лежащую на столе, и мягко сжимает.
– А что, если ему тоже? Страх порой толкает нас совершать вещи, заготовленные на черный день, выбор ведь есть не всегда. А даже если и так, мы не компьютеры, в сжатые сроки высчитывающие ходы, безошибочно выбирая верный, мы люди, нам свойственно барахтаться в бесконечном потоке вариантов и сожалений. Я знаю Линкольна не так давно, но он не из тех парней, что причиняют вред, если только ты не злодей, тогда лучше бежать без оглядки. – Элси заливается смехом и звонко хохочет на протяжении целой минуты, пока я думаю о том, не являюсь ли тем злодеем и как много Линкольн знает о моем прошлом.
– Тебе стоит кое-что знать, – говорю, прежде чем струшу и остановлю поток слов. – Я не всегда поступала по совести, делала непростительные вещи и до сих пор сожалею об этом.
Мой взгляд фокусируется на кулоне с фиалкой, висящем на ее тонкой шее. Элси сглатывает и придвигается ближе, не давая мне выдернуть руку из ее теплых пальцев. Наши глаза встречаются, добрая, искренняя улыбка освещает лицо подруги, она согревает, как и всегда, заставляя меня благодарить судьбу за то, что, несмотря на все, та все же оставила мне друга.
– Умение признать собственные ошибки – огромный шаг на пути к исцелению, Нао. Я не стану спрашивать, что произошло, ты расскажешь, когда будешь готова, но даже если в какой-то момент ты поддалась слабости и сгорела, никогда не поздно восстать из пепла и все изменить. Взгляни на папу, он наделал столько ошибок, что не сосчитать, но этот человек старается, я вижу это каждый день и верю, что он заслуживает искупления. Только не проболтайся, я еще немного помучаю его. – Она снова хихикает, переворачивая мою руку ладонью вверх, вырисовывая очертания цветка. – Некоторые люди даже не знают о том, что где-то оступились, им плевать, и они двигаются дальше, забывая и снова оступаясь. Мы с тобой другие, наш удел чувствовать мир сильнее и глубже, мы грызем себя изнутри за незначительные промахи и умираем внутри, пожиная плоды чего-то более пугающего. Но от них нас всегда будет отличать стремление стать лучше, не для других, для самих себя, поэтому таким, как мы, стоит давать второй шанс. Линк сглупил, но тому должна быть веская причина, думаю, он уже сожалеет, поговори с ним. – Она закрывает мою ладонь, запечатывая росток надежды, что посадила внутри, и постукивает кончиками пальцев по моей коже.
– Когда это ты стала такой мудрой? – шучу я, улыбаясь.
– О, я всегда была! – восторженно говорит Элси, шутливо откидывая сиреневые волосы назад. – Поэтому у меня есть план.
Резко выпрямившись, подруга садится ближе и начинает рассказывать, как мне проучить Линкольна, заставив его буквально ползать на коленях, умоляя о прощении. Она либо гений, либо сумасшедшая, но я слушаю и киваю, потому что из нас двоих у Элси больше опыта в общении с парнями, вокруг которых витает ореол неразгаданных тайн.
Говорят, что нет ничего хуже разъяренной женщины, самых разгневанных из нас даже сравнивают с адскими фуриями. Если бы в перерывах между репетициями дешевых подкатов и игрой в приставку мальчики учились, как не быть мудаками, радикальных феминисток в мире стало бы меньше. Я не причисляю себя к последним, но прямо сейчас разрываюсь между сценарием мести, подробно расписанным Элси, и тем, чтобы просто войти туда и подвесить Линка за яйца.
Вышибала на входе приветствует меня так, будто мы старые друзья, его радушная улыбка резко отличается от свирепой гримасы, которой он одарил меня в первый вечер здесь. Это было так давно, словно в другой жизни, и я входила сюда со страхом и волнением. Сегодня я с удивлением замечаю, что весь первый этаж переполнен, иду прямо к бару, который мерцает, создавая неоново-красное подобие пламени. Не спешу подняться наверх, вместо этого кладу сумочку на барную стойку и жду.
Бармен лет двадцати с небольшим бросает короткий взгляд наверх за мою спину и, по всей видимости получив одобрительную команду от своего хозяина, подходит чуть ближе, приветливо улыбаясь.
– Чего желаете, мисс Ри… – Он вовремя замолкает, прикидываясь, что не знает мою фамилию. Забавно.
– Джин с тоником и твою компанию. – Брови парня взлетают ко лбу, и он снова смотрит на второй этаж, на этот раз в его взгляде больше страха, что, наверно, хороший знак. Но мне нужно знать наверняка, прежде чем обернуться, и немного жидкой храбрости тоже как нельзя кстати. Я наклоняюсь над барной стойкой, чтобы вернуть внимание бармена. – Я все еще здесь, Марвин. – Сначала он замирает, а потом, заметив мой палец, кокетливо дразнящий его бейдж, отпрыгивает назад и принимается за работу.
Обвожу гудящее и вибрирующее заведение взглядом, испытывая легкую грусть от того, что теперь, когда я оказалась внизу, все веселье не доставляет ни капельки удовольствия. А еще я замечаю, что ни один мужчина здесь не осмеливается посмотреть на меня.
– Босс приказал, чтобы они не пялились, – уголком рта говорит бармен, перекладывая лед в высокий стакан.
– Почему?
– Известно почему. – Он издает тихий ядовитый смешок, явно намекающий на то, о чем я не знаю. – Он оторвет голову любому, кто посмотрит на вас. Я останусь без чаевых за то, что вообще разговариваю, так что без обид, мисс Рид, не лишайте меня еще и жизни.
Острый взгляд впивается в спину, собираю все силы, чтобы не выставить протянутый вверх средний палец или не вытворить что похуже. Значит, Линкольну не плевать, ну это хотя бы облегчает задачу.
– Не волнуйся, Марвин, если кто и умрет сегодня, то это не ты, – заверяю я. Марвин ставит передо мной стакан с напитком и выжидающе смотрит на него. Подношу джин-тоник к губам и делаю большой глоток, наслаждаясь сладковатым вкусом, смешанным с кислинкой лайма, утопающей в прозрачной жидкости. Вакуум, искусственно воссозданный вокруг меня, раздражает. – Ты славный парень, спасибо за компанию. – Сползаю со стула и бросаю на стол сорок баксов. Это намного больше, чем стоит напиток и чем я могу себе позволить, но как я уже сказала, разозленные женщины крайне безумны.