– Да, но ты не знаешь всего. Например, как она запирала меня в комнате на несколько дней, оставляя только воду и диетические хлопья. Я смешивала их в стакане для зубных щеток и пила, растягивая, насколько это возможно, потому что не была уверена, когда дверь снова откроется и я смогу вернуться к жизни. Кажется, до сих пор не вернулась, – фыркаю, зло смеясь. Я так ненавижу все это, что боюсь обратиться за помощью, потому что не хочу ковыряться в прошлом. Линк – первый человек, которому я добровольно это рассказываю.
– Так что не так с гребаными яблоками? Они, конечно, уже вызывали проблемы у Евы и Белоснежки, и это в целом достаточный повод их ненавидеть, но…
Я знаю, что он пытается пошутить, чтобы мне было легче снова пережить этот кошмар.
– Я много голодала, каждый раз чувствуя угрызения совести за лишний килограмм на весах или желание незаметно отщипнуть кусочек хлеба. Учителя в школе не били тревогу, потому что в дерьмовых районах людям в основном наплевать на других людей. Тогда я решила позаботиться о себе сама и украла яблоко у другой девочки в классе. Она вечно приносила жвачки и конфеты, но это дополнительные калории, и из всего, что она принесла в тот день, я выбрала самое полезное и незаметное для растленного сладостями подростка, я не думала, что Нора вообще заметит…
Шорох упаковки, зажатой в моих ладонях, выдает нервозность, Линк садится на диван, притягивая меня к себе на колени. Смотрю на огонь в камине, вспоминая тот день.
Наоми
Их громкий смех затихает вдалеке, и наконец делаю вдох, не боясь, что мое шумное дыхание может выдать укрытие, в котором я прячусь. Осторожным движением прикасаюсь к месту на щеке, где пламя от удара обжигает кожу. Снова будет синяк. Но куда сильней беспокоюсь не об этом. Теперь они расскажут директрисе, а она Генриетте, и этот круговорот никогда не завершится.
Я не хотела красть у Норы ее яблоко, но практически три дня без еды способны превратить даже самого благопристойного человека в вора. Живот скручивает, только уже не от голода, а от досады. Почему, почему я такая глупая… Слезы наворачиваются на глаза, но им не суждено пролиться, мой всхлип прерывает резкий удар бейсбольной биты, прилетающей в окно грузовика, за которым я сижу на холодной земле, дрожа от страха и боли.
– Вот ты где, дрянь! Выходи, иначе в следующий раз это прилетит тебе в голову! – Злоба в голосе Норы пропитывает воздух ядом и становится настолько ощутимой, что толкает меня вверх, заставляя подняться на нетвердые ноги.
– Забери. Я не ела его, – шепчу, вынимая из кармана спелый плод, блестящий на солнце. Во рту должно бы пересохнуть, но, наоборот, скапливается слюна. Я так голодна, что нет сил стоять прямо.
– О-о, ты сожрешь его, не переживай. – Рот Норы растягивается в зловещей улыбке, когда она толкает биту в мою сторону, заставляя убрать протянутую руку, в которой по-прежнему зажато яблоко. – А мы посмотрим.
Ехидные смешки раздаются вокруг, и подруги Норы обступают меня со всех сторон, тесня к ржавому забору автомобильной свалки. Начинаю ненавидеть себя еще больше за это глупое импульсивное решение, подтолкнувшее меня взять чужое.
– П-пожалуйста, просто забери его, – почти умоляю, пробегая глазами от человека к человеку, но ни один взгляд, направленный в мою сторону, не содержит и капли сочувствия, лишь ничем не прикрытую злобу и желание причинить боль. – Прости, пожалуйста, просто возьми его, или я принесу тебе новое.
Мне негде взять другое яблоко, потому что, если бы это было так, я бы ни за что не стала красть. Я уже всем существом ненавижу себя и этот гадкий фрукт, но слишком поздно понимаю это, видя нездоровый блеск в глазах Норы, когда она говорит:
– Держите ее за руки! – Две ее подруги подхватывают меня и удерживают на месте, ужас сковывает тело, но сквозь оцепенение и страх продолжаю вырываться и бороться, яблоко выпадает из руки и катится по грязной земле, попадая в лужу из машинного масла. – Ты, грязная оборванка, трогала руками мои вещи, что еще ты украла?
– Ничего, больше ничего, клянусь… Только это. – Смотрю, как она подбирает яблоко и вертит в своей руке, впиваясь в кожицу ногтями, от чего остается след и капли сока текут по ее пальцам, смешиваясь с черными следами от масла.
– Обыщите ее! – снова приказывает Нора двум другим девочкам, те начинают рыскать у меня по карманам, дергая за одежду. Если они порвут хоть что-нибудь, Генриетта меня убьет. – Не рыпайся, сука, стой смирно!
Слезы градом катятся по щекам, меня охватывает стыд, невероятный по своей глубине. Чувствую, что вот-вот упаду, но меня держат слишком крепко, не давая даже нормально стоять. Полувишу, пока меня обыскивают, а когда ничего не находят, на секунду лицо Норы искривляется в разочаровании. Неужели она могла подумать, что я украду что-то действительно ценное?
– Хорошо, достаточно. – И вот теперь меня отпускают, наконец давая рухнуть к ногам той, кто возвел вокруг себя культ личности и теперь не дрогнет, потому что его преданные почитатели смотрят. Я знаю Нору не так давно, но вижу ее так же ясно, как один художник узнает в толпе другого по крохотным, едва уловимым пятнам краски на коже, по страсти, с которой глаза изучают мир… В Норе есть злоба, которая кипит и во мне, несмотря на тот факт, что мы все же разные. Она самая старшая в своей семье, и пару раз я наблюдала, как отец отчитывал ее на парковке, когда думал, что никто не смотрит. Ей так же больно внутри, поэтому решаю зацепиться за эту ее часть, надеясь быть услышанной.
– Мне жаль, что я так поступила, – все еще плачу, но продолжаю говорить. – Прости, я не хотела ничего такого, дело не в тебе. Я должна была что-нибудь съесть, дома мне не позволяют, пожалуйста, ты должна меня понять.
Выражение лица Норы застывает, становясь бесстрастным, сигнализируя, что путь, которым я решила пойти, в корне неверный, но еще до того, как успеваю снова открыть рот, она подходит и бьет меня по лицу кулаком со все еще зажатым в нем яблоком.
– Она хотела есть, вы это слышали? – ревет она, расставив руки в стороны и злобно смеясь. Привкус крови во рту мутит сознание. – Ну так давай, ешь!
Нора с силой пихает яблоко мне в приоткрытые губы, заставляя кожу гореть, зубы тоже болят от резкого давления. Падаю на землю, Нора забирается верхом, попытка оттолкнуть ее с треском проваливается, потому что мои руки прижаты к твердому гравию, и яблоко хрустит под ее ладонями от силы, с которой она толкает его в мой рот. Оно не такое уж и большое, я смогу проглотить часть, заодно насытив желудок, поэтому открываю рот, надеясь, что она успокоится.
Еще одна чертовски огромная ошибка.
Она буквально забивает фрукт мне в рот, ударяя по нему кулаком, некоторые удары попадают по щекам и скулам, челюсть уже свело от дичайшей боли, и я начинаю задыхаться, потому что оно застряло. Все вокруг плывет как в тумане от слез, боли, унижения и запаха машинного масла, которое теперь у меня во рту вместе со сладкой яблочной мякотью. Хриплю и кручу головой, кашель рвется наружу, такими темпами они задушат меня едой, а от того, что Нора уселась на мой живот, голодная рвота поднимается по пищеводу.
И да, меня рвет, но яблоко стоит на пути желчи, поэтому она буквально выливается через нос, разъедая ноздри, я захлебываюсь ею и слезами, теряя сознание.
Лицо Линкольна лишено всякого выражения, когда я заканчиваю свой рассказ тем, как меня нашли, избитую и еле живую, на той автомобильной свалке.
– Лежа на земле, испытывая весь этот ад, думала, что нет ничего хуже смерти. Но я ошибалась, потому что потом попала в еще больший кошмар.
– Я убью эту суку, – выдавливает Линкольн, наконец посмотрев на меня. В его взгляде полно ярости и обещания возмездия.
– Не трудись, она скончалась на первом курсе колледжа. Какой-то придурок накачал ее препаратами и хотел изнасиловать, а когда дошло до дела, было уже поздно, она захлебнулась собственной рвотой в гостевой спальне в случайном доме.
– Неужели у жизни есть чувство юмора, – сухо говорит Линк, гладя меня по волосам. – Детка, я знаю, что ты невероятно сильная, человеческая стойкость вообще удивительна, но иногда даже самым несгибаемым из нас нужна помощь. Поверь, я прошел через подобное, когда потерял свою семью и часть себя самого, именно по этой причине ни за что не позволил бы тебе преодолеть этот путь в одиночку. Лучше пущу себе пулю в висок, чем буду знать, что мог помочь, но предпочел остаться в стороне. Ты должна кое-что знать. – Он тяжело вздыхает, сажусь ровнее, изучая напряженное мрачное лицо, наши взгляды встречаются, и я вижу муку в серых глазах, она словно горит в ярком пламени, что отбрасывают отблески костра, полыхающего в камине. – Прямо перед тем, как перейти в другой отдел, я получил папку с полным перечнем махинаций Пэрриша, но тогда я уже принял решение и даже не открыл ее, передав обратно Роддсу. Если бы я прочитал дело, то мог бы спасти тебя, Нао…
Прерывая тираду и испытывая самые противоречивые эмоции, кладу кончики пальцев на его суровые губы. Мышцы мужественного лица напрягаются, глубокие тени пролегают по его поверхности, пересекая ровную кожу.
– Ты не мог знать, Линк, мы не боги. – Конечно, зная все это, я жалею, что он не добрался до меня раньше.
– Нет, послушай…
– Это ты меня послушай! Если бы я не прошла через все это, возможно, не стала бы той, кем являюсь сейчас, и тогда это были бы уже не те мы, понимаешь? Мне не за что винить тебя, и тебе тоже не стоит себя винить, ты поступил, как считал нужным. Вот если бы ты открыл ту злосчастную папку и захлопнул, вернув обратно, или, не дай бог, потерял, тогда я непременно добавила бы тебя в свой список. – Стоит огромных усилий выдавить из себя кривую злобную усмешку. – Давай сосредоточимся на этом моменте, идет? Я очень стараюсь, но моих усилий недостаточно, не знаю, как освободиться от всего этого, пожалуйста, будь моим Воином! – шепчу, глядя в глаза человека, который, кажется, начинает разбираться в моей голове даже лучше, чем я сама.