– Ты позволишь мне помочь тебе?
Лавина эмоций обрушивается с огромной скоростью, киваю, зарываясь лицом в его шею, начиная рыдать. В последнее время я слишком часто даю волю слезам, чего не делала за последние годы, быть может, это первый шаг к отпусканию.
– Все хорошо, красавица, теперь ты в безопасности. Я позабочусь о тебе, – нашептывает он моим сомнениям и страхам, прогоняя их прочь. – Ты знала, что боль может не только разрушать, но и строить? Если человек находит в себе достаточно силы, чтобы двигаться дальше, он становится воином.
– Как Рыцарь Смерти?
– Именно так. Как Рыцарь Смерти. Но ты еще круче, ты Техномаг, а в их руках бесконечные возможности и никому другому не подвластные чары. С их помощью ты можешь одолеть любое зло, рассеять темную магию и возвыситься над другими.
– Боже, ты настоящий задрот, – смеюсь, снова глядя на Линкольна. Проходят секунды, медленно перетекая в минуты, и разделенная с ним утрата и горечь того, что лежит тяжким грузом на моей истлевшей душе, потихоньку ослабевают. – Ты самый удивительный человек из всех. – Признаюсь, впервые ощущая не просто тепло и симпатию. Я чувствую столько всего сразу, что это просто оглушительно для того, чтобы произнести вслух.
Поэтому я показываю Линкольну свои чувства, прижимаясь к его губам и скользя языком в его рот. Он отвечает сразу же, поворачивая меня в более удобное положение, чтобы я оседлала его. И мы целуемся под треск поленьев в камине, не заботясь о том, что подгоревший ужин давно остыл, сейчас я хочу, чтобы он стал как можно ближе, мне нужно больше его, больше прикосновений и больше всепоглощающего чувства влюбленности, которое я испытываю, когда наши руки и губы скользят в хаотичном ритме.
– Ты нужен мне, – произношу на вдохе, стягивая рубашку Линка через голову и замирая на секунду. Татуировки, что я видела только мельком, теперь в полном моем распоряжении; наклоняюсь, обводя языком очертания воинского оружия на его груди. – Я должна сфотографировать их все, это настоящее произведение искусства. – Как и все его тело, рельефные восемь кубиков пресса и тугие мышцы, делающие меня абсолютно мокрой в считаные секунды.
– Просто попроси, и я стяну для тебя рубашку в любое время, – хохочет Линк, помогая мне избавиться от верхней части одежды. – И рассчитываю на ответную услугу. – Он не медлит, расстегивая мой лифчик и отбрасывая его в сторону. Большие ладони обхватывают мои груди и сжимают, разминая. – Блядь, да, нам непременно нужен фотоаппарат.
Он перемещает и снова целует меня, пробегая губами по подбородку и шее, спускаясь ниже, и я выгибаю спину, чтобы дать ему лучший доступ, пока трусь о его стремительно растущую эрекцию через одежду. Линк обхватывает губами один сосок и тянет, нежно покусывая, в то время как другая его рука щиплет за второй.
– Сними, сними ее, – шиплю от удовольствия, нетерпеливо дергая руками выскальзывающую из пальцев пуговицу на юбке.
– Да, мэм. – Он расправляется с замком и хватается за пояс, а потом тянет вниз, стаскивая юбку вместе с колготками, и бросает на пол. Туда же летят и трусики, и вот я, уже абсолютно обнаженная, встречаю голодный безумный взгляд.
– Я обожаю твое тело, красавица. – Он проводит руками по моим очень заметным ребрам, спускаясь к бедрам и раздвигая их шире. – Но я, блядь, прослежу, чтобы ты набрала массу, иначе тебе не выдержать, когда я буду трахать тебя всю ночь напролет.
Мой рот открывается, чтобы сказать, что у меня нет возражений, особенно для второй части заявления, но вместо слов получается протяжный стон, когда язык Линка оказывается на моей киске и жадно лижет ее от входа до клитора.
– О черт! – бессвязно кричу, когда он буквально впивается в набухший бутон и сосет его, вызывая искры на поверхности моей кожи. Я так возбуждена, что вот-вот кончу, извиваясь на краю дивана. – Я хочу тебя внутри, сейчас же!
Он ухмыляется, продолжая играть языком, обводить мои складочки и добавляя пальцы, вводя их внутрь. Не совсем то, о чем я попросила, но ощущения настолько невероятны, что это прерывает мое растущее возмущение и приближает оргазм.
А потом я сильно дрожу и кричу, попадая в подобие водоворота, что несет меня на вершину любых ощущений, тело не слушается, трясется, Линкольн удерживает свой рот на месте, продлевая это ощущение, и когда я наконец спускаюсь с высоты, испытывая головокружение, он целует меня в губы, давая почувствовать собственный вкус и счастье, возведенное в абсолют.
Только когда все затихает, я тяжело дышу в потолок, а Линк отстраняется, наконец стягивая джинсы и вынимая бумажник, чтобы достать презерватив. Смотрю на его твердый член с благоговением, все еще в деталях помня, как восхитительно он ощущается внутри. Натянув латекс, Линк подхватывает меня на руки, перетягивая на себя, и ложится на ковер перед камином.
– В твоих руках не только этот член, красавица, а весь гребаный мир. Ты здесь главная.
Сердце щемит от его слов и той силы, которой он наделяет меня сейчас, а еще этот взгляд, наполненный нежностью и любовью, буквально заставляет все вокруг вращаться. Я приподнимаюсь, отбрасывая волосы с лица, а потом опускаюсь на член Линкольна, издавая стон. Он стонет в ответ, впиваясь пальцами в мои бедра, помогая насаживаться и подниматься.
– Ощущение того, как твоя киска сжимается вокруг меня, лучшее на земле, – хрипит Линк, закрывая глаза. Он не снял очков за все время, что мы провели в его доме, и я упиваюсь видом всех этих мускулов и его твердой челюсти, сжимающейся при каждом новом движении. – Это как попасть в рай при жизни, – бормочет он, садясь и целуя меня в губы, обнимая мою спину сильными руками.
Я увеличиваю ритм, двигаясь все быстрее, пока не получаю предупреждающий укус в шею. Линкольн откидывается на руках, снова давая мне контроль над его телом, упираюсь руками в твердую грудь, раскачиваясь взад и вперед, чтобы стимулировать свой клитор. Угол проникновения меняется, и нервные окончания в моем теле буквально воспламеняются, а потом я снова кончаю, выкрикиваю имя Линка на всю гостиную. Он издает неразборчивые звуки и стоны, продолжая двигаться, его член во мне еще больше увеличивается в размере, пока я лежу на его груди, абсолютно обессиленная и довольная. Тело подо мной напрягается еще больше, когда разрядка Линка приходит вслед за моей.
– Я люблю тебя, Нао. Так чертовски сильно, – говорит он сбившимся голосом.
– Я тоже тебя люблю, – приподнимаюсь, чтобы смотреть на него, впервые без страха произнося признание. Меня встречает широкая совершенная улыбка и калейдоскоп чувств во взгляде.
Мы смотрим друг на друга, практически не моргая, кажется, что время замерло и Вселенная схлопнулась в одну крохотную точку, в которой существуем только я и он. Мой Воин, мой Рыцарь Смерти, мой.
Линкольн
Она еще спит, тихо посапывая и зарывшись головой в подушку, не вините меня в том, что сдержал обещание и показал Наоми свою спальню во всех нужных ракурсах. Мы уснули под утро, совершенно измотанные и абсолютно счастливые. Теперь это два моих любимых слова – «совершенно» и «абсолютно».
Никогда еще чье-то присутствие в этом доме не переворачивало мир в самом лучшем смысле. Будь у меня возможность, я бы попросил Уэйда воткнуть в меня капельницу, чтобы вливать эту гармонию внутривенно. Осознание, что она здесь, рядом, странным образом проясняет туман в голове, сейчас спокойствие наступает только потому, что я смотрю на нее, оно ламинарным потоком растекается по моим венам, и я больше не слышу тиканье в голове, совсем.
Оставляю невесомый поцелуй на ее волосах, решив провести время с пользой, и направляюсь на задний двор, где с прошлой недели осталось достаточное количество свежих бревен. Их доставляют сотрудники парка при резервации, которые тщательно следят за тем, чтобы упавшие деревья не мешали туристам, а те, что аварийно опасны, спиливают и привозят сюда. Это была идея Уэйда, чертова экоактивиста и зануды по части рационального использования ресурсов. Все еще не понимаю, как этот чудак может одновременно косить людей налево и направо, при этом спасая бездомных животных и выступая борцом за сохранность природы.
Так или иначе, рубка дров – отличное занятие для поддержания формы и оттачивания навыков работы с топором, когда мне недоступен зал и Дункан с его вечным брюзжанием, а еще бостонские зимы жутко холодные, так что топливо для камина как нельзя кстати. Я провожу в этой вариации медитации около полутора часов, пока периферийным зрением не фиксирую движение на веранде, что только заставляет идиотскую улыбку появиться на моем лице.
– Доброе утро, крас… – Слова замирают на языке. Нао стоит, облокотившись на деревянные перила примерно на пять футов выше моей головы, на ней одна из моих рубашек и гребаные очки, а еще отсюда открывается вид на ту ее часть, к которой я успел пристраститься. Она делает большой глоток кофе из кружки, что держит в руках, и вызывающе вздергивает бровь.
– Куда это ты пялишься? – Это нелепо, учитывая, что ее вкус все еще ощущается на моем языке, и она не особо отстает, разглядывая меня, стоящего здесь в одних синих джинсах и рабочих ботинках.
Ставлю топор рукояткой вверх и подхожу ближе, оказываясь прямо под ее ногами, наглая ухмылка ползет по лицу, это зрелище стоит того, чтобы получить пощечину. Но Наоми только качает головой и улыбается, делая очередной глоток. Руки так и чешутся от желания снова прикоснуться к ней, цепляюсь за край веранды, подтягиваясь на руках и карабкаясь вверх. Теперь нас разделяет только деревянный поручень, держусь за него руками, чтобы не упасть на груду щепок внизу. Щеки Нао заливаются краской, наши лица совсем близко, чувствую, как в пространстве между нами трепещет ее дыхание с нотками кофе и зубной пасты. А еще от нее пахнет моим шампунем, что в сочетании с одолженной рубашкой просто разрушительно для самоконтроля.
– Хочешь кофе? – робко спрашивает она, протягивая мне свою чашку, я продолжаю улыбаться, качая головой.