– Пожалуйста, отпустите меня, – почти кричу, но никто не реагирует. Пара человек поворачивает головы, как будто ничего пугающего не происходит, а затем все возвращаются к своим разговорам, полностью игнорируя происходящее.
– Ты пойдешь с ним, – выдавливает Моро, с силой разворачивая меня за плечи.
– Я расскажу социальным службам! – воплю уже в полный голос, дергаясь в твердой хватке.
– Довольно! – Рев Пэрриша громом проносится по помещению. Он делает несколько шагов ко мне, наклоняясь, пока наши носы почти не сталкиваются. В его дыхании алкоголь и ничем не прикрытая злоба. – Ты заткнешься и отработаешь каждый цент. Я давал тебе слишком много свободы, гораздо больше, чем остальным, – шипит он мне в лицо. – Потому что он так захотел. А теперь, если не подчинишься, я передам тебя каждому желающему в этой комнате, и ни один социальный работник не сможет мне помешать. – Затем он выискивает что-то позади меня. – Сара! Вернись за гребаный рояль, вечер продолжается.
Я оглядываюсь, чтобы увидеть, как мисс Риверс на заплетающихся ногах подходит к инструменту и возобновляет игру. Теперь ее лицо больше не скрыто, оно посерело и осунулось, она смотрит сквозь клавиши, на которых вымещает всю свою злость, и музыка звучит еще яростнее. Глядя на нее, я вижу такую же сломленную девочку, которую никто не спас, и теперь она застряла в кошмаре, который повторяется на ее безвольных глазах из раза в раз.
Не знаю, что именно происходит, но все мои чувства отключаются, и я сбегаю куда-то внутрь своего сознания, видя большой и красивый дом с камином. Он теплый, полон дерева и света, что плавными потоками вливается сквозь огромные окна, за которыми виден густой лес. Мне нравится этот дом, он пахнет умиротворением и гармонией, я даже слышу далекий мужской смех, который не похож ни на один другой. Цепляюсь за мысленные образы, уносясь куда-то в другую реальность, где мне не хочется схватить ближайший столовый нож и пырнуть им мужчину, что ведет меня вверх по лестнице, освещенной желтыми огнями антикварных светильников.
Мозг лихорадочно изучает окружение, я знаю этот дом не так хорошо, потому что бродить по его коридорам никогда не было безопасно. Выражение «у стен есть уши» не так уж далеко от правды, только у этих еще есть глаза, которыми они пристально наблюдают, и руки, что тянутся схватить тебя, а потом растерзать. Мы должны выбраться отсюда, пока стены не впитали нашу слабость, наполняясь ею до краев, а наши крики не стали лишь отголосками этого кошмара.
Галерея третьего этажа покрыта лунным серебром, крыша полностью сделана из стекла. В дождливые дни, если удается заполучить расположение мистера и миссис Пэрриш, я прихожу сюда, чтобы посмотреть, как капли разбиваются о прозрачную перегородку, размывая очертания неба. Сегодня оно не оплакивает никого из нас, потому что даже ему плевать на то, что случится, нас просто используют, а потом сотрут, забудут. С высоко висящих портретов смотрят безучастные лица людей, безмолвные свидетели, которые не позовут на помощь.
– Когда я впервые увидел тебя, – раздается за моей спиной, – то сразу решил, что ты особенная.
Можно подумать, что он делает комплимент, но на самом деле в словах больше угрозы. Я обшариваю галерею глазами, слушая, как приближаются его шаги. Помимо картин, здесь также есть кованые скамьи, обшитые цветными подушками, и несколько полок с антикварными статуэтками, некоторые выглядят тяжелыми. Я должна попытаться что-нибудь сделать.
– Пожалуйста, помогите, – взываю к его совести, хотя в точности знаю, что для таких людей, как Фэллон, этого понятия не существует. – Я буду молчать обо всем, что знаю, обещаю. Просто отпустите меня…
– Ты думаешь, что знаешь, – смеется мистер Фэллон, и от этого смеха становится еще больше не по себе. – Все вы считаете себя выше других.
Что за чушь он несет?
Я оборачиваюсь, но как только делаю это, понимаю, что смотреть на него было ошибкой. Радушное выражение и восторги напрочь стерты, он смотрит на меня с неприкрытой ненавистью, оскалившись, выглядя абсолютно безумным, я отступаю на несколько шагов, он наступает на меня следом.
– Ты маленькая грязная сука, такая же, как твоя мать, – рычит мистер Фэллон, брызжа слюной, а я пытаюсь понять, откуда он знает мою маму. Может быть, он имеет в виду Генриетту? – Думаешь, что все знаешь? Что лучше других? Ты ни хрена не знаешь! – Он замахивается и бьет меня по лицу так сильно, что искры летят из глаз, и я падаю. Лицо горит от удара, в ушах появляется звон. – Это ты заставила всех ненавидеть меня, пока купалась в их любви, Глория! – кричит он, нависая надо мной. Пока я пытаюсь сообразить, что здесь творится, Фэллон хватает меня за волосы и тащит по полу, сквозь боль и рыдания вижу два силуэта в дверях, это охранники, пытаюсь позвать на помощь, но оба застыли, позволяя подонку дойти до крайности в своем безумии. – Я ждал так долго, теперь ты за все заплатишь!
Я ожидала, что он извращенец, который купил меня, чтобы изнасиловать или что-нибудь в этом духе, не уверена, что справилась бы с этим, но то, что творится здесь сейчас, кажется гораздо страшнее, чем принудительно лишиться девственности с незнакомцем в свои шестнадцать. Фэллон в каком-то подобии безумного транса, я понимаю это, как только он рывком поднимает меня с пола лишь для того, чтобы снова ударить, ругая последними словами некую Глорию. Это продолжается снова и снова, пока привкус крови во рту становится единственным, что я ощущаю. Все мое тело болит и кровоточит, он стянул ремень и остервенело бьет меня им по всему, до чего может достать, я безрезультатно прикрываю голову и лицо руками, пока корчусь на полу, мечтая, чтобы это прекратилось.
Кажется, что проходят столетия, прежде чем тяжелое дыхание над моим ухом сообщает о том, что монстр остановился. Но я не открываю глаз, скорчившись в одной позе.
– Ты отлично справилась, малышка… В следующий раз кричи, – переводя дыхание и гладя мои волосы, шепчет Фэллон. – Позовите кого-нибудь, чтобы привели ее в порядок, я забираю ее домой.
Пожалуйста, только не это. Я почти молю о смерти, вырываясь из рук охранников, но голос миссис Пэрриш, которая готовит ванну, резок. Он бормочет что-то о том, что меня не должны видеть, пока раны не заживут, и велит кому-то запереть дверь, пока я не буду готова к отбытию. Оба глаза заплыли от ударов, а рот открывать слишком больно, поэтому я молчу, пока она приказывает мисс Риверс сменить мою одежду на что-нибудь чистое и надеть мне на голову капюшон.
На какое-то время наступает тишина, может быть, я теряю сознание, меня выталкивает из небытия тихий голос Ким, она всхлипывает и тянет меня в вертикальное положение.
– Нао, вставай, ты должна выбираться сейчас же!
– Г-де т-ты… – пытаюсь выговорить свой вопрос, спросить, куда она пропала, но не слышу ответа. Ее губы бледны и покрыты запекшейся кровью, на шее обугленный след, как будто кто-то поднес к полупрозрачной коже зажигалку.
– Пожалуйста, идем, я вытащу тебя, вставай. – Она снова тянет, превозмогая боль, поднимаюсь, ощупывая ребра, они горят, трудно дышать. – Я отвлеку их, спускайся по лестнице в кухню, а затем через выход для персонала беги к черным воротам, так безопаснее.
– Но т-ты и Ру…
– Тсс, – она выглядывает в коридор. – Они скоро придут, иди, ты должна уйти.
Ее глаза полны слез, она вся покрыта синяками и засохшими багровыми разводами, качаю головой, не собираясь уходить без нее и Руми. Это чертова адская яма, я не оставлю их здесь, но сильное головокружение и боль в каждой клеточке тела говорят, что я не смогу помочь, только стану обузой.
– Я при-вед-д-у пом… помощь, – проговариваю, не чувствуя языка, а потом как можно быстрее хромаю к черной лестнице. Мне следует обернуться, но я боюсь так сильно, что превращаю каждый шаг в потребность, переставляя ноги огромным усилием воли. Нужно найти телефон. Если хоть одна из нас окажется на свободе, все закончится, мне просто нужно дозвониться или добраться до ближайшего отделения полиции.
Я чувствую это еще до того, как моя рука ложится на перила…
Легкая вибрация воздуха, крики, хаос, какая-то возня и запах гари, вспышки света, снующие повсюду люди, раздается грохот. Едва удается различить всполохи огня в том конце коридора, где находится комната Руми. Двое людей с ведрами обливают двери и стены, я узнаю крупную фигуру Большого Бева, он тащит огнетушитель, выламывая замок.
– Одна из сучек сделала это, – разъяренно кричит Большой Бев, стряхивая с себя огонь. Остальные кашляют и хрипят, я нигде не вижу Ким, но вижу, как в мою сторону несется мистер Хольцман, он тоже кричит, но не от злости, в его глазах редкая паника. И тут огонь за его спиной вспыхивает, становясь еще ярче, он хватает меня за плечи и переворачивает в воздухе, закрывая собой. Мы вместе падаем от взрывной волны, скатываясь вниз по ступеням.
Боль взрывается в теле, думаю, пара ребер сломаны, но все, что я помню, – нужно выбираться, поэтому, пока сверху раздаются душераздирающие вопли и звуки разрушения, я ползу к выходу, а потом моя память просто стирается.
Не помню, как выбралась из горящего дома, но помню, что слышала звуки сирен, видела, как они выносили тела, я не могла сосчитать, сколько человек погибло в ту ночь, и до последнего надеялась, что счет окажется не в пользу ублюдков. Реальность оказалась куда хуже, чем я себе представляла.
Две мои подруги по несчастью, которым никогда не суждено было выбраться, скончались в пожаре. Из материалов следствия, которые я позже раскопала, стало ясно, что искусственно вызванный взрыв уничтожил несколько жилых помещений, но хозяйские спальни чудом уцелели.
Чокнутый ублюдок Айзек Фэллон умер от падения стекла с крыши галереи, пока меня приводили в порядок, он, должно быть, любовался разводами моей крови на мраморном полу. Очень жаль, я бы отвела ему особое место в своем списке.