Когда он зашел в поликлинику, то пошел к раздевалке, чтобы переодеться в форму уборщика. Он шел по коридору, катя уборочную тележку, здороваясь со встречными врачами и санитарами, собирая мусорные пакеты. Выйдя на задний двор клиники, Демин достал из одного мешка свою куртку и надел поверх униформы. Набив карманы пачками денег, которые достал из другого мешка, он сбрасывает мешки в мусорный бак и перелезает через забор клиники.
В этот самый момент Меглин шел по парку, горячечным, больным взглядом бегая по теням в кустах и деревьях, неразборчиво бормоча про себя:
– Эх ты, я же со всей душой к тебе, а ты вон как, нет у тебя сердца, но я докажу, и ты поймешь.
Он выглядел дико, и это читалось во встречных взглядах, но Меглину казалось, что все против него. Странный пенсионер, прогуливающийся с радиоприемником у уха, роющийся в мусоре алкаш, обдолбанные подростки. Взрыв гогота от пьяной компании молодежи между деревьями. Дым коромыслом, пивные банки – в паре метров от них коляска с полугодовалым малышом. Есеня не видела, что происходило. Она выжидающе посмотрела на Самарина, который вернул Есене блокнот.
– Как он говорит? Четко или сбивчиво?
– Четко. Каждое слово выговаривает.
– Он знает, что вы покажете это мне. Или кому-то вроде. Поэтому работает под запись. Заранее продумывает разговор. Записывает, возможно. Все, что он говорит вам, – манипуляция и ложь.
– Как его поймать?
– Меня спрашиваете? Знал бы, стал бы следователем. Как вы. Всегда мечтал. – Самарин рассмеялся.
– За чем дело стало?
– Нет во мне крутизны. Он нарцисс, уверенный в своей неуязвимости. Он будет играть с вами, раз за разом доказывая превосходство.
– Как мне вычислить его?
– Не спорьте с ним. Пусть больше говорит. Рано или поздно он проколется. Не к вам?
Есеня обернулась, и лицо ее поменялось. Коротко простившись кивком с Самариным, она пошла к Меглину.
– Как ты вышел? – Она смотрит с яростью на Меглина.
– Ты не понимаешь? Их всех надо убить, чтоб видели! Рисунки!.. Надо смотреть рисунки!
– Родион, кто это?!
Меглин только сейчас посмотрел вниз и увидел в своих руках коляску и младенца в ней. Паника в его глазах, он сам не понял, когда и где его взял. Самарин, проводив взглядом Есеню, катившую коляску обратно по дорожке, неразборчиво ругаясь с Меглиным, виновато семенящим сзади, подошел к влюбленной паре, ломающей батон, кормящей уток.
– Утки, которых кормят хлебом, перестают добывать пищу и умирают. Вы их убиваете сейчас. Хорошего вечера.
Улыбки сползли с лиц влюбленных, и Самарин не спеша ушел. Есеня достала телефон и набрала знакомый номер.
Софья Зиновьевна, в очках и с красной ручкой в руке, проверяла тетради, перекладывая из одной стопки в другую. Звонок мобильного телефона оторвал ее, это была Есеня.
– Не поверишь, Есеня, о тебе думала.
– Да? В какой связи? – Есеня удивленно поднимает бровь.
– Сочинения проверяю, тема «Сильные женщины в русской литературе».
– А есть там? Сильные женщины?
– Все. До единой. Мужчины слабые. Мучаются. Рефлексируют. Ноют, одним словом. А женщины действуют поэтому, что им остается?
Чуть позже в ангаре Меглина Есеня прощалась с Софьей Зиновьевной.
– Мне правда неудобно.
– Иди, все нормально. Я двенадцать классов выпустила, там такие были… Каждый вечер не обещаю, но вторник, среда, пятница – твои. И суббота первая половина.
– Спасибо. Родион… – Есеня хотела что-то еще сказать, но Софья Зиновьевна подтолкнула ее к выходу, помахав рукой – иди, мол. Меглин, пристегнутый наручниками к кровати, глядя в окно, мелко трясется, тихо говоря сам с собой:
– Голова болит, болит, болит, болит, болит. Я водитель, по трассе сто двадцать, сто тридцать нормально езжу, тьфу-тьфу, смерть сестра моя. У меня проблемы, это у вас проблемы, раскручивайте, крутите педаль!..
– Здравствуй, Родя!..
Родион, всклокоченный, посмотрел на нее напряженно и, не ответив, снова перевел взгляд за окно. Софья Зиновьевна села напротив Меглина. Они долго смотрели друг на друга. Он – напряженно, она – спокойно. Они как будто договаривались о дальнейших отношениях, и Меглин первым разбил лед молчания вопросом:
– До и после полуночи – программа центрального наблюдения!
– Как скажешь, Родя.
Он с некоторым облегчением кивнул. Своя. Софья Зиновьевна отстегнула наручники. Меглин потер запястья и снова лег.
Есеня зашла домой и увидела на столе в кухне нетронутый ужин и вино. Возле одной из тарелок стояла фотография Жени, с которой он нагловато улыбался. Рядом записка: «Мой заместитель на случай важных переговоров». Есеня улыбнулась и прошлась по комнатам. В детской кроватка оказалась пуста. Есеня пошла к спальне и увидела, что Женя заснул, укачивая дочь. Они спали рядом. Есеня, не раздеваясь, легла рядом и обняла Женю. Тот, не открывая глаз, ответил ей взаимностью. Девушка улыбнулась.
В ангаре Меглин спал в углу, Софья Зиновьевна на кровати, на глазах у нее была повязка-очки. По ангару раздавался тихий храп. Вдруг тишину разбил удар камешком в окно. Меглин встал и, согнувшись, пробрался к окну. Подумав, что ему показалось, выглянув, он открыл дверь. На пороге стоял мальчик. Меглин посмотрел на него с напряженным ожиданием, почти с испугом.
– Привет, Меглин! Пустишь?
Не дождавшись ответа, мальчик прошел мимо него в ангар. Он сел напротив Меглина и тихо сказал:
– Ты меня как нашел?
– По сигналу. У тебя же датчик под кожей.
– Где?! – Меглин встревоженно дернулся. Мальчик хрюкнул от смеха.
– Повелся… Шутка! У Бергича записано все. Кто, куда, зачем… А кабинет он не закрывает днем. – Мальчик пожал плечами, считая дальнейшие объяснения лишними. Меглин заметно расслабился, криво ухмыляясь, поддерживая смех мальчика, но все еще смотрел с опаской.
– Чай будешь?
– Давай.
Меглин не ожидал согласия и беспомощно огляделся.
– А у меня нет. Может, выйдем… – Показывает на спящую Софью Зиновьевну – не при ней, мол. Они вышли и сели на ступеньках, укрывшись одеялами.
– Ну вот вышел ты. А дальше что? Не думал вернуться? К Бергичу? Там обед. Баня. Праздник, а не жизнь.
– Разобраться надо.
– В чем?
– Дело есть одно.
– Какое?
Меглин молчал.
– Не хочешь, не говори…
– Оно за дверью. Я не помню… Какими-то кусками все… как сквозь пальцы… но я вспомню… точно… Я уже… вспоминаю. А ты куда? К родителям?
Мальчик посмотрел на него удивленно.
– Ты же знаешь… У меня никого. Кроме тебя.
– Меня у тебя тоже нет, – мальчик понимающе кивает.
– Слушай. Я здесь поживу? А?
Меглину по какой-то причине это предложение сильно не нравится, он кривит гримасу.
– Я бы тебя пустил. Но не хочу.
– Понял. Спасибо за чай. – Мальчик спускается по лестнице. Меглин смотрит вслед.
– Стой! Поможешь мне?
Утром Меглин с Есеней приехали в социальную защиту, где после случившегося находилась дочка Деминой – Тася. Есеня поднялась в кабинет к работнице службы, а Меглин пошел во двор, прилегающий к зданию. На площадке сидела Тася. Меглин чуть подтолкнул мальчика, идущего рядом с ним. Он сел на качели рядом с девочкой.
– Привет.
Тася бросила настороженный взгляд, но мальчик выдержал его. Через окно за двором наблюдали Есеня и работница соцзащиты. Они видели, как Меглин разговаривает с девочкой.
– У деток бывает так. От шока замыкаются. Мы чего только ни пробовали – молчит. – Работница соцзащиты грустно вздохнула.
– Что с ней дальше будет?
– Дядя под следствием, насколько я понимаю. Не найдем других опекунов – детдом.
На площадке Меглин продолжал разговор с девочкой от лица мальчика. Качели слегка скрипели, раскачиваясь.
– Мне сказали… С тобой помягче надо. А чего помягче? Что изменится? Что случилось, то случилось. Надо дальше жить. У меня тоже родители умерли.
– И папа, и мама?
– Оба. В один день. Я все видел. А ты?
– Я спряталась.
– И кто это был?
– Дядя Слава… Брат мамин…
Меглин потрясенно посмотрел на Тасю. У Есени зазвонил телефон, с потрясенным лицом она слушала, что ей говорили, и быстро ответила:
– Да. Выезжаем.
Приехав на новое место преступления, они зашли в квартиру. Меглин сразу обратил внимание на картину на стене. На стуле сидел ошеломленный сын убитой, Кирилл.
– Я раз в неделю ее навещаю… продукты приношу… Навещал…
– Она с кем-то еще общалась?
– Нет… Только я у нее… Она и выходила редко, все больше телевизор…
Пока Есеня разговаривала с Кириллом, Меглин погрузился в картину, она словно засасывала его, он слышит какие-то голоса, пока Есеня не схватила его за локоть. Со злостью вытолкнув его из квартиры, она пристегнула Меглина наручником к скобе.
– Он не прибрал. Ты видела? Он не прибрал.
– Я больше тебя слушать не собираюсь. Ты больной, ты понимаешь? Ты псих! Ночью Демин уехал из больницы, наружка его потеряла. Он убил ее. Если б я сразу себе доверилась, а не слушала тебя – она была бы жива! Ты это понимаешь?!!
Меглин посмотрел на нее потерянным, виноватым взглядом. Она резко хлопает дверью, садится в машину и берет телефон, чтобы вызвать подкрепление.
В поликлинике Демин в форме уборщика катил уборочную тележку, крикнув кому-то:
– Люся! Ну сколько можно повторять, еду мы в желтые пакеты не бросаем, ну сколько можно…
В начале коридора он увидел, как Есеня с двумя сотрудниками на входе говорит с врачом. Демин заметно напрягся. Они подошли к нему и вместе зашли в комнату отдыха для медперсонала.
– Ну что. Вы нашли его? Того, кто это сделал?
Есеня молча кладет перед Деминым лист бумаги, небрежно сваливает в кучу цветные карандаши.
– Что это значит?
– Нарисуйте что-нибудь.
– Не умею. Никогда не умел.
– А вы попробуйте.
Демин берет карандаш и рисует схематичного человечка.
– Довольны?
Есеня хватает лист бумаги, комкает и рвет его.
– Где вы были вчера? Когда уехали отсюда?