Меглин по-хозяйски проходит в дом, осматривается, принюхивается. Болезненная конвульсия искажает лицо. Бедный дом. На всем – печать безнадеги. Траурное фото мужа на тумбочке. Рыбакова у стола. Поглядывает на Жарова – присутствие чина сковывает.
– А хорошо горело-то. Аж дом пропах. Рассказывай, что видела.
Рыбакова смотрит на него удивленно, переводит взгляд на Жарова, мол, кто это.
– Я же рассказала все!
– Надь, это с Москвы группа. Ты с пониманием давай.
– Мы спали уже. И тут за окном как стрелять начали, Леша побежал проверять… Я говорю – не надо, не ходи, но он же глаза залил, море по колено!.. Герой…
Рыбакова продолжает смотреть в сторону.
– И че, все?.. – Меглин с недовольством и раздражением смотрит на женщину.
– Да…
– Да ну, неинтересно… Чего он тебя-то не убил? Раз видел. Почему? Отвечай…
– Я не знаю… – Рыбакова прячет глаза.
– Ври быстрее, паузы выдают! Ты ж в окно на них смотрела, все видела!
Он хватает ее за лицо и поворачивает к себе.
– Я б вот тебя убил! Ну, правда – к пятерым еще парочку, семь, цифра красивая! Семь грехов! Семь Симеонов! Портвейн три семерки!
В открытой двери в соседнюю комнату в инвалидной коляске появляется сын Рыбакова – Степан.
– Он из-за меня нас не тронул. Увидел, что я калека.
Меглин оглядывается на Степу, отступив наконец от Рыбаковой. Его трясет.
– Ну хорошо, добрый попался!
Есеня касается его локтя. Он оборачивается к ней.
– Подожди там, хорошо?
Меглин кивает и выходит. Есеня подходит ближе к Степану.
– Как он выглядел, опиши.
– У него капюшон был на голове. Дробовик в руках… Я не разглядел, темно было.
В прихожей Меглин смотрит на семейные фото. Едва не на каждой отец семейства с бутылкой, на каких-то праздниках. Мысль у Меглина: «Леша. Ты же прятал? От жены? М?» И по-свойски подмигивает снимку.
В это время сын Рыбакова рассказывает:
– Высокий… Хотя для меня все великаны. Отсюда. Темно было, я же сказал… Просто силуэт…
Меглин проверяет шкафы, кладовку. Открывает дверь в соседнюю комнату и видит посреди комнаты дорожные сумки и сложенные на диван вещи. Из гостиной выходит Есеня.
– Поехали…
Меглин садится в фургоне на пол и начинает нервно раскачиваться. Жаров говорит Есене тихо, чуть наклонившись:
– Держали бы его в узде. Я-то понимаю. Звезда. Но, как говорится, я – не все!.. Народ не поймет. Она мужа потеряла. А он быкует.
– Спасибо. Учту.
Гостиница рядом с трассой, на выезде из города. Фургон Есени во дворе. Меглин сидит на кровати спиной к Есене и смотрит в окно. На трассе кучкой столпились проститутки. В этой толпе он замечает девушку.
– Ты в норме?.. Родион?..
Не оборачиваясь, он поднимает дрожащую руку с выставленным большим пальцем и бурчит себе под нос, еле слышно:
– Трасса, и дежурящая дальше по дороге стая проституток, одна из которых, Ляля – мини-юбка, обилие макияжа, – вызывающе стоит на самом краю дороги.
Есеня не обращает внимание на его реплику, подумав, что это очередной его бред, и открывает папку, раскладывает на кровати фото жертв. Разглядывает их.
– Он приходит и убивает их. Шесть человек. Из дробовика. Если это был один человек, это не серийный убийца. Массовый.
– Или метис. И нашим, и вашим. И серийный, и массовый. Валит кустами. Там трое, здесь пятеро. Все дело в цифрах.
– В статистике по району массовых убийств не было. У них вообще, не поверишь, убийств не было семь лет. Преступность самая низкая по России. Драки, разбой, люди пропадали – а убийства ни одного…
– Так не бывает.
– Статистика.
Меглин задумывается. Смотрит на фото.
– Не шестерых убивал. Одного. Другим не повезло просто.
– Была одна главная жертва, а остальные – свидетели?
Меглин не отвечает.
– Тогда имеет смысл с Пасюка начать. Самый крутой. Самый богатый. Если кто и подходит на главную жертву, то только он.
Глубоко в лесу, в хижине из ветвей и стволов, накрывшись капюшоном, сидит человек. Лицо обросло бородой, на щеках – пятна. Он грязный, одет в засаленные лохмотья, выглядит как бомж. Переламывает обрез двустволки и заряжает двумя охотничьими патронами. Из дешевого подранного пакета достает коробки с патронами, распихивает их пригоршнями по карманам. Выходит из хижины и уходит дальше в лес, на окраину. Там человек сбрасывает ветки, которые укрывали от взгляда с дороги старый ржавый джип, из тех, что продаются либо за символическую цену, либо отдаются даром тому, кто согласится их вывезти. Он садится за руль. Заводит. Несколько раз. Мотор не сразу ловит искру. Но наконец ловит. Спустя несколько минут старый джип проносится мимо мотеля и проституток на обочине. Ляля выбирается из припарковавшейся на обочине машины; игриво попрощавшись с торопливо отъехавшим водителем, она идет к машине с тонированными стеклами, стучит. Стекло ползет вниз. В салоне – трое крепких бритых парней, музыка. Ляля протягивает сутеру деньги, он половину возвращает ей.
– Перерыв, я пошла…
– Куда?
– В город.
– Садись, подвезем…
– Спасибо, пройдусь…
Ляля хочет отойти, сутер хватает ее за руку.
– Садись, сказал!
Ляля с неудовольствием кивает и открывает заднюю дверь. Надевает на лицо отработанную улыбку.
– Двигаемся, мальчики!
Ляля смотрит на себя в карманное зеркальце. Салфеткой стирает макияж. Без него выглядит моложе. Беззащитней. Она, спрятавшись в перелеске, следит за трехэтажным коттеджем, замирает, видя, как открывается дверь дома. Анжела, властного вида женщина, выводит на крыльцо семилетнего внука, Ваню, целует. Ваня идет играть во двор, где у него небольшая площадка. Охранник с кобурой на поясе приглядывает за мальчиком. Ляля наблюдает за Ваней. Решившись, она шагает было к забору и вдруг чувствует на себе чей-то взгляд. Озирается. Позади от нее, метрах в ста, за таким же деревом, за каким пряталась она сама, – Человек в капюшоне. Она не может отвести от него взгляда, пока он не делает шаг первым. Трещит ветка под его ногой, и звук выводит Лялю из транса – она поворачивается и бежит изо всех сил куда глаза глядят, падает, обдирая коленки, снова встает и убегает. Человек в капюшоне дергается было за ней, но останавливается. Отводит полу куртки. Снимает с петли обрез – плавным, медленным движением. Провожает Лялю взглядом, но не преследует. Смотрит на играющего Ваню. И отступает обратно в лес, увидев, как к дому Пасюков подъезжает машина Есени.
На пороге дома появляется Андрей Пасюк – бледный, худой, высокий, в наглухо застегнутой рубашке, с тщательно расчесанными волосами.
В доме на видном месте траурные фото убитого Михаила Пасюка. Андрей и мать тоже в трауре. Сидят напротив Меглина и Есени. Андрей держит мать за руку. Он выглядит совершенно спокойным, но по щекам катятся слезы, что не вяжется с его спокойным тоном.
– У вашего отца были враги?
Анжела охает, высвобождает руку из руки Андрея, встает, отходит, держась за сердце. Она достает из шкафчика лекарства, дрожащей рукой наливает коньяк, запивает таблетки, за которыми Меглин смотрит ревниво.
– Там что у вас?
Анжела смотрит непонимающе, Есеня одергивает его взглядом.
– Враги у всех есть… Но так, чтоб убить… – Андрей произносит фразы медленно и тихо.
– Богато живете… – Меглин озирается по сторонам.
– Намекаете, нас за это ненавидят? Вряд ли. Отец делился. Благотворительность, кружки спортивные, день города – все на его деньги, он весь Аркадьевск кормил.
– Святой был человек, всего себя отдавал… – Анжела вытирает слезы.
– А чего боитесь тогда?
– А с чего вы взяли, что мы боимся?
– Я четверых срисовал. С оружием. Двое во дворе, двое в машине на улице. А их, наверное, еще больше, да?.. Под каждым под кустом?..
Повисает пауза. Андрей пристально смотрит на Меглина. Встает.
– Идемте.
Из дома видно, как на детской площадке играет ребенок. Андрей выходит из дома, и все идут за ним.
– Я сначала не обратил внимания. У него довольно богатая фантазия.
Ваня на детской площадке увлеченно рисует что-то на листке бумаги. Вокруг уже много готовых рисунков. Андрей присаживается возле сына.
– Ваня… Можно, мы покажем твои рисунки?
Ваня поднимает глаза на Есеню. Разворачивает рисунок. Палки – ряды деревьев. И из-за одной торчит фигура в капюшоне с бородой. Есеня проходит вокруг ребенка, разглядывая остальные рисунки – везде одно и то же, только деревья, за которыми фигура, разные.
– Ваня. Кто это?
– Монстр. Он следит за мной.
Ваня махнул рукой на лес за забором.
– Оттуда.
– А когда ты его видел?
– Вчера. И в воскресенье еще…
– Утром мне Жаров позвонил. Рассказал, как убийца выглядел. Капюшон. И роста высокого. Хотел полицейских прислать, но я своими силами обошелся.
– А он вам всегда докладывает?
– А здесь город маленький, по-другому никак. Все друг друга знают, все друг за дружку держатся. Они дружили с отцом. Естественно, он нас держит в курсе.
Меглин садится рядом с мальчиком.
– Тебе сколько лет?
– Семь.
– Ровесники. Плюс-минус.
С завистью смотрит на велосипед мальчика, брошенный тут же.
– Клевый. У меня такого не было.
– Мне папа подарил.
– А мама твоя где?
– Умерла.
– Прости…
– Я ее не помню. Я маленький был. Только родился.
– Извините, вас можно попросить?.. – Андрей обращается к Меглину.
Меглин поднимается.
– О чем?
– Не говорить без меня с ребенком.
Меглин пожимает плечами и, чуть пошатываясь, с приоткрытым ртом, проходит мимо них.
– Вашему напарнику явно нужен отдых. На чем он у вас? Психотропы? Опиаты?
Есеня оборачивается – Меглин в дверях дома, его бьет озноб, он прислонился к косяку двери.
– А вы врач?
– Не по профессии. По жизни. У мамы депрессия. Много лет. Поневоле научишься разбираться. А вы надолго к нам?