– Сейчас!..
Отключив скайп, она открывает дверь. На нее валится пьяный мокрый Меглин, она морщится от запаха.
– Ты где был?..
– Слышь… заплати ей…
В его руке бутылка вина, за плечом – Ляля. Есеня смотрит на него, оценивая пределы наглости.
– Ты серьезно?
– А что я, не человек? Каждый хочет любви. И солдат. И моряк.
– Сколько?..
Ляля сама забирает купюры из бумажника. Они уходят. Меглин бросает через плечо.
– Тоже заходи…
– Зачем?
– Тройничок замутим!..
Есеня зло хлопает дверью. Не может найти себе места из-за раздражения, но что-то зацепило ее. Меглин впускает Есеню в номер. Темно, свет только от слабого ночника. Меглин серьезен и сосредоточен. На кровати, в свете лампы, сидит Ляля. Есеня подходит к ней, опускается на колено. Смотрит. Узнает.
– Лариса?..
– А теперь ей расскажи, милая… То же, что и мне.
Ляля смотрит на нее с сомнением.
– Ей можно. Она наша. – Меглину она верит.
– Я его видела…
– Кого?
– Папу…
Есеня мягко подталкивает Лялю.
– Расскажи. Не бойся.
– Ты за меня впишешься, да? Защитишь? Если что. Жить здесь останешься?.. Да пофиг, я не боюсь, чего мне терять-то…
– Где ты его видела?
– У Пасюков. Рядом с домом.
– Когда?
– Сегодня. А раньше – на дороге, он мимо проезжал. В день, когда их постреляли всех…
– И вчера. Он, когда мимо проезжал, скорость сбрасывал. На меня смотрел.
– Ты уверена?
Ляля смотрит на нее, смеется.
– А то я отца не узнаю!
– Он же умер…
– Знаешь, я так и подумала. Когда его увидела. Он живым не выглядит. Совсем. Хотя мы тоже. Не живые.
– Почему полиции не рассказала?
Ляля смеется.
– Что я, дура, ментам рассказывать?
– А почему с нами разоткровенничалась?
– Нравишься ты мне. Глаза чистые… За деньги, конечно! Ты мне еще дашь. Я видела, у тебя много.
Есеня отдает ей часть денег, Меглин не глядя забирает кошелек и вываливает все. Есеня видит на ее руках точки от уколов и полосы заживших шрамов, след неудавшегося самоубийства.
– А что ты делала? У Пасюков? Рядом с домом?
Вопрос выводит Лялю из себя. Она срывается:
– Не твое дело!.. Мимо шла!.. Чего тебе еще надо?..
Меглин обнимает ее, гася истерику.
– Все, милая… Все. Все.
Жестом показывает Есене на бутылку – налей. Подает Ляле. Достает из кармана свои таблетки. Она смотрит вопросительно.
– Боли не будет.
Она выпивает таблетки. Запивает вином и затихает в его объятиях. Меглин укладывает ее на кровать. Снимает туфли. Укрывает. Он садится на кровать. Есеня стоит рядом, сложив руки на груди.
– Ты ее руки видел?
– Хорошие руки. Красивые.
– Она наркоманка. И сумасшедшая. Можем мы ей верить? Мало ли, что ей там почудилось.
– Кому верить, как не им? Тем, кто на дне. Наркоманам. Нищим. Им терять нечего. Врать незачем.
– Так мы что теперь, охотники за привидениями?
– Ну. Если человек мертв, согласно документам. И не мертв, согласно всему остальному. Значит. С документами беда.
Он дергается, хватается рукой за голову. Вторую торопливо и требовательно протягивает Есене. Она ищет таблетки в сумке и дает ему выпить. Он торопливо глотает таблетки, пока она несет воду из ванной, запивает и, скрутившись эмбрионом, падает в одежде на кровать. Тело бьет судорога, стонет от боли. Есеня ложится рядом. Меглин погружается в лихорадочный сон. Приблизившись друг к другу во сне, она кладет руку ему на грудь. Меглину снится, как Есеня склонилась над ним с ножом в руке. Тело Меглина выгибается – как от удара током.
– Что? – Есеня обеспокоенно просыпается.
Меглину не сразу удается стряхнуть с себя кошмар.
– Ничего… Все хорошо…
Но в глазах появился новый огонь.
Этим утром плешивое поле, в котором угадываются остовы домов, растянулось на долгие километры. Над горизонтом еле видно поднимается желтое солнце. В поле стоят двое – Женя и Стеклов. Стеклов хмуро смотрит по сторонам. На зятя. Под мышкой у Жени – тоненькая папка.
– Что-то смысла в этой «экскурсии» не улавливаю.
– Помните наш уговор? Защитить наших девочек?
– Допустим?
– Знаете, где мы сейчас?
Стеклов смотрит на Женю. Тот протягивает ему папку.
– Личное дело Меглина. Тут не густо. Но все – интересное. Не явно. А между строк.
– Это как?
– Например, прописан он здесь. В этом самом месте. В деревне, которой уже не было, когда он появился на свет.
Стеклов листает папку. Оглядывается по сторонам. Оценивает.
– Вы знали, что после смерти родителей его не в милиции оставили, а в психушку увезли? На месяц? Почему? Что за тайны?
Он поднимает на Женю напряженный взгляд. Женя забирает у него папку.
– Это фейк. Дело составили – на отвали. Чтоб было. Но где-то ведь и настоящее есть. Мне выше не прыгнуть. Не мой уровень. А вот вам, может быть, удастся что-то выяснить.
– Почему думаешь, что это важно?
– Может, и не важно. А может, и важно. Кто знает? Моя жена с ним работает. Ваша дочь. Мы имеем право знать.
Стеклов, помедлив, кивает.
Самарин кладет перед Есеней пачку салфеток.
– Кровь.
Есеня смотрит на салфетки перед собой. Капелька крови катится по виску. Есеня поднимает взгляд на Самарина.
– Прям по методичке. Добрый следак…
– Я не следак. И для меня главное – доверие между нами.
– Доверие основано на делах. Не особо ощущаю.
И она поднимает обе руки. Они скованы наручниками. Самарин встает, идет к ней, он берет салфетку и сам осторожно утирает каплю крови.
– Вы все время пытаетесь представить Меглина добрым безобидным сумасшедшим. Эту тактику обычно выбирают близкие серийных убийц. Матери. Жены. Сначала не замечают. Потом – оправдывают.
– Он не был опасен.
– Но тогда, в Аркадьевске, – это ведь Меглин подтолкнул психически неуравновешенного человека к убийству. Этого вы не будете отрицать?
Есеня молчит, но потом отвечает.
– Нет. Не буду.
Глава 6. Руки в наручниках, Есеня сидит, глядя на них
– Как, вы считаете, надо жить? По закону? Или по совести?
– По закону и есть по совести.
– Ой-ой-ой… Хорошо, пример. Вы поймали богатого подонка. Педофила. И знаете, что он откупится. И продолжит. По закону. А по совести у вас в руках пистолет, и вы ему яйца можете отстрелить. При попытке к бегству. Ваш выбор?
– Давайте к делу вернемся.
– А мы от него не уходили. Ответьте.
– Я ответила.
– Это вопрос с подвохом. Знаете, как… купите ли вы билет в автобусе, зная, что на маршруте нет контролеров. Никто не купит. Зачем? Я не пытаюсь вас подловить, я просто хочу, чтобы вы отвечали мне предельно честно. Это единственное условие, при котором я смогу вам помочь.
– По совести.
– Тогда вопрос – по чьей?
Есеня возвращается в раннее утро, когда она позвонила Худому из Аркадьевска. Он закрывал машину, шел к конторе, говоря по телефону.
– Стеклова, у Меглина эта штука, с головой, не заразная, случайно? Ты от него не подхватила? Бациллу?
– Вы сами настаивали, чтобы я его с собой взяла. Мне нужна повторная экспертиза…
– Его же месяц, как похоронили!
– Значит, эксгумация.
– А повод есть?
– Убийства связаны с серией семилетней давности, и я проверяю самую простую версию. Так что потяните за ниточки.
– Запрос пришли. Что смогу – сделаю.
Меглин стучит в дверь своего номера. В ответ тишина. Еще раз. Открывает дверь. В номере пусто. Окно открыто, ветер колышет занавеску. Меглин меняется в лице. Быстро уходит по коридору. Ляля торопливо идет по обочине. Входит в лес. Вот и дом Пасюков. Ляля достает зеркальце из сумочки, торопливо приводит себя в порядок, чуть не спотыкаясь на каблуках, – и видит в зеркале позади себя мелькнувшую тень. Оборачивается. Лес здесь негустой. Через деревья она видит в ста метрах Карякина. Он стоит и смотрит на нее, и здесь, при свете дня, он выглядит еще страшнее, чем представлялся ей. Грязное, покрытое пятнами воспаленных лимфоузлов лицо, борода, тяжелый взгляд. Ляля примерзает к месту, парализованная ужасом. Карякин прикладывает палец к губам и делает шаг вперед. Еще шаг. Еще.
– Что тебе надо…
– Тихо… Тихо… Пойдем.
– Нет! Помогите! – Она кричит и бросается от него к дому. Он – за ней.
– Стой!..
Она почти сразу спотыкается на каблуках и падает, пытается подняться, он нагоняет ее и хватает за руку, она плачет, дерется, кричит, в ужасе отталкивает его, бросается прочь, но он хватает ее за локоть, и она снова падает, и теперь не поднимается, а только отползает к толстому дереву, а он отводит полу куртки и достает дробовик.
– Не-е-ет!..
Он вскидывает дробовик и стреляет в охранника, выросшего позади Ляли. Но тот успевает спрятаться за дерево, двое других охранников открывают по Карякину огонь из пистолетов – он убегает, прячась за деревьями.
– В порядке?.. – охранник кричит Ляле, и та испуганно кивает. – К дому давай!..
Ляля бежит к заднему двору дома, в открытую калитку, где еще один охранник, вооруженный дробовиком, просто заталкивает ее во двор, за себя, продолжая цепко смотреть в лес. Ляля проходит несколько шагов внутрь и останавливается, увидев Андрея, Анжелу и Ваню – все трое стоят у заведенного джипа, готовые выехать в любой момент. Пауза. Ляля испуганно кивает. Смотрит на Андрея заискивающе, с мольбой.
– Андрюша, здравствуй… Здравствуйте, Анжела Михайловна…
Анжела смотрит на нее с откровенной неприязнью и не отвечает. Но Андрей кивает ей, и она улыбается, довольная этой подачкой. За его спиной Ляля видит Ваню. Их разделяет всего два десятка метров, и это – самое близкое расстояние, с которого она видела сына в последние годы. Ляля поднимает руку в приветствии, хочет обратиться к сыну, но голос изменяет ей, она шепчет неслышно:
– Ванечка…
Только сейчас она понимает, что, наверное, ужасно выглядит, и торопливо стирает потекшую тушь, и не может удержаться, и снова плачет. Анжела усаживает мальчика в машину и закрывает дверь.