– П…привет.
Есеня, видя все это, чувствует себя глупо.
– Думаю, в наших встречах больше нет необходимости.
Есеня стоит как вкопанная, не зная, как реагировать.
– В принципе, можно втроем, но это дороже. – Есеня и Самарин поворачиваются к стриптизерше.
Когда Есеня проходит в ангар Меглина, Софья Зиновьевна с видимым облегчением встает из-за стола.
– Хорошо, что приехала. Я схожу в магазин. Принимай гостей пока.
Софья Зиновьевна накидывает пальто и уходит. Есеня смотрит на Меглина, тот сидит на краю кровати. Напряженно идет кругом. С другой стороны, у стены, сидит Ивашев.
– Ты его сюда привел?
– Не сюда, он у нее прятался. А куда его девать? В фамильный замок?
– И когда собирался сказать?
– Не собирался. Там же слушали. И в розетках трещало…
– Ничего, что я здесь? – Есеня смотрит на него зло, качает головой.
– А чего у него? С розетками? Личное что-то? – Ивашев непонимающе смотрит в сторону Меглина.
– А ничего, что он здесь?
– Я ж любя.
– Кукольник его знает. Что пил каждый вечер – знает. Что не ходит к нему никто – знает! Вспоминай, Ваня! – Меглин кивает в сторону Есени и Ивашева.
– Сами знаете, воспоминания – губят.
Меглин, схватив Ивашева за плечи, напряженно смотрит ему в глаза.
– Он приглядывал за тобой. Давно. Он же не знал. Когда мы его поймать соберемся. Значит, всегда надо быть готовым. Он тебя и берег. Как консервы. Чтоб когда шум пойдет – тебя предъявить.
Есеня обращается к Меглину:
– Думаешь, он давно все продумал?
– А ты видела, как он шьет?! Стежки ровные! Спокоен – бояться нечего! Тыл прикрыт! Он постоянно рядом крутился с Ивашевым.
– …Со мной многие здоровались. Кто к своим, на могилки, ходил. Я за могилками приглядывал… Я же хозяин был. Шестьдесят тысяч человек – и все мои. А родственники, конечно, оставляли выпить. И он оставлял.
– В лицо его видел?
– Нет, он… приезжал часто, а из машины не вылезал – встанет за забором и сидит. Ну, не знаю, как у вас, а я, если человека два раза увидел, он мне уже почти родич. Я ему рукой махну – он развернется и уедет. Ну, я думал – мало ли, у человека переживание свое…
– Какая машина, марка?!
Ивашев простодушно улыбается.
– С багажником. Не знаю, такая старая, что марку уже не опознать.
Меглина знобит, он утирает пот со лба.
– Узнаем… Он туда приедет…
Устав, он садится рядом с Ивашевым.
– Зачем?
Меглин пристраивается спать – положив голову на плечо Ивашева.
– Ритуал…
Глаза смыкаются – Меглин проваливается в сон. Он снова смотрит на свои окровавленные руки… На тела подростков, на земле… Высокая темная фигура идет к нему, протягивая руку. Меглин отступает. Луч света падает на темную фигуру, выхватывая деталь – руку, в которой зажат нож. Меглин, как пружина, бросается вперед – оскалившись, словно хочет вцепиться в неизвестного врага. Меглин, рыча, не открывая глаз, мечется по кровати, пытается вырваться из рук Есени и Ивашева.
– Родион! Проснись! У тебя приступ! … Ну где?!
Софья Зиновьевна лихорадочно выдавливает из блистера таблетки.
– Сейчас! …Вот!
Быстро сует таблетки в руку Есени.
– Крепче его держи! – она кричит Ивашеву.
Ивашев наваливается на Меглина, который пытается вырваться и встать с кровати, сжав зубы. Есеня зажимает ему нос, не давая возможности дышать – и Меглин вынужден судорожно втянуть воздух ртом. Она сует ему в рот таблетки, закрывает рот и не отпускает, пока тот, чисто инстинктивно не сглатывает.
– Тихо!.. Тихо, все уже, кончилось…
Они держат его еще несколько секунд. Меглин затихает. Ивашев гладит его по голове, как лошадь.
– Ну все, Родион. Все.
Наконец напряженные мышцы расслабляются. Гримаса боли уходит с лица. Софья Зиновьевна смотрит на него с сочувствием.
– Что он там видит?
Есеня, стараясь не смотреть на нее, укрывает Меглина пледом.
– …Надеюсь – ничего.
Ивашев откидывается к стене.
– А мне точно здесь – безопаснее? Чем у ментов? Что-то я сомневаюсь…
И смеется. Есеня смотрит на него сурово, а Софья Зиновьевна неожиданно подхватывает смех. На следующий день фургон Есени стоит, загнанный в перелесок. Отсюда просматривается кладбищенский забор. Ивашев сидит на пассажирском – в наручниках.
– А если не я – зачем наручники?
– Чтоб ты глупостей не наделал.
– Где ж вы раньше были? Вот бы мне их лет в шестнадцать. После школы.
Он и Есеня смотрят на кладбищенский забор.
– Машина эта всегда здесь останавливалась?
– Всегда.
Есеня смотрит на забор. На дорогу. Ощущение, что она зря тратит время.
– Он не приедет… Он не сумасшедший, где логика?
Голос Меглина раздается из глубины фургона:
– А зачем он раньше приезжал? Не на этого же смотреть?
Кивает назад, на Ивашева.
– Обидные ваши слова, Родион Викторович. Меня зовут Иван Григорьевич. Правильно говорить – не на Ивана Григорьевича же смотреть.
– И зачем он приезжал?
– Иван Григорьича спроси.
Есеня смотрит на Ивашева, тот раздумывает.
– А! Понял… Место для него. Святое. Намоленное вроде как. Только, понимаешь, с другим знаком. Здесь куколки его лежали. Он не ко мне приезжал. К ним.
Есеня не отвечает. Позади нее, в окошке, отделяющем кабину от кузова, возникает Меглин. Выглядит опять неважно.
– А многих я убил? Как того? Кукольника?
– Пока я с тобой работала – нет.
– А до этого? Что говорят-то?
Есеня поворачивается на него – на лице его искреннее беспокойство.
– Не спрашивала.
– Я ни одного не помню. Только ощущение такое, вот тут, – он показывает на голову. – Как будто вот тут забыл, и оно так… давит, как будто… Много.
– И какое оно? Ощущение? – Ивашев смотрит на Меглина.
– Так не описать. Словами.
– Вот и я о том. Это же прочувствовать надо, правильно? Пропустить, так сказать, через чакры?
Вдруг заволновавшись, Ивашев ерзает на сиденье.
– Вон он.
Через лобовое стекло и деревья видно – по дороге к кладбищенскому забору проезжает машина. Машина останавливается у забора. Водитель не выходит. Сидит. Ждет. Есеня не сводит глаз с фургона.
– А чего сидим-то? Нас трое, он один. И меня отмажем. А?
– Он может привести нас к девочке.
– Ну так возьми и расколи его!
– Рот закрой.
Развернувшись, машина Кукольника уезжает от кладбища. Через небольшую паузу фургон выезжает на дорогу и едет за ней. Машина Кукольника не торопясь едет по городу. Фургон продолжает ехать за ним на расстоянии.
– А тебе не надо перехват там вызвать? Пятый-Пятый, я Десятый?
– Спугнем.
– А так упустим! Для тебя это шутки, а меня менты грохнут, если им его не дать!
Машина Кукольника останавливается у обочины. Есеня тоже привстает – там, где ехала. Есеня смотрит на машину впереди – ничего не происходит. Водитель не выходит. Только когда Ивашев испуганно втягивает носом воздух – Есеня понимает: что-то не так. Резко повернувшись, она понимает, что встала почти напротив отделения полиции. Дежурный уже вышел из будки, подошел – и, узнав Ивашева, уже тянет пистолет из кобуры.
– Вышел из машины!!
Есеня резко лезет за корочкой.
– Спецотдел! Сидеть!..
Но, напуганный видом оружия, Ивашев уже послушно лезет из кабины… В ту же секунду машина Кукольника резко срывается с места. Дежурный оборачивается на звук, Есеня готова ударить по газам – но в этот момент Ивашев бросается бежать.
– Сука, стоять! Стреляю!
Машина Кукольника резко исчезает за поворотом – а в тот же момент дежурный палит в воздух – одуревший от страха Ивашев бежит зигзагом, залетая на территорию отдела полиции. Есеня понимает, что погоня уже потеряла смысл: и выскакивает с водительского места, бросается к дежурному.
– Не стрелять! Он свидетель!
Бьет по рукам дежурного, вынуждая того опустить пистолет. Ивашев мечется, крутится на месте, не понимая, куда ему, – и в этот момент, слетев по ступенькам отделения, к нему подлетает Нестеров и сбивает с ног сильным ударом. Меглин лежит на кушетке, уставившись в потолок фургона. В такой же позе на полу фургона лежит мальчик. Снаружи Есеня и Нестеров дерут глотку.
– …Я эту суку больше не упущу!
– Уже упустил! В той машине был убийца, из-за вас упустили!..
Раздается вой Ивашева, какие-то глухие удары, как по пыльному мешку – видимо, подключился дежурный.
– Не здесь!..
– …Как там ее звали – Маша? Как думаешь, на поминки позовут? Хоть пожрать.
– Не позовут. Я им не нравлюсь.
– Ты никому не нравишься.
Меглин встает и выходит из машины. Нестеров стоит у двери, не пуская Есеню.
– Открой дверь…
– Заставь попробуй.
Неизвестно, что сделала бы Есеня, но Меглин отодвинул ее в сторону.
– Думаешь, ошибся я тогда?
– А ты сам как думаешь?!!
– Тоже хочешь? Ты уверен, что это он, так и я был уверен. И что теперь? Так себе чувство, правда, не ходи туда…
Долгая пауза. Нестеров открывает дверь и уходит в помещение.
– Отставить!.. Хорош, сказал!..
Меглин сидит в открытой камере с Ивашевым. Тот избит. Скрученные полоски салфеток торчат в разбитом носу.
– Ну, вот так, если разобраться. Я ж не убивал. Держался. Все как ты говорил. И огреб. Так, может, зря. Держался-то. Так бы хоть узнал. И получил бы за дело. Все б довольны были. Родион? Как думаешь?
– Может, и зря.
– Говорил я твоей. Нужно было сразу его брать.
– Говорил.
– А вы. Как договорились?
– Здесь тебя не тронут.
– Ну. Слава богу.
– Если мы его найдем.
– А если нет?
– Убьют, наверное.
– Так и знал, подвох есть. Ну ты его как, найдешь? Мне на что рассчитывать? Ты не сильно поехал?
– Сильно. Но у тебя ж выбора все равно нет.
– Это и пугает. Ну, какого ты здесь сидишь? Иди, лови его!