– Слышь… Это ты его?
– Не я.
– Уверен?
Меглин бросает на него взгляд, не отвечает.
– У тебя чердак дырявый. Тут помню, тут не помню, там рыбу заворачивали. Ты ведь мог. Ты раньше уже…
Меглин пристегивается, резко крутит руль, уводит машину с дороги. Он съезжает в кювет, машина бьется в дерево, мальчик бьется носом в панель. Двигатель глохнет. Фары гаснут.
– Ты дурак?!
Меглин смотрит на дорогу. Ждет. Секунды спустя по дороге пролетает машина полиции. Следом – вторая. Меглин выходит из машины. Последняя затяжка. Сигарета летит на землю. Один в темном лесу. Он уходит вглубь.
Полицейские разъехались. Есеня сидит на крыльце у стены, заплаканная, опустошенная. Женя запирает дверь, вешает пломбы. Он подходит, пытается увести Есеню.
– Поедем. Пора. Что ты тут всю ночь будешь сидеть? Он не вернется.
Эта фраза словно будит Есеню. Она встает, подходит к фургону, который так и остался стоять с открытой дверью. Машина дико неприятна, передняя решетка и фары напоминают Есене лицо Меглина. Она пинает машину руками и ногами, представляя себе Меглина. Женя порывается остановить Есеню, но она яростно отмахивается. Женя отходит и смотрит на экзекуцию со стороны. Кажется, что с улыбкой. Это то, чего он и хотел добиться. Теперь Есеня ненавидит Меглина. В это время Меглин бежит в поисках убежища, закрывается руками, словно «ощущая» эти удары Есени… Бьется о стволы деревьев, натыкается на ветки. Есеня открывает задние двери и смотрит на то место, где был пристегнут Меглин, бесится, берет толстую веревку, привязывает ее к металлическим ручкам, за которые цепляла Меглина. Меглин спотыкается, сложившись словно от боли, падает в грязь… Есеня приезжает в тату-салон. Ей хочется сделать это. Закрыв глаза, лежит на кушетке. С ней работают сразу два мастера. Она плачет, слезы текут по щекам, и она даже не стирает их. Есеня бредет по городу, в руке – бутылка. Под белой футболкой проступают красные следы от свежей татуировки. Кажется, что у Есени на груди гигантская открытая рана. Она не обращает внимания на боль и кровь. Идет без цели и смысла, потерянная. Вечер постепенно переходит в ночь.
На похоронах Стеклова – множество сотрудников управления и прокуратуры, высоких чинов, Худой, сотрудники следственной бригады Жени, Бергич, он еще сильней осунулся, посерел. Есеня, осунувшаяся, смотрит на гроб. Есеню обнимает с нежностью Женя. Худой стоит рядом с каким-то чином, который что-то негромко говорит только Худому. Тот, слушая, покорно кивает. Есеня не видит и не слышит ничего вокруг, смотрит на гроб. На лице Жени – неподдельная скорбь, когда драпированный флагом России дорогой гроб опускают в могилу. Позже, сидя в кабинете, Худой крутит маленький флажок России на подставке. Напротив стоят Женя и Есеня.
– И?
– Город и область поделены на сектора. В каждом работают отдельные бригады. Особое внимание заброшенным зданиям. Стройкам…
– Это все я знаю. Конкретно что есть? Куда он пошел, что делает, где видели его?!
Женя не отвечает. Худой переводит взгляд на Есеню.
– Долго он без таблеток может?
– Пару дней. Начнутся приступы. Срывы. Станет опасен.
– Станет?! А щас он одуванчик, да?!
Есеня с трудом сохраняет спокойствие.
– В такие моменты он себя не контролирует. Вляпается. Его засекут, сразу.
– Когда он еще кого-нибудь загрызет.
– Он придет за таблетками к кому-то. Мы готовы. У ангара, возле клиники, у нашего дома и у дома…
Кинув взгляд на Есеню, он все-таки продолжает:
– … Андрея Сергеича постоянно дежурят.
Худой кивает, но будто пропускает его слова мимо ушей.
– Кто-то будет виноват. Хочешь, чтоб не ты – найди его. Погорел проект. Подчистить надо. Ты как?..
– Нормально.
– Хочешь уйти, все поймут.
– Не хочу.
– Тогда свободны. Оба.
Есеня и Женя выходят на улицу.
– Уверена?
– М?
– Что лучше остаться? После всего? Возьми хоть отпуск…
– А. Ясно. Дома сидеть?
– Я не понимаю, тебе дома плохо?
– Мне сейчас везде плохо!
Навстречу идет Самарин. Хотят разойтись молча – но Самарин начинает первым:
– Есеня. Мои соболезнования. Если нужна какая-то помощь…
Женя резко двигает, почти толкает Самарина.
– Спасибо. Мы ценим. Но не надо.
Женя и Есеня уходят. Самарин провожает их взглядом.
У одной из промзон появляется человек. Это Меглин – лицо мокрое, потное, глаза навыкат – из последних сил поднимается и бежит дальше между брошенными промышленными зданиями – щебень, металлолом. Издалека – лай собак. Меглин в плохой форме, его накрывает, он спотыкается, поднимается с трудом, готов уже сдаться. Мальчик бежит первым, у него сил больше – заглядывает в одно из зданий, вызверившееся глазком черной выбитой двери:
– Сюда!..
Сотрудники спецотряда цепочкой прочесывают территорию. Автоматы в руках. Пара собак. Внезапно, что-то почуяв, собаки рвутся вперед. Их спускают с поводков. Они несутся по промзоне. Спецотряд – готовый ко всему – за ними. Собаки залетают в заброшенный ангар. Бойцы занимают позиции у выхода, рассредоточиваются вокруг, а часть группы проходит внутрь следом за собаками.
– Вижу его, уходит!..
Гремят выстрелы. Спецназовцы мрачно смотрят на убитую бесхозную псину.
– У нее течка была, по ходу. Вот они и…
– Я понял уже!.. Твою же мать… Нет никого, уходим!
Группа выходит из ангара. Бойцы тянут собак на поводке. Через приоткрытую дверь за уходящей группой наблюдает мальчик. На цыпочках пробегает в угол комнаты. Там, под тряпьем и строительным мусором, распластался Меглин. Тяжело дышит.
– Ушли…
Меглин встает на корточки, силы заканчиваются. Так и стоит. По-собачьи.
– Сдохну… Сдохну…
Бьет кулаком по земле. Руки в карманах, сутулый, морщась от боли, Меглин бредет через дворы. Мальчик рядом. Вспышками перед его взором видения, Меглин сильно плечом сталкивается с парнем.
– Слышь, придурок!..
– Пойдем… Пьяный…
Меглин бредет вперед, даже не поняв, что было. Видения мелькают перед глазами. Удары ножом. Есеня… Меглин ежится, облокачивается о стену дома. Съезжает вниз, трет виски.
– Ты сам ее просил, Меглин! Ты сам просил!..
Перед глазами Есеня стоит над ним. В руке – нож. Она вгоняет нож ему в грудь. Меглин выгнулся и осел – память тела. Затих. И вдруг:
– Ты меня не поймаешь! Ты меня не поймаешь!!
С трудом Меглин поднимается на ноги, озирается. Ему страшно, тени, кажется, пытаются дотянуться до него. Он слышит, как скрипят детские качели, но для него этот звук напоминает звук струны. Меглин выхватывает валяющийся на земле острый кусок арматуры, готовый кинуться на противника, как только его увидит. Меглину сложно стоять ровно, его шатает.
– Ты меня не поймаешь!!
Дергается и еле сдерживает себя, когда из-за угла дома вылетает ребенок – мальчик.
– Не поймаешь!
– Поймаю!!
Мальчик бежит. Чуть не налетает на Меглина – но в последний момент, обогнув, бежит дальше. Следом пробегает и преследующая его девочка.
Девочка догоняет мальчика, делает мальчику подножку, он падает, у Меглина все крутится перед глазами… Его колотит. Арматура выпадает из рук. Он орет, не в силах справиться с нарастающей болью. Внутри ангара расположилось несколько бойцов спецотряда. Автоматы на коленях. Руки на спусковых крючках. Меглин идет – с трудом, приваливается к стене передохнуть. Рядом мальчик.
– Тебя там ждут! Они тебя убьют, ты понимаешь?
– Да лучше пусть уже!.. Или в дурку!.. Не могу больше, не хочу!..
Мальчик тянет Меглина в другую сторону, Меглин стряхивает его с рукава. Выглядывает из-за угла. Ангар. Машина недалеко припаркована. Меглин смотрит на нее. В машине – три бойца. Меглин, собравшись с силами, отрывается от стены. Устремляется вперед, к машине с бойцами. Навстречу ему проходит фигура, уверенно берет его под руку и увлекает прочь. Софья Зиновьевна.
– Спокойно, еще поборемся.
– Я… не могу…
– Родион. У меня на первое время есть. Не то, к чему ты привык. Но тоже ничего. Будет легче.
– Все равно же найдут меня… У меня же внутренностей нет. Они увидят все. Как я пойду по улице без живота?
Его трясет, он очевидно неадекватен.
– А мы плащиком прикроем. Они и не увидят. У тебя же хороший плащик.
– Плащик хороший…
– Сколько раз он тебя выручал? Старый – зато крой классический, из моды не выйдет.
– Не выйдет?
– Мне поверь, я пожила, всякое видела – мода возвращается. Всегда.
Он с энтузиазмом кивает ее словам, будто это решает все проблемы.
– Меня уже проверили. У меня они были. Второй раз вряд ли придут… По крайней мере не сегодня.
Его ломает. Он секунды спокойно не стоит, переминается, словно танцуя под одному ему слышную музыку.
– Я устал. Очень. Очень устал… Не могу так… Они все здесь, а я не вижу…
Он разводит руки в сторону и вдруг начинает бить себя ладонями по голове, плачет.
– Здесь… Все…
Софья Зиновьевна мягко перехватывает его руки, обнимает, прижав к себе.
– Я знаю, Родь. Знаю… Пойдем, а?.. Пожалуйста…
Несколько раз кивнув ей, он позволяет себя, увести. Она ведет его, как маленького. Есеня сидит дома за компьютером и просматривает записи из дома отца. Раз за разом. По кругу.
– Кому он говорит? Кого поймает, себя что ли?
– Не знаю. Нас. Всех. Угрожает. Есень, мы так и будем жить теперь?
– Ты посмотрел, кому он звонил в тот день?
– В тот день?..
– Звонки его – ты проверил? Кому отец звонил?
– С утра тебе.
– Я помню.
– Потом на работу, секретарю. И вечером один звонок. Мне.
Есеня резко поворачивается к нему.
– Это после того, как ты его домой отвез?
– Да. Он позвонил мне. Потому что к нему пришел Меглин.
– Почему – тебе?!
– Потому что мы с ним разбирались. Что вообще за проект такой – Меглин. С чего все началось.