– В первую неделю. Как его выпустили. Вы были у него трижды.
– Я б и одним обошлась, уверяю вас. Но вы его в такой клоповник засунули. Самим-то не стыдно?
– Хотите сказать, вы у него убирались?
– Именно. Это не прихоть, молодой человек, это болезнь, почитайте в интернете. Я бы с радостью этого не делала, но не могу.
– Где он, как думаете?
– Ну, откуда же мне знать…
– Как спится по ночам? Вы же педагог. А покрываете преступника.
– За Родионом не уследишь. Сегодня преступник, завтра герой, потом опять по новой.
– Он опасен.
– Знаете, как я в классе говорю? Если все сделал правильно – бояться нечего. Вот вы – все сделали правильно?
Женя несколько секунд смотрит на нее: взвешивает, может ли ей быть что-то известно? Проходит и открывает дверь допросной.
– Спасибо, что уделили время. Не уезжайте из города. Вспомните что-то – дайте знать.
Меглин сидит на остановке. Прикладывается к бутылке красного. На лавочке с ним – мальчик и женщина. Меглин достает из кармана пачку таблеток, осталось три.
– Надолго не хватит. Тебя это не парит?
Меглин смотрит на него мутным взглядом. Бросает блистер в урну.
– Теперь нет.
Женщина косится на него. Но молчит.
– И кому ты хуже сделал?
– И то правда.
Женщина отодвигается.
– Меглин. Ты же помирал вчера!
– Что ты от меня хочешь, ненормальный я.
Отхлебывает вино. Женщина встает, отходит от греха.
– Бухать не выход.
– Очень даже выход. Сто миллионов алкашей не могут ошибаться. И вообще. Алкаш святой человек… С Богом говорит.
– Ага, после того, как преставится. Вместе со всей сотней лямов таких же.
Перед остановкой тормозит старая машина. Из кабины выходит Ивашев. Лицо расплывается в улыбке.
– Родион Викторович!.. Дайте я вас обниму, дорогой мой человек!..
Ивашев посматривает на Меглина с улыбкой.
– Опять вы меня спасли. Они ведь меня убить хотели. В камере. А я смерти не боялся, нет. После пятидесяти в жизни мало за что цепляться. Все понятно уже, дальше – только хуже. Об одном жалел.
Смотрит на Меглина серьезнее.
– Что не познал. Как это.
– Как с бухлом. Процесс прикольный, а потом стыдно. И противно. Только с похмельем – переболеешь, а тут на всю жизнь.
– Вот вы мне и раньше говорили, как такое с собой таскать. Такую-то образину. А ежели помирать срок вышел, так, может, и ничего? Если гада какого-нибудь выбрать, педофила там? Может, в плюс зачтут?
– Я тебя спас?
– Два раза.
– Значит, ты мне должен. Не трогай никого.
Складывает руки на груди. Закрывает глаза.
– Во Владимире разбудишь.
Директор школы, мужчина под шестьдесят, идет по коридору школы. Зуев – за ними.
– Да ну что вы, мы же все решили уже, претензий не имеем, и вообще, я считаю, его по-человечески можно понять…
– Ну, мы тоже хотим понять. Может, вы подробней расскажете?
Директор зачем-то смотрит на Зуева, он кивает, давай, мол.
– Попов Вадим Виталич… Девочка его в нашей школе училась и… умерла. Прямо на уроке физкультуры. Сердце. Никто не виноват, просто… так случается. Наследственность, организм там… Но у него как крышу сорвало… Сейчас сами увидите, мы его уже вызвали, ждет вас. Лучше было бы в моем кабинете поговорить, конечно. Зачем его сюда?
Есеня оглядывает зал – в углу лежат несколько матов, подвешенный к стене, свисает канат. Рядом – мешок из сетки, набитый мячами. У мешка стоит Попов, вяло бьет мячом об пол, – с похмелья, небрит, одежда засаленная, похож на бомжа. Оборачивается на Есеню.
– Ну и что вам надо?
– Вы неоднократно угрожали администрации школы. Собирались взорвать здесь все и убить. Всех. Детей. Учителей. Правильно цитирую? Было дело?
– Ну, если б я взорвал, мы бы здесь не беседовали, правда?
– Вы когда уволились?
– С работы? Месяца два назад. При чем здесь…
– Просто суммирую факты.
– И что вырисовывается?
– Полгода назад здесь погибла ваша дочь. Вы обвинили сотрудников в халатности. Расследование показало – несчастный случай. Но кто-то должен был ответить, да?
Попов смеется. Резко бросает мяч, попадая прямо в сетку. Зуев напряжен, готов ко всему.
– Да… Круто все совпадает. Как, блин, «Лего». Крючочек-петелька. Вы меня спецом сюда, да?.. Где она умерла?.. Чтоб меня, типа, пробило? И я признался – хоба, дело раскрыто, можно уезжать? Думаете, я? Пацана этого убил и тетку?
– Откуда вы знаете про них?
– Да блин, весь город знает уже!.. Вы на какой планете живете? Через полчаса знали, все в телефонах! Ты че! Это ж наше, родное, прославимся теперь! А вот ты – ты знаешь, каково это, ребенка потерять?!
– А я не обязана знать.
– Тогда… послушай. Кто бы твоего ребенка ни убил, виноват всегда ты. Недосмотрел. Не уберег. Ты. Ты должен был рядом с ней быть, всегда, всю дорогу, каждую минуту. Только так можно уберечь… Я… на них грешил сначала… На учителей. Но это я… Виноват. И это не проходит. Она всегда со мной, я вот щас с тобой говорю, а она здесь стоит, рядом, Лиза, и я куда бы ни пошел – она со мной. Думаешь, если убью кого – она уйдет?.. Нет… Мне так не кажется…
Зуев нагоняет Есеню, которая идет, погруженная в свои мысли.
– У него за последние полгода четыре привода. Драки. Последняя – с ножом. Он по вечерам в парке ходит, нарывается, чтоб отоварили… Я проверил, он эту пенсионерку теоретически мог знать…
– Это не он.
– Опять чуйка?
Есеня поворачивается к нему.
– Я… Можно мне минуту?
Зуев кивает немного растерянно. Есеня быстро идет к своей машине. Она сидит на сиденье водителя, ее руки цепко держат руль так, что костяшки ее пальцев побелели. Есеня смотрит перед собой. По щекам Есени начинают катиться слезы.
– Это я виновата. Я виновата. Я.
Есеня бьет руками по рулю так, что пару раз нечаянно нажимает на гудок. Ее волосы растрепались, у нее истерика. Есеня повторяет «я, я, я». Хватается за плечо – свежая татуировка причиняет боль. В боковое стекло стучит Зуев. Есеня быстро вытирает слезы, пытается ровно дышать. Поправляет волосы, опускает боковое стекло.
– Информация поступила, там на Балтийской мужик в квартире заперся, с ружьем – из окна стреляет. Кричит, знает, кто убил! Требует ментов. Да не простых, а вас.
– Едем.
Прохожие прячутся за машинами. Гремит выстрел – в небо. Откуда-то с третьего этажа несется пьяный ор:
– … Где аресты, суки?! Где д-дознания?! Убийцы на свободе!!
Машина полиции – за ней полицейский, направляет пистолет на окна, откуда идет стрельба. Но стреляющий глубоко в квартире – его не видно.
– Я все знаю! Куплено все!
Группа захвата продвигается к дому. Есеня и Зуев, пригибаясь, проходят к полицейскому.
– Что он?!
– Телевизор в окно выкинул. И палит.
– Суки, где п-правда?! Червяков выпустили, а правды нет! – Голос мужчины звучит сорванно.
Есеня смотрит на разбитый телевизор на асфальте. Она сразу понимает. Она в составе штурмующей группы вламывается в квартиру. Стрелявшего уже скрутили, это пьяный, не слишком адекватный человек – ему выкрутили голову, но он видит Есеню и смеется.
– Он сказал, ты придешь… Ты пришла! – Мужчина по фамилии Чайка еле выговаривает слова.
– Где он?
Чайка смеется, не говорит ничего. Зуев закончил осмотр квартиры.
– Здесь больше нет никого. О ком он говорит?
Есеня не отвечает. Есеня садится за руль. Лихорадочно соображает. Пистолет – в кобуру. Достает телефон, контакт – Женя. Набирает, заводит мотор и резко трогается с места. Она напряженно ведет машину, пытаясь осознать ситуацию. В трубке гудки. Есеня сбрасывает.
– Блин!
– Аккуратней надо. На дорогах.
Есеня не теряет ни секунды – резко вбок, ударяется колесом о бордюр, но не обращает на это внимания. Машина резко встает, прохожие шарахнулись в сторону, поспешно разбежавшись. Есеня выхватывает пистолет, направляет Меглину в лицо, но он перехватывает ее руку, выкручивает, она вскрикивает, он забирает пистолет. Дергает ее за выкрученную руку, она бьется о сиденье – и пистолет смотрит ей в лицо. Палец на спусковом крючке. Долгая пауза.
– Он был твоим другом, как ты мог!!
– Не знаю… Не помню. Вспомнил, как убивал. Других. Как меня убивали. А это – не помню. Помню – голос ночью…
– Какой голос?!
– Кого поймать должен. Дверь – открыта. Он меня позвал!
– Я видела записи. Ты убил отца!
– Записи одну сторону показывают! А с другой стороны – кто?!
– Никого…
– Всегда есть кто-то! Я вспомнить хочу! Найти! Помоги мне – а я тебе тут помогу… Вы сейчас – ждете! И они – ждут!
– Кто – они?..
– Убийцы здешние, кто!
– Хочешь сказать, он не один?
Телефонный звонок обрывает разговор. Есеня не берет. Пауза. Меглин думает, потом кивает на телефон.
– На громкую.
Есеня выводит звонок на динамики автомобиля. В телефоне голос Жени:
– Алло?.. Есеня?
– Да, Жень…
– Все в порядке у тебя?
Есеня смотрит на Меглина. Он коротко водит головой из стороны в сторону – не надо.
– Да. Работаю. Прости, перезвоню…
– Секунду погоди! У меня результат экспертизы пришел. По папе… В общем… Идентифицировали отпечатки пальцев. На шее и верхней стороне век. Это Меглин. Он… знаешь, такое ощущение, что он нарочно, что он вызов нам, сука, бросает!.. Я его найду, Есень, я землю переверну. Ладно… ты как там?
– Нормально.
– Все, не отвлекаю. Целую…
Отбой. Есеня смотрит на Меглина.
– Ты или веришь мне. Или нет.
Он бросает пистолет на сиденье рядом с собой и уходит. Меглин идет по улице как потерянный, Есеня выскакивает из кабины, бросается к задней части салона, хватает пистолет, идет за Меглиным. Кричит:
– А ты? Себе веришь?!
Прохожий шарахается от Есени. Есеня сворачивает в переулок – спина Меглина мелькает где-то вдали. Есеня, спрятав пистолет в кобуру, чтобы не вспугнуть встречных, идет за ним. Зайдя за угол, Есеня оглядывается – Меглин пропал. Он никуда не мог деться, кроме как зайти в старый заброшенный дом с выбитыми стеклами. Есеня смотрит на окна. Меглин стоит у окна. Видит, как Есеня во дворе, развер