– Думаю, она пытается нами манипулировать. Это часть плана. Игры, которую ведут с нами она и Меглин. Другой вопрос – почему бы в нее не сыграть?.. Не спорю, риск высокий. Но и ставки тоже. Если вам интересно мое мнение – можно попробовать.
Худой смотрит в монитор. Есеня, словно почувствовав его взгляд, поднимает на него глаза, и пару мгновений они смотрят друг на друга, и хотя не видят один другого, знают, чувствуют взгляд.
– Нет.
Глава 15. Добро не бывает с кулаками. Откуда у добра – кулаки?
Самарин ждал другого.
– Но…
– Я ответил.
Худой одергивает его взглядом. Самарину ничего не остается, как согласно кивнуть. Самарин входит в комнату. Есеня вопросительно смотрит на него. Он отрицательно водит головой, садится и видит свой блокнот без карандаша. Секунда требуется ему, чтобы понять, но поздно – Есеня, ловко бросив тело через стол, хватает его за волосы, бьет лицом в столешницу и упирает карандаш в глаз, и кричит в камеру:
– Я убью его!..
Худой вскакивает со стула – настолько неожиданно все произошло.
– Открывай дверь! Немедленно!.. Открой дверь, я убью его!..
Есеня прикрылась Самариным, острие карандаша процарапало тонкую кожу у глаз, и по щеке Самарина скатилась маленькая красная слеза. Полицейские – среди них начальник тюрьмы и Худой – стоят в узком коридоре, в руках – оружие, нацеленное на Есеню.
– Ты совершаешь ошибку…
– Рот закрой! Опустили оружие!.. Все! Живо!..
Худой после короткой паузы опускает пистолет. Конвоиры не торопятся, и Худому приходится положить руку на пистолет начальника тюрьмы, и взгляд, которым тот отвечает, не назвать добрым.
– Пистолет сюда, ногой!..
Худой подчиняется, ударив по пистолету ногой – про-ехав по полу, он оказывается на середине расстояния между Худым и Есеней.
– Теперь назад!.. Я сказала – назад!..
– Стеклова!.. Пока дел не натворила – остановись! Все еще можно уладить.
– Вы уладили уже!.. Если кто дернется – я успею его убить. Это ясно?
Есеня и Самарин оказались в безлюдном коридоре. Она выглядывает, оценивает вертушку на КПП и понимает: там не пройти.
– Ну что? Об этом ты не подумала?
– Заткнись!
Есеня лихорадочно соображает.
– Ты не уйдешь, ты же это знаешь. Они не выпускают тебя, а дают тебе выйти. Чтобы спокойно грохнуть с вышки, пока будешь уходить по мостику.
Она понимает, что он прав, и это бесит ее.
– По крайней мере, тебя успею грохнуть.
– Может, да. А может, нет. Но дочь ты так точно не спасешь.
Позади слышен топот.
– Стоять!..
Она закрывается Самариным от людей, которые подходят с внутренней территории тюрьмы, но слышит движение и на КПП, поворачивается то в одну, то в другую сторону. Самарин поворачивается с ней, подняв руки.
– Ты никогда не слушала меня. И видишь, к чему это привело? Послушай сейчас. Один раз.
– Я не сдамся…
– Я не предлагаю. Мы выйдем вместе. Живыми. Если послушаешь меня.
– Зачем тебе это?
– Я хочу, чтоб у тебя все получилось.
– Почему?
– Я не могу по-другому. Я не могу дать тебе умереть.
Он смотрит на нее в упор. Она догадывается о том, что он хотел сказать.
– Прошу. Поверь мне. Я нас выведу. Но все должно выглядеть по-настоящему.
Есеня обмотала голову Самарина курткой, так, что они оказались связаны в единое целое – он достаточно свободен, чтобы пройти турникет, но вырваться не может.
– Не двигаться! Если кто дернется, я в него пулю всажу, ясно?..
Охранники жмутся к стенам. Им дают пройти. Показались мостки и вода. Снайперы на вышках прильнули к винтовкам. Есеня распутывает куртку и прижимает Самарина к стене.
– Готов?
– Сделай уже…
Есеня размахивается пистолетом и вбивает ствол в рот Самарина, разрывая губы и кроша зубы. Он орет от боли, но она, схватив его за волосы, не дает убрать голову и ввинчивает пистолет дальше, дальше в горло, насколько возможно. Худой удивленно хмурится.
– Что она делает?..
Есеня выходит на мостки – они с Самариным идут в одном темпе, ритме, словно партнеры в бальном танце. Есеня одной рукой почти нежно придерживает Самарина с залитым кровью подбородком и воротом рубахи, вставив вторую руку с пистолетом ему в рот.
– Мой палец! На спусковом крючке! Если убьете меня – он погибнет! Если раните – он погибнет! Даже если я оступлюсь – он погибнет! Поэтому не надо меня пугать!
Они медленно идут по мостку, прижавшись друг к другу. Начальник тюрьмы смотрит на Худого. Тот качает головой – не надо.
– Из моей тюрьмы не бегут!
– Пусть. Уходит.
Есеня отходит по мостку. До стоянки, у которой, среди других, припаркована машина Самарина.
– Открывай… Медленно…
Самарин достает ключ и открывает машину.
– За руль…
Есеня садится рядом, держа пистолет у его головы. Самарин оказывается между ней и тюрьмой, закрывая снайперу возможность выстрелить в Есеню, не причинив Самарину вреда. Самарин заводит машину.
– Поехали…
– Куда?
– Просто, блин, поехали!..
– Я понял. Не надо нервничать.
Из-за разбитого рта шепелявит. Машина отъезжает. Машина выезжает на трассу. Молчание в салоне. Есеня напряженно вглядывается в трассу, в зеркала, ожидая погони. Самарин молчит, с опаской поглядывая на Есеню.
– Я могу помочь.
– Да. Помолчи.
– У него твой ребенок, о нем в первую очередь надо думать…
– Я о ней и думаю. Сворачивай.
Машина сворачивает на грунтовку, окруженную с двух сторон лесом. Машин здесь нет.
– Тормози.
Самарин прижимается к обочине и останавливает машину. Есеня осматривается по сторонам. Выходит, обходит машину, останавливается со стороны двери водителя.
– Выходи…
Самарин боится. Вокруг никого. Лес. Самарин выбирается из машины. Есеня красноречиво взводит пистолет.
– Иди.
– Куда?..
– Куда хочешь.
– Нет.
– Что?
– Я не уйду.
Она вскидывает пистолет. Черное дуло смотрит в глаза Самарину. Ему страшно, он сглатывает, но остается стоять.
– Только я – за тебя. Все остальные – против. Даже ты сама. Меглин тобой манипулирует…
– Хватит!..
– Он втягивает тебя в свое сумасшествие, а ты боишься это признать, ведь это разрушит твою картину мира!
Он подходит ближе и почти упирается лбом в ствол.
– Я не уйду. Я буду за тебя биться.
– Почему?
– Потому что ты мне доверилась. Потому что у тебя никого нет.
Есеня медленно опускает пистолет.
– Просто звони мне. Держи меня в курсе, и я постараюсь помочь. Тебе. И ему.
Есеня садится в машину. Уезжает. Самарин возвращается к шоссе.
Захудалый театр. Двое молодых артистов на сцене – в черных трико, с раскрашенными лицами: половина лица Макса выкрашена черным, у Зори, наоборот, выбелены волосы и лицо покрыто толстым слоем пудры, что делает ее похожей то ли на аристократку XVII века, то ли на солистку DIE ANTWOORD.
– А не надо было верить! Сколько ни прививай нам добродетели, грешного духа из нас не выкурить. Я не любил вас.
– Тем больней я обманулась!
В зале почти пусто, зрителей – пара старушек, которые ходят на все, и одна глуха; подруга в режиме постоянного шума пересказывает ей происходящее; группка хихикающих, копающихся в гаджетах старшеклассников, шикающая на них воспитательница, болтающий по телефону подвыпивший мужчина, невесть как сюда затесавшийся. Макс смотрит на них с ненавистью.
– Ступай в монастырь. К чему плодить грешников?
Он, почти не скрываясь, кивает Зоре с улыбкой на школоту – она сдерживает смех, улыбаясь только уголками губ.
– Сам я – сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем попрекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня.
Он выходит к публике и почти кричит им, неожиданно зло:
– Я очень горд, мстителен, самолюбив!.. И в моем распоряжении больше гадостей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, чтобы облечь их в плоть, и времени, чтоб их исполнить.
У мужчины, кончившего говорить, вдруг звонит телефон, и в тишине раздается его:
– Але?..
Макс идет за кулисы, достает невесть как там появившийся автомат и возвращается с ним к публике, на ходу щелкая затвором:
– Какого дьявола люди толкутся меж небом и землею? Все мы кругом обманщики. Не верь никому из нас…
И опустошает рожок в публику. Гильзы летят на пол, тела дергаются в креслах, отбежавшего старшеклассника добивает в спину. В минуту все кончено. Он с улыбкой смотрит на Зорю. Но она движением бровей спрашивает – что с тобой. Он смотрит на публику – все они не только живы, а еще и смеются, шикают – надо же, актер завис. Макс приходит в себя.
– Монастырь…
– Ступай добром в монастырь.
Оперативники окружают брошенную на стоянке машину Самарина. Открывают двери. Пусто. Ключи на сиденье. После жеста спецназовцев к машине подходят Худой, Самарин и пара оперативников.
– Проверьте на угоны стоянку. Хотя здесь она не станет рисковать. Сядет на маршрутку, доедет до города. Машину там угонит. А вы что скажете? Вы же с ней сидели. В мозгах ковырялись. Чего нам ждать теперь? Психолог?
– Сложно сказать…
Он выглядит потерянным, после сегодняшнего происшествия с него разом слетел лоск.
– Может, все-таки постараетесь?
– Она цельный человек. Но вылепленный Меглиным. И с детской травмой. Сейчас она приняла решение. Сожгла за собой мосты. Любые переговоры бесполезны, она будет добиваться своего.
– И чего она добивается?
– Скоро узнаем.
– Очень помогли, спасибо.
– Я бы дал больше. Если бы и вы мне дали больше.
– Ты о чем?
– Меглин психопат. Харизматичный, а потому вдвойне опасный. Он манипулирует Есеней, зная ее слабые места. В опасности ее ребенок.
– Ты свистни, когда скажешь что-нибудь, чего я не знаю…
Худой собирается уйти.
– Стойте!.. Я хочу ей помочь. Хочу остановить Меглина. Но для этого мне нужно понимать, кто он. Как работает его голова. Что обусловило его болезнь. Мне нужно его личное дело. Настоящее.