– Ты представляешь, сколько потребуется вакцины, чтобы вылечить целый город? – спросил он Хэлстона, вспоминая пустынные улицы Форестривер. – Если учесть, что на фабрике почти все рабочие были вакцинированы, но вспышка вируса повторилась, то получается, что вакцинацию придется делать как минимум раз в месяц, пока не удастся разобраться в природе вируса и не создать более качественную вакцину.
– Это ничего не меняет, – Хэлстон снова представил, что на носилках лежит не рабочий фабрики, а Даяна Кросс. – Вакцина действует, а месяц – это достаточный срок, чтобы в Вашингтоне разобрались в происходящем, – они вышли из лифта. – Главное, чтобы нам удалось убедить Дэйвида Маккоуна и Рега Белинджера провести вакцинацию в городе.
– И еще убедить, чтобы после они не вздернули весь персонал фабрики на ближайшем дереве, да и нас заодно, – подметил Данинджер.
Хэлстон скривился, решив, что разговаривать с этим адвокатом не стоит, по крайней мере, до тех пор, пока он не вылечит свои глаза и не перестанет видеть всякие глупости. Однако слова, которые должны были быть сказанными, остались. Что если этот обман зрения Данинджера и Луизы усилится? Что они будут делать, когда вокруг останутся одни монстры? Воображение Хэлстона вспыхнуло и погасло. Слишком часто он сталкивался с психическими расстройствами подозреваемых, чтобы сомневаться в том, что ничего хорошего из этого не выйдет.
– Думаю, до тех пор, пока ты не избавишься от своих видений, тебе не следует приступать к работе, – сказал он Данинджеру. – Выбери себе комнату. – Он посмотрел на мертвеца на носилках и ехидно подумал, что хорошо бы поселить адвоката в комнату этого мертвого парня. Так у Данинджера будет время подумать, взвесить все, что он наговорил сегодня. – Выбери комнату, отдохни.
– Боишься, что я натворю глупостей? – спросил напрямую Данинджер.
– Конечно, – без раздумий сказал Хэлстон.
Они остановились возле рефрижератора. Дверь открывалась наружу, выпуская облако холодного воздуха. Внутри на крюках висели свиные туши, на полках лежала замороженная рыба. Кухня на фабрике работала исправно, и еда там была достаточно сносной. Обустраивая эту морозильную камеру, Джейсон Герни словно заранее знал, что настанет день, и фабрике придется кормиться тем, что удалось запасти.
Расчистив дальний от входа угол, Данинджер и Хэлстон оставили тело рабочего и вернулись в лабораторию. Дэйвид Маккоун уснул. Луиза сидела рядом с ним и держала его за руку. Последний рабочий, которому Макговерн делал укол, выглядел так плохо, что Макговерн подумал, не истратит ли он зазря драгоценную ампулу с вакциной. Но укол сделать было необходимо. Хотя бы ради того, чтобы никто не обвинил его в халатности или в принятии неверного решения.
Хэлстон и Данинджер уложили на носилки еще одного мертвеца. Макговерн дождался, когда они уйдут, и подошел к Луизе. Она вздрогнула, но страх, который возникал при виде уродливых лиц прежде, сдавал позиции, позволяя противостоять ему, игнорировать. Тем более что мертвецы пугали ее гораздо больше. Они, по крайней мере, были реальны, в отличие от видений.
– Не бойся, – попытался успокоить ее Макговерн. – С твоим братом все будет в порядке. Скорее всего, он проспит до утра, и состояние его улучшится. Мы провели вакцинацию не так поздно, как это было в случае с доктором Дэем, так что… – он замолчал, осознав, что напоминать о смерти Дэя не очень хорошая идея. Отвлечь Луизу, заставить работать, забыв о случившемся – вот это дело. Макговерн вспомнил, как она исправно обошла всех больных и проверила у них температуру. – Ты очень помогла мне здесь, – сказал он ей, выдержал небольшую паузу. – И если бы ты согласилась пройти со мной в жилой сектор и помочь там, то я был бы несказанно благодарен, да и тебе самой, думаю, это только пойдет на пользу.
– Я не хочу оставлять его здесь, – сказала Луиза, нежно погладив брата по горячей руке. – Мне кажется, что если он останется один, то…
– С ним все будет в порядке, – повторил Макговерн, стараясь исключить из своего голоса покровительственный тон доктора, оставив дружбу.
– Хотела бы я узнать вас при других обстоятельствах, – неожиданно сказала Луиза и улыбнулась доктору.
Усталость от видений стала непреодолимой. Страх отступил, ушел, как дождь, который, как бы долго ни лил с неба, все равно обречен на смерть.
– Все так странно, – сказала Луиза и огляделась по сторонам. – Никогда прежде я не видела, как умирают люди, – губы ее дрогнули в глуповатой улыбке. – Господи, да я даже не видела, как умирают кошки. А сегодня. – В памяти встала могила для собаки, которую вырыл возле своего дома Рег Белинджер. – А сегодня так много свалилось на плечи, – она вздохнула. – Не знаю, но мне кажется, что это изменит всю мою жизнь.
– Все будет хорошо, – заверил ее Макговерн, произнося фразу как молитву, которая никогда не дает сбоев.
И снова он поймал себя на мысли, что смотрит на эту растерянную девочку как на женщину, пытается уловить запах ее духов, чувствует волнение, находясь рядом. Возможно, виной всему было слишком долгое пребывание на фабрике. Среднего роста, в круглых очках, лицо с женским подбородком и неестественно узким носом – он никогда не пользовался успехом у женщин, но разве природа обращает на это внимание?
Макговерн суетливо поправил очки на переносице. Его первая женщина, с которой он надеялся прожить всю оставшуюся жизнь, всегда говорила, что не обращает внимания на его близорукость и что ей даже нравится, как он выглядит в своих очках, но кончилось все тем, что она нашла высокого и крепкого мужчину и забыла о своем юношеском увлечении, оставив убитому горем ученому находить утешение в своей работе. После были еще несколько женщин, но первая осталась в памяти самой лучшей и самой красивой. И не важно, что она ушла. Макговерн не испытывал злости. Он просто любил ее, как один из его бывших знакомых любил картину «Мона Лиза» и сокрушался, если хотя бы раз в год ему не удавалось отправиться в Париж и взглянуть на древнее полотно. И неважно, что он никогда не сможет повесить эту картину в своем доме. Он просто любил ее и все. Но сейчас, глядя на Луизу, Макговерн впервые за последние полгода вспомнил, что кроме ученного он еще и мужчина. Может быть, последнее было работой по совместительству, но все-таки это было и никуда от этого было не деться.
– Ты очень красивая женщина, Луиза, – услышал Макговерн свой голос, который, казалось, принадлежал кому угодно, но только не ему. Луиза бросила на него мимолетный взгляд, смутилась, опустила голову. – Извини, – Макговерн кашлянул. – Тебе, должно быть, часто говорили это, и я… – он снова кашлянул. – Извини, сам не знаю, что на меня нашло, – он почувствовал, что краснеет. – Извини.
– Да нет, все нормально, – Луиза заставила себя улыбнуться. – Кажется, вам нужна была моя помощь?
– Да. – Макговерн почувствовал, что за спиной у него начинают вырастать крылья. Очки показались чем-то лишним и ненужным. Ему захотелось срочно снять их, но он удержался, испугавшись, что без очков будет выглядеть совсем глупо.
– Уже закончили? – спросил его Хэлстон.
Они с Данинджером вошли в комнату отдыха (или комнату смерти?). Данинджер нес носилки. Когда-то Макговерн, особенно одинокими ночами, завидовал тем, кого Господь при рождении щедро одарил физической красотой, но сейчас от этой зависти не осталось и следа. Макговерн улыбнулся. Он чувствовал себя окрыленным, способным свернуть горы.
– Сейчас мы с Луизой пройдемся по жилому комплексу и посмотрим, кому нужна помощь, – сказал он, не без гордости отметив замешательство на лице гостей из Вашингтона.
– С Луизой? – Хэлстон подозрительно посмотрел на Дэйвида Маккоуна. – Признаться честно, я думал, она предпочтет остаться со своим братом.
– Он все равно спит, – сказала Луиза и как-то смущенно посмотрела на Данинджера. Его лицо по-прежнему сохраняло человеческие черты, но она не хотела больше придавать этому значение. Здесь, среди больных и мертвецов, все это отходило на второй план. – Мне нужно отвлечься и… – она замялась, поняв, что ее больше не слушают. Хэлстон и Данинджер уложили еще одного мертвеца на носилки и ушли.
– Ревнуешь? – не сдержался Хэлстон, когда они зашли в лифт.
– С чего бы? – Данинджер презрительно хмыкнул, поборол желание обернуться и заглянуть Хэлстону в глаза. – Если бы я ревновал всех женщин, которые у меня были, то давно бы умер от инфаркта.
– Понятно, – Хэлстон вспомнил Даяну. И все-таки судьба распорядилась верно, избавив ее от этого человека. Неприязнь к Данинджеру усилилась. Она накапливалась и накапливалась, и он не знал, когда же эта чаша будет переполненной.
Странно, но прежде он никогда не думал об этом человеке. Знал, что он где-то есть, но на этом все и заканчивалось. Сейчас же, находясь постоянно рядом, Данинджер начинал превращаться в какую-то незримую тень, прилипшую к его ногам, от которой как ни беги, все равно обнаружишь, что она не отстала.
– Может быть, попробовать встретиться с шерифом и убедить его раздать всю имеющуюся у нас вакцину жителям? – предложил Данинджер, когда они вышли из лифта. Хэлстон не ответил.
Сейчас в его глазах Данинджер растратил всю былую уверенность, которая у него была. Адвокат стал боксером, пропустившим жестокий удар, и теперь никто не верит, что он сможет прийти в себя. Кредит доверия закончился. Но был ли он вообще?
– Может, хватит меня ненавидеть?! – неожиданно вспылил Данинджер, устав, что его игнорируют, обвиняют, а он не может возражать, потому что сам чувствует за собой вину. – Согласен, я, возможно, и допустил ошибку, но это, по крайней мере, было хоть какое-то действие, какая-то идея!
– Ты чуть не убил Даяну, – процедил сквозь зубы Хэлстон. Если бы не носилки, то на этот раз он бы не сдержался и ударил Данинджера. – Ты чуть не убил ее, – Хэлстон впился взглядом в затылок Данинджера. Молчание раздражало и успокаивало одновременно. Холод морозильной камеры, мертвецы, сложенные в ряд у дальней стены…