Вечером мы отправились в «Мюссо и Фрэнк», один из лучших голливудских ресторанов, чтобы отпраздновать победу. Мы впервые смогли позволить себе такую роскошь. Накануне мне исполнилось двадцать четыре года.
«К югу от Панамы» была поставлена «ПРК». Главные роли играли Роджер Прайор и Вирджиния Вейл. «Парамаунт» сняла «Опасные каникулы», назвав картину «Ночные полеты». Главные роли сыграли Ричард Карлсон и Нэнси Келли.
Мы с Беном трудились вовсю. Первым делом я ушел из «Фокс», решив, что мистер Занук обойдется без меня. Вскоре мы с Беном продали еще три истории: «Герой в кредит» – маленькой студии «Монограм», выпускавшей второсортные картины, и «Опасную леди» и «Дочери-картежницы» – «ПРК». За каждую историю и сценарий мы получали по пятьсот долларов, которые делили пополам. Вряд ли можно сказать, что эти картины запомнились зрителям, но все же мы стали сценаристами.
Леонард Филдз, продюсер студии «Рипаблик», лучшей из второразрядных, купил нашу историю «Мистер окружной прокурор в деле Картера», заплатив нам за разработку и сценарий щедрое вознаграждение – шестьсот долларов.
Картина имела успех, и Леонард Филдз позвонил мне:
– Мы хотели бы заключить с вами контракт.
– Согласны!
– Пятьсот в неделю.
– На каждого?
– На обоих.
Мы с Беном проработали в «Рипаблик» целый год, пока не истек срок контракта. На Рождество Леонард Филдз послал за нами.
– Парни, вы классно работаете! Мы собираемся продлить контракт еще на год.
– Прекрасные новости, Леонард! Но дело в том, что теперь мы хотим получать шесть сотен в неделю.
Филдз кивнул:
– Я вам перезвоню.
Больше мы о нем ничего не слышали.
Я поговорил с Реем Кроссетом и спросил, почему он не может добыть нам работу на крупной студии.
– Боюсь, ваш послужной список не слишком впечатляет. У вас было бы куда больше шансов, если бы вы не писали все эти сценарии.
Поэтому мы с Беном продолжали писать и продавать второсортные картины. Не такой уж плохой заработок.
На День благодарения я поехал домой повидаться с родителями и Ричардом. Отто потребовал пригласить всех соседей, чтобы и они смогли встретиться с его сыном, который держит под контролем Голливуд.
Глава 11
До чего же хорошо вновь оказаться дома! Ричард так вырос! Окончил начальную школу и собирался переходить в среднюю. Единственное, что омрачало мою радость, – нескончаемые ссоры Отто и Натали. На этот раз между молотом и наковальней оказался Ричард.
Я поговорил с родителями, но у них накопилось слишком много обид, чтобы помнить о младшем сыне. Они просто были очень разными людьми и не подходили друг другу.
Я решил, что Ричарду пора перебираться в Голливуд. Теперь моего заработка хватит и на меня, и на брата.
– Не хочешь поехать со мной? – спросил я Ричарда. – Пойдешь в школу там.
– Это… это правда? – спросил он, заикаясь.
– Еще бы!
Немного опомнившись, брат завопил так, что у меня едва не лопнули барабанные перепонки.
Через неделю он перебрался в пансион Грейси, и я представил его остальным жильцам. Я еще никогда не видел его таким счастливым. Только сейчас я понял, как скучал по брату.
Через три месяца после нашего отъезда Отто и Натали развелись. Я не знал, радоваться или грустить, но все же решил, что так будет лучше для всех.
Рано утром мне позвонили:
– Сидни?
– Я.
– Привет, приятель, это я, Боб Рассел.
Я не только не был приятелем человека с таким именем и фамилией, но вообще никогда не слышал о нем.
Может, он коммивояжер?
– Простите, – начал я, – но у меня нет времени…
– А ведь когда-то ты собирался писать песни вместе с Максом Ричем.
Я даже растерялся. Кто мог знать…
И тут до меня дошло:
– Сидни Розенталь!
– Боб Рассел, – поправил он. – Я еду в Голливуд повидаться с тобой.
– Здорово!
Через неделю Боб занял последнюю свободную комнату в пансионе Грейси. Я был рад приезду старого друга. Он был по-прежнему исполнен энтузиазма и кипел идеями.
– Все еще пишешь песни? – поинтересовался я.
– Естественно. Да и тебе не следовало сдаваться, – упрекнул он.
Боб, как человек общительный, мгновенно обзавелся друзьями. Иногда он приводил их в пансион, да и они приглашали его к себе.
Как-то вечером, собираясь на званый ужин, я встал под душ, но когда потянулся за мылом, позвоночная грыжа вновь дала о себе знать, и я, корчась, свалился на пол. Следующие три дня пришлось провести в постели, и я решил, что, нравится мне или нет, с этим придется жить до конца дней.
Однажды мне позвонила Натали:
– У меня для тебя новость, дорогой. Я выхожу замуж.
Я был искренне рад за мать и надеялся, что новый муж оценит ее по достоинству.
– Кто он? Я его знаю?
– Мартин Либ. У него фабрика игрушек. И он настоящий зайчик.
– Звучит прекрасно! Когда ты нас познакомишь?
– Мы обязательно приедем к вам.
Я рассказал Ричарду о звонке матери, и он обрадовался не меньше меня.
На следующей неделе позвонил Отто:
– Сидни, я только хотел сказать, что женюсь.
– Вот как? – удивился я. – Кто она?
– Энн Кертис. Очень милая женщина.
– Что ж, я счастлив за тебя, Отто. И надеюсь, этот брак будет удачен.
– Я в этом уверен.
А вот я не разделял его уверенности.
С Бобом Расселом словно вернулись прежние времена.
Он привез свою последнюю песню.
– Это сенсация, – уверял он. – Что ты о ней думаешь?
Я сыграл песню на пианино и искренне согласился с приятелем. И тут у меня возникла идея:
– Послушай, я знаю одну певицу. Она выступает в субботу в клубе. Уверен, твоя песня ей пригодится. Не возражаешь, если я покажу ей ноты?
– Да ради Бога!
На следующий день я отправился в клуб, где репетировала певица, и показал ей песню.
– Мне нравится! – решила она. – Я дам вам пятьдесят долларов.
– Беру!
Когда я отдал деньги Бобу, тот радостно улыбнулся:
– Спасибо! Теперь я профессионал!
В Голливуде каждый день бушевали штормы местного масштаба, но в Европе назревала настоящая буря, начавшаяся в 1939 году, когда Германия и Советский Союз заняли Польшу. Британия, Франция и Австралия объявили войну Германии. В 1940-м Италия стала союзницей Германии, и теперь в Европе шла война. Америка придерживалась нейтралитета, но это продолжалось недолго.
Седьмого декабря 1941 года японцы напали на Пёрл-Харбор, и на следующий день президент Франклин Делано Рузвельт объявил войну Японии. Через час после этого события Луис Б. Мейер, глава «Метро-Голдвин-Мейер», назначенный на этот пост президентом компании Николасом Шленком, созвал совещание главных продюсеров и режиссеров. Когда все собрались, он торжественно объявил:
– Мы все слышали, что произошло вчера в Пёрл-Харбор. Ну так вот, мы не собираемся это терпеть! Мы будем сражаться! – И, оглядев собравшихся, добавил: – Я знаю, что могу рассчитывать на вас. И уверен, все вы вместе со мной поддержите нашего великого президента Николаса Шленка!
Мы с Беном и Бобом достигли призывного возраста и понимали, что скоро придется идти в армию.
– В Форт-Диксе, штат Нью-Джерси, есть что-то вроде студии, выпускающей учебные военные фильмы. Я иду в армию и попробую туда пробиться, – решил Бен.
На следующий день он пошел добровольцем, и армия приняла его в свои ряды. Уже через неделю он уехал на восток.
– А ты что будешь делать? – спросил я Боба.
– Пока не знаю. У меня астма. Меня не возьмут. Я возвращаюсь в Нью-Йорк, там посмотрим, чем можно помочь армии. Ну а ты?
– Я иду в авиацию.
Двадцать шестого октября 1942 года я записался в авиацию. Для того чтобы меня приняли, требовалось три рекомендательных письма от достаточно известных людей. Но я не знал никаких известных людей и поэтому начал засыпать письмами членов конгресса, объясняя, что готов служить стране и мне необходимо их содействие. Только через два месяца у меня наконец были все три письма.
Теперь следовало ехать в деловой район Лос-Анджелеса, чтобы сдать письменный экзамен. В аудитории Федерал-билдинг собрались человек двести. Тест, включавший логику, лексику, математику и общие знания, длился четыре часа.
Труднее всего мне далась математика. Поскольку я часто менял школы, даже основы математики были мне плохо знакомы. Я не ответил на большинство вопросов в этом разделе и решил, что провалился.
Но через три дня я получил повестку с требованием явиться на медицинскую комиссию. К моему удивлению, оказалось, что экзамен сдан. Позже я узнал, что прошли только тридцать человек из всей группы.
Я очень возгордился и был уверен, что уж медицинскую комиссию пройду на ура.
Когда осмотр был закончен, доктор спросил:
– Какие-то проблемы со здоровьем, о которых мне следует знать?
– Нет, сэр, – ответил я, но тут же вспомнил о позвоночной грыже, хотя не был уверен, что это так уж важно. – Я…
– Что?
Зная, что ступаю на скользкую почву, я все же признался:
– Есть одна проблема, сэр, но совсем пустяковая. У меня позвоночная грыжа… диск иногда выбивает, но…
Не дослушав, он записал «грыжа» и поднял над карточкой красный штамп «НЕГОДЕН».
– Погодите! – воскликнул я.
– Ну что еще?
Но разве я мог допустить, чтобы подобные мелочи мне помешали?!
– Но этот диск больше не выбивает! Все прошло! Я даже не помню, когда в последний раз это случалось! Да и упомянул только потому, что когда-то болел, а теперь все в порядке!
Я сам не знал, что говорю, но понимал: если штамп опустится на карточку, все будет кончено.
И я продолжал трещать, пока он не отложил штамп.
– Ну хорошо, если вы уверены…
– Уверен, сэр, – подтвердил я решительно.
– Так и быть.
Меня взяли! Оставался еще окулист, но это не проблема!
Меня послали в другой кабинет, где мне дали две карточки с именами окулистов, которые производили осмотр.