Прямо перед отъездом к нему подошел Гостомысл.
— Князь, слышал я, что пока дань собирать будешь, карту земель новгородских составить хочешь.
— Да, боярин. А ты чем-то помочь можешь?
— Княже, есть у ткачей мужичок один, так он вышивкой владеет знатно, а для этого художником неплохим быть надо. Звать его Микулой. Возьми с собой, он тебе карту и нарисует.
— Пускай завтра с утра приходит на мой двор, ему укажут место в обозе.
Боярин поклонился и ушел.
Первое село, которое Ингвару предстояло посетить, находилось в трех верстах от Новгорода. Обоз добрался туда через три часа. Немаловажной частью полюдья был княжий суд, пока жители сносили дань к распорядителю обоза, Ингвару пришлось разбирать жалобы и прошения. Все случаи были почти одинаковыми, кто украл у соседа курицу или одолжил телегу, да так и не вернул, был мужик, что пытался обвинить старосту, к которому его жена бегает. Ингвар судил быстро и по «правде», назначал наказание или виру. И в каждом селе было одно и тоже. Микула исправно трудился, нанося на пергамент леса, поля, веси и реки, озера и высоты. На двадцатый день Ингвар добрался до предпоследнего села. Поход Ингвара подходил к концу. Все бы ничего, но погода окончательно испортилась, и если неделю до этого сыпал холодный ноябрьский дождь, то накануне вечером он превратился в колючий снег. Да еще, подъехав к дому старейшины, он заметил, что на улице не было ни души, обычно его встречала толпа, на улицу высыпали дети, ратникам совали угощения, эта же деревня ответила мертвой тишиной. Ингвар спешился и стал еще пристальней оглядываться, беспокойство передалось и Ратибору с воинами, они быстро рассыпались по единственной улице, заглядывая в дома и сараи. Но нигде не было ни души. На снегу, что выпал сутки назад, были только следы отряда. К князю через всю деревню спешил Ратибор:
— Пойдем, княже, ты должен это увидеть, — и повел Ингвара к крайнему дому.
Войдя в низкую полутемную избу, он даже не сразу заметил, что же хотел показать Ратибор. Вои расступились — на стене был распят старик. У него был вспорот живот так, что кишки свисали прямо до пола, еще кто-то, поглумившись, отсек все пальцы и выколол глаза. Но самое страшное было то, что дед еще дышал. Ингвар махнул рукой и двое гридней бросились снимать старика. От этой новой боли он пришел в себя.
— Кто здесь, — прошептал он, — я ничего не вижу!
Ингвар подошел и наклонился над стариком:
— Меня зовут Ингвар, — громко произнес он, — я князь новгородский. Отвечай, кто ты и что здесь случилось?
Дед попытался шевельнуться, но у него от боли исказилось только лиц:
— Ты пришел, княже, мы ждали тебя, собрали дань, готовили праздник, и когда все было готово пришли они. — Старик замолчал, Ингвар терпеливо ждал продолжения. Ждать пришлось довольно долго, но все-таки через двадцать минут дед на время пришел в себя. — Они налетели так быстро, что наши даже не успели схватиться за копья. Я был слишком стар, чтобы выдержать длинный переход, и ты, княже, сам видишь, как со мной поступили.
— Да кто они? — не выдержал Ратибор.
— Прости, запамятовал совсем, — простонал старик, — они — это племя, что поселилось тут два года назад, их жилище в десяти верстах отсюда, на берегу Чудского озера, за это мы их Чудями зовем. Они увели всех и сделают их рабами, а стариков пустят своим огромным ручным волкам, отомсти за нас кня…
— Он мертв, — сказал Ратибор, — как еще до нас дожил?
— Просто, Ратибор, очень просто, — ответил Ингвар, — он должен был дожить, чтобы рассказать все тому, кто сможет отомстить.
— Княже, нас же только семьдесят, да и обоз нельзя бросать без охраны.
— С обозом — десяток Кия, остальные — с нами. Исполнять.
Воевода исчез. Он уже знал, что когда Ингвар говорит так резко и коротко, с ним лучше не спорить.
— Вадим, — обратился Ингвар к сыну Гостомысла, которого взял проводником, — ты сможешь найти дорогу до этой чуди?
— Да, княже, я уже все облазил и знаю, куда они ушли.
— Готовьтесь, — крикнул Ингвар, — через десять минут выходим. Деревню не грабить, — наставлял он остающихся воинов, — если узнаю, скараю за горло.
Воины быстро кивали — не слушать князя было опасно. В первый же день полюдья один из новых ратников, затащил девку на сеновал, снасильничал, и отблагодарил он ее сполна — придушил и был таков, пристроился к Ратибору, будто и не отходил. Ингвар уже уезжал, когда к нему в ноги бросилась женщина:
— Князь, не вели казнить, защиты прошу, кто-то дочь мою снасильничал и убил. Я теперь одна на белом свете, как жить дальше, княже?
— Так… — Ингвар с угрозой оглядел притихших воинов. — Скажите сами или мне выяснять? Всем спешиться, — воины послушно покинули седла. — Княжий трон на прежнее место. — Все было выполнено в мгновении ока. Трон установили на главной площади на возвышении. Ингвар быстро занял свое место, справа встал Ратибор, слева — Вадим. — Случилось преступление, убили слабую женщину и то, что это произошло во время моего пребывания здесь, лишь усугубляет мою вину. Если его совершил мой воин, то наказание он понесет не как воин, а как тать, лихой человек. Если у кого есть что сказать, говорите и ничего не бойтесь.
Вперед вышел ратник Ингвара и, опустившись на одно колено, громко произнес:
— Княже, если тать, что совершил это преступление, из нашей сотни, то нет ему прощения, своим действием он опозорил всех нас. Как мы можем искупить его вину?
— Встань, ратник, — тихо сказал Ингвар, — у вас есть час, чтобы найти насильника и убийцу или доказать, что мои воины не причем. — Тот кивнул головой и отступил обратно в толпу. — Есть еще люди, желающие мне что-нибудь сказать?
Вперед вынырнула курносая девица:
— Княже, мы с Осинкой, ну той, которую снасильничали и убили, шли к лекарю, когда к нам подошел один из твоих воев. Меня он отпихнул в сторону, а ей приказал идти за ним, вроде ты ее к себе кличешь, ну она меня дальше отправила, а сама с ним пошла.
— Сможешь его узнать? — спросил Ингвар.
Девчушка проворно закивала головой:
— Только его здесь нет.
— Ратибор!
— Да, княже?
— Выясни, кого из воев нет на площади, и приведи всех сюда.
Ратибор кинулся к десятникам и те быстро начали выстраивать своих ратников. Через три минуты воевода подошел к Ингвару.
— Княже, из всех воинов не хватает Тишка и Горда.
— Сыскать обоих и привести сюда, если к полудню их не будет, десятники, что командуют насильниками и убийцами, останутся без голов.
Ратибор удивленно посмотрел в глаза князя, князь, похоже, не шутил, его очень задело это преступление.
— Но, княже, не по правде так, — робко начал он.
— Нет, воевода, по правде, за своего воина отвечает десятник, и если преступника нет, я накажу десятника, спор окончен.
Строй сотни рассыпался, ратники бросились на поиски. К полудню никого не нашли.
— Две плахи сюда, — крикнул Ингвар, — десятников ко мне.
Вперед вышли два десятника Чеслав и Дубок.
— Княже, мы виноваты, — начал Дубок, — но не слишком ли это?
— Нет, Дубок, я не могу оставить это преступление без наказания, если это произойдет, то случай повториться, прости, я знаю, что вы оба честные и храбрые воины, но душегубство не останется безнаказанным.
В этот момент на площадь приволокли две плахи, охранный десяток Ингвара замер рядом с ними. Ингвар поднялся и обратился к народу:
— Как человеку мне жалко этих храбрых воинов, но как князь я должен вынести приговор: смерть через отсекание головы.
Толпа вздрогнула, ратники смотрели на Ингвара хмуро, но перечить князю никто не посмел.
— Вадим, привести приговор в действие.
Как сквозь кисель, вязкий и тягучий, сотник отправился к плахам, он шел медленно, шатаясь, казалось, вот-вот упадет, но он дошел и достал топор. Десятники сами подошли к нему, улыбнулись, мол, зла на тебя не держим, опустились на колени и сложили головы на плахи. Ингвар поднялся и поднял руку, Вадим замахнулся топором — на площади стояла звенящая тишина.
— Стой, княже, — раздался переживающий голос из-за людских спин, — вот насильник и убийца.
Все повернулись на звук. Вадим от неожиданности выронил занесенный топор. Крепкий парень в броне с цветами сотни волок раненого и связанного по рукам и ногам дружинника. Дотащив того до возвышения, он кинул его к ногам Ингвара.
— Вот он убийца, — запыхавшись, произнес он.
— Как тебя зовут? И можешь ли ты это доказать? — спросил Ингвар.
— Княже, звать меня Гордом, я из десятка Чеслава, а доказать, так это просто, когда убийство раскрылось, и мать той девушки упала тебе в ноги, а народ и ратники повалили на площадь, этот, — Горд бросил на связанного презрительный взгляд, — тихонько от всех отделился и огородами поскакал прочь. Ну, я на коня — и за ним, скакали где-то с две версты, потом его конь споткнулся, и он вылетел из седла, да жаль не разбился, вскочил на ноги и за лук, душегуб проклятый. Ветра моего, то есть коня застрелил. Ну а дальше мы с ним рубились, и одолел я его, только баб и коней убивать может. Ну и притащил сюда, а тут вона какие дела.
— Так ли это? — спросил Ингвар у связанного.
— Навет это, княже, — захрипел пленник, — сам убил, а на меня клевещет!
— А ну-ка, курносая, который из них подходил к вам с Осинкой?
Девушка, не думая, указала на Тишка:
— Вот он, светлый князь, с ней ушел.
Ингвар поднялся:
— Слушай, народ новгородской земли, мою волю. Матери убитой сорок гривен серебра и освобождение ее двора от любых податей. Горду, за то, что помог схватить убийцу — вся его воинская справа, а от меня, — Ингвар на секунду задумался, — выберешь себе лучшего коня из моей конюшни. А по возвращении в Новгород получишь собственный десяток. Вы же, десятники, меня простите, но закон суров, а за пережитое вами получите по десять гривен серебра и по харлужному мечу. А тебе, убийца и насильник, петлю на шею и отрезать мужское достоинство.
Убийца взмолился: