Андрей БударовОбратный ход
В душном мареве кабака запах мертвечины стал почти неразличим. Иван жадно отхлебнул из кружки. Хотелось напиться, чтобы ослабить боль, засевшую в груди обломком меча.
Столешницу, пятнистую от пива, не единожды пролитого посетителями, кто-то истыкал ножом, и подушечки пальцев уже саднили, но Иван продолжал тереть ими зарубки. Такое болезненно-сладкое удовольствие получаешь, когда сковыриваешь корку с подзажившей ранки.
Пламя светильников бросалось из стороны в сторону, тени одичало скакали по стенам, и уставшие от суеты глаза сами собой закрылись. Гул в зале накатывал волнами, и когда они захлёстывали, казалось, совсем немного до полного растворения в веселящейся толпе. Иван мечтал стать таким, как все. Но вокруг него было пустое пространство — никто не садился рядом. Люди сторонились Ивана. Он поднёс кружку к губам.
— Тебе хватит. — На плечо легла веская мужская ладонь.
Иван обернулся, напрягаясь. Его качнуло. «У-у, как я набрался», — подумал он.
— Пошли со мной, — усмехнулся седой.
Пол слегка пошатывался, ступать приходилось твёрже. Те, кому Иван отдавливал ноги, возмущённо вскрикивали. Седой, раздвигая широкими плечами толпу, выбрался наружу и придержал дверь. Иван вышел следом. На улице было темно и лишь чуть прохладнее. Да и запах разложения стал почти неразличим.
— Пошли, — потянул за рукав седой.
— Куда? — схватил его руку Иван.
— За ним, — кольнули в спину чем-то острым.
Иван прикинул — и решил не сопротивляться. Что они могут сделать ему?
Царевна соблазняюще провела язычком по губам.
— Проведу с одним условием: ты его убьёшь.
Украшенную красным узором ткань её платья приподнимали острые холмики грудей. Царевна дышала мелко-мелко, и веер в её руке обмахивал лицо с частотой стрекозиных крылышек. Так и подмывало отмахнуться от него.
— Хорошо, — сказал Иван. — Только быстрее.
— Прямо сейчас.
В тёмных переходах дворца раскинулось созвездие факелов, висящих на стенах тут и там. Украшения царевны отбрасывали в разные стороны беспрерывно мельтешащие блики. Это сверкание утомляло. Жаль, хмель почти выветрился из головы, иначе Иван попробовал бы сорвать её побрякушки. И седой, державшийся сзади, не успел бы помешать.
— Здесь, — остановилась царевна.
Иван обнажил меч и приставил остриё к женскому горлу, не обращая внимания на опасливый вскрик седого.
— Почему ты мне помогаешь?
— После его смерти на трон сяду я. А она… — царевна, отвернув лицо, кончиком пальца осторожно притронулась к лезвию меча. — Честно говоря, не знаю, что с ней делать. Вреда особого не приносит… Того, что хочет выпытать отец, ей, похоже, самой неизвестно… — она в задумчивости лизнула уголок губ. — В общем, пользы нет, одни убытки. Так просто отпустить не смогу, а тут подвернулся ты. Из наёмников ты — луч…
— Куда ж делись Иван — царский сын и Иван — сын боярский?
— Царевич погиб. А боярич теперь воюет с его отцом.
— А этот? — мотнул головой Иван в сторону седого.
— Пустое место, — щёлкнула пальцами царевна, и седой исчез.
За дверью пронзительно закричала женщина. Иван схватился за дверную ручку и рывком распах… Пальцы сжали пустоту — ручка тоже оказалась лишь видимостью.
— Дай я попробую, — хихикнула царевна. Она взялась за ручку и приоткрыла дверь. — Заходи, гость дорогой.
Иван заглянул в дверь. На железном троне сидела красивая нагая женщина. Её ноги были бесстыдно расставлены, руки подняты вверх. По белой груди на живот стекали блестящие алые струйки крови. Присмотревшись, Иван заметил, что конечности женщины закреплены в зажимах. И только тогда он узнал её.
Сбоку показался царь в белом фартуке, уляпанном старой почерневшей кровью. Иван рванул внутрь.
Одним ударом он снёс голову царю — та отлетела на стол, прокатилась по страницам раскрытой книги и, зацепив корону, упала с ней на пол. Кровь, брызнувшая из обрубка шеи, попала Бабе Яге на лицо. Женщина хрипло рассмеялась и страстно вдохнула запах смерти. Иван подошёл к её трону и, вытащив из-за голенища нож, разрезал путы.
Баба Яга поднялась и подошла к телу царя.
— Мёртвенький… — почти пропела она низким грудным голосом.
— Безголовые долго не живут.
— Не скажи… Кой-какие колдуны умирают очень неохотно. — Она прислушалась. — Всё равно, дай-ка я для надёжности сердце ему нарушу. — Отвернувшись, протянула руку к Ивану. — Нож!
Он подал. Яга направила нож между рёбер царя и налегла всем телом.
— Вот теперь — уже не встанет. — Она подошла к ведру с водой и умылась. Иван смотрел на обнажённую женскую плоть и пытался представить, как бы стиснул её… Замутило. Он вдруг понял: Яга всё знает. Потому и не стесняется его.
Баба Яга подошла к столу, захлопнула книгу и взяла её под мышку:
— Пошли.
— Что, одеваться не будешь? — грубо спросил Иван.
— Было бы во что, — проворкотала Яга, выходя в коридор. Богатая плоть слегка колыхалась при каждом движении, русые волосы скрывали только половину спины. — Как поживает Кащеюшка?
— В последний раз я видел его живым.
Баба Яга хохотнула, исчезая за углом, и вдруг совсем близко оказались стражники, много стражников. Иван не успел выхватить меч.
Его завели за поворот. Царевна стояла с раскрытой книгой, на полных губах змеилась насмешливая улыбка:
— Ого, как много ты ему сказать успела… — Царевна облизнулась. — Так, так… А вот это — ложь, конечно. — И перечеркнула ногтем запись.
Яга с деланным равнодушием отвела взгляд. Кто знает, сколько ещё чепухи записал с её слов царь?
Связанных Ивана и Ягу повели в темницу. Стража держалась насторожённо, и сопротивление было бы изначально обречено. Иван двинул плечами, пошевелил руками: его держали крепко, но с видимым отвращением. Стражники старались дышать в сторону.
По коридору, ещё мгновение назад пустому, мчался огромный лохматый зверь. Сперва Иван напрягся, готовясь броситься в сторону, потом узнал Серого Волка. Оборотень, всё так же бесшумно, прыгнул на одного из стражников. Иван ударил ближайшего воина ногой в пах, добавил коленом в лицо. Пока остальные растерянно соображали, на кого из противников нападать, Иван с помощью Бабы Яги освободился от верёвок.
Втроём они перебили всех стражников.
В царской конюшне было светло и чисто. Сквозь тонкие щели под крышей били наискось пыльные лучи солнца, похожие на быстролётные копья. Все стойла, кроме трёх, пустовали. Иван вдохнул свежий запах сена и решил, что конюхи здесь отменные.
Жеребцы приветствовали Бабу Ягу дружным ласковым всхрапом. Её пышное тело туго обтягивало треснувшее по швам царевнино платье. Красные узоры на белой ткани растеряли порядок и расплылись. Одна русая коса лежала на груди, вторая свесилась вдоль спины. И когда только Яга успела их заплести?
— Здравствуйте, родные мои! — она подошла к каждому коню, погладила по морде, притронулась к бархатистым ноздрям. Иван не стал приближаться. Не стоило пугать лошадей мерзким запахом.
— Я оставлял их у Калинова моста.
— Ну так, милок, тому уж год! Оттуда их привели Иван — царский сын да Иван — боярский сын, когда возвращались с царевной.
Белый конь заржал. Яга прислушалась, будто он сказал ей что-то. Сивый добавил.
— А, ну вот оно как… Боярич ведь убил царевича в последнюю ночёвку. А я-то думала — куда делся этот тихоня? Ой, а царевна-то, царевна! Не созналась ни в какую! А чтоб замуж не идти, отправила боярича воевать Тридевятое царство. Этот дурачок и послушался. И невдомёк, что даже если справится, она ему другую трудную задачу придумает.
Иван смотрел на третьего жеребца. На своего.
Странно, запах падали не сильно встревожил лошадей. Пофыркав недовольно, они приняли Ивана, и лишь изредка косились на него. Должно быть, всякого успели навидаться на своём веку.
Вывели коней наружу, впереди — Яга с Белым и Сивым, позади — Иван с Вороным. Жеребцы в поводу у Бабы Яги, завидев Серого Волка, поднялись на дыбы. Она еле их успокоила.
— Что ж вы, соколики, испугались? — выслушав ответ лошадей, Баба Яга повернулась.
Оборотень хмуро глядел на неё исподлобья. Сейчас он был почти человек — только голова волчья. Бок туго перетягивала умело наложенная Ягой повязка с выступившим пятном крови. Волк неловко держал в руках книгу, деревянный переплёт которой уже успел повредить когтистыми лапами, в которые порой непроизвольно обращались ладони.
— Забыть не могут, как я за ними гнался, — прохрипел он. — Если б не твои коняшки, царевна ни за что б меня не заловила.
— Дело прошлое, Серый, — ответила Яга. — Попробую вас подружить.
Ветер сдул налево лошадиные гривы, хвосты плескались как боевые стяги. Подымаемую копытами пыль уносило далеко в зелёную рожь, отчего та седела. Синеющий впереди лес широкой каймой разделял поле и небо. Извивистая серая дорога утекала за холм, выныривала из-за него, и скользила дальше, покуда не впадала обречённо в ельник.
Волкоголовый, скособочившись, скакал на Сивом. Они недовольно косились друг на друга. Яга выбрала жеребца Белого, цвета смерти. Ивану достался Вороной. Впрочем, всё равно никому бы его не уступил.
Погони не опасались — кто её отправит? Царь и его дочь мертвы, а бояре прежде захотят посадить правителя на трон Тридесятого царства.
— Ивана — боярского сына отзовут с войны и венчают на царство, — рассудила Яга.
Волк хмыкнул. Иван промолчал.
Боярич среди троих был самый честолюбивый. Оно и понятно — царевич и так при рождении получил почти всё, а нравом обладал тихим. Наверное, и дочь правителя соседней страны отправился выручать лишь по настоянию своего отца. А Иван — крестьянский сын понимал, что его-то уж точно обманут в случае удачного завершения похода. И шёл не за половиной царства с царевной, а в надежде на любую другую награду. Его устраивал захудалый мешок золота.
И только у боярича имелась хорошая возможность получить обещанное сполна. Он сделал всё, чтобы воспользоваться ею. Сейчас ему подчинялось войско — бояре, конечно, учтут это обстоятельство. Так что Яга могла оказаться права.