– Звать? А это? – Дима кивнул в сторону траншеи. – Все равно увидят.
– Родной, через рабицу этим будет любоваться весь город! – процедила она сквозь зубы. – Сюда будут приводить детей на экскурсии, других-то развлечений нет! Чтобы приготовить яичницу, надо разбить яйца! Главное, чтобы не увидели, чего не надо.
Гости тем временем уже штурмовали калитку, видимо решив обойтись без официального приглашения. Дима подоспел как раз вовремя, чтобы успеть подхватить Бельского и освободить сердитую старуху от непосильной ноши.
– Ирод! – Она принялась разминать затекшее плечо. – Чуть шею не своротил! Встретила его на улице – к вам в гости намылился! А сам еле тащится, от столба к столбу… Решила вот довести. Проспался бы сперва, шишка ты еловая, а потом по гостям ходил!
– Мы его звали, – оправдал Дима Бельского. – Давайте-ка вот сюда, на бревнышко, в дом пока нельзя…
Он с трудом дотащил гостя до бревна – тот, неизвестно отчего, вдруг стал упираться. Ему наверняка почудилось, что загадочные враги заманивают его в ловушку, и он начал длинную эмоциональную речь, литературный смысл сводился к тому, что он близко знал матерей тех людей, которые хотят поступить с ним таким подлым образом. Дима почти швырнул его на бревно, Бельский ушиб копчик, вскрикнул и разом сменил тон на слезливый. Теперь ему казалось, что его никто не любит, и он упорно требовал сообщить, где он находится, явно не узнавая собственного разрытого участка. Дима смотрел на него с отвращением, дивясь, как Марфа могла надеяться что-то вытащить из человека в подобном состоянии.
– Это он в руке тащил, я отняла. – Старуха вытащила из авоськи наполовину опорожненную бутылку коньяку. Дима ее узнал и удивился – если Бельский пил один, на его долю пришлось не больше двухсот граммов. «Отчего он так нарезался?»
– Да, это его, – подтвердил он. – Думаю, добавлять ему уже не стоит.
– Куды! – согласилась старуха. – А где Марфинька?
«Она ей уже Марфинька! – злобно подумал Дима, которому очень не понравился карамельный тон соседки. – Прикормилась!» А Марфа уже спешила к ним, вооруженная двумя дымящимися кружками и широкой, совершенно неискренней улыбкой.
– Отдохните, Анна Андреевна. – Она гостеприимно усадила старуху рядом с Бельским. – Далеко ходили?
– В Хотьково ездила, к дочке. – Анна Андреевна с аппетитом прихлебнула кофе. – Возвращалась вот и подобрала его на дороге. Хотела к сестре вести, да он уперся – к вам, и все! Вы уж ему больше не наливайте, бутылку, – она указала на коньяк, – спрячьте. Он проспится, подумает, что потерял, если вообще вспомнит. Горе горькое… А ведь парень был видный, и девчонки на него засматривались, и жену выбрали красивую. Все прахом пошло!
– Ду-ра! – неожиданно проревел Бельский, очнувшись от депрессии. Он выпрямился и оглядел всех присутствующих покрасневшими, сузившимися глазами. – Куда ты меня завела?!
– Ох, Гришка, издохнешь ты под забором! – заверещала старуха, от неожиданности едва не опрокинувшая себе на колени кружку с кофе. – Своего дома не признал?!
– Какое?! – Тот злобно и встревоженно озирался, явно не узнавая места. Наконец, его беспокойный взгляд упал на вырытые ямы. Бельский странно захрипел и отмахнулся: – Ведьма! Ты меня на кладбище притащила?!
– Тьфу! – отплюнулась от него Анна Андреевна. – Пойду вот к твоей сестре, скажу, чтобы «скорую» вызвала. У тебя ж горячка! Что – и меня не узнаешь? А хозяев?
– Выпейте кофе, – Марфа бесстрашно приблизилась к Бельскому и странно – он ее беспрекословно подпустил. Только его взгляд стал еще более загнанным. Глядя на них со стороны, можно было подумать, что он боится этой женщины.
– Думаешь, ему можно кофе? – усомнился Дима. – Это возбуждает.
– Кофе с коньяком, – непреклонно заявила Марфа, и собственноручно добавила в кружку изрядную дозу коньяка. Бельский заметно оживился и жадно протянул руку. Марфа бережно вложила в нее кружку, и даже чуть придержала, помогая пьянице выпить – рука у него сильно подпрыгивала. Анна Андреевна неодобрительно наблюдала за этой сценой, Дима держался наготове – он ожидал, что Бельскому может почудиться что-то неладное, и у него начнется новый приступ. Однако, осушив содержимое кружки, тот заметно взбодрился, и даже показался более трезвым.
– Хорошо, что зашли, – приветливо сказала Марфа, забирая опустевшую посуду. – Угостить особо нечем, да и усадить негде, уж извините. Я хотела с вами кое о чем поговорить, насчет земли.
– Что не так? – разнеженно спросил Бельский. Его настроение явно улучшилось, и теперь окружающие казались ему милейшими людьми. – Что купили – все ваше.
– А чего это вы роете? – Анна Андреевна уже торчала на краю траншеи, рассматривая обнажившийся фрагмент стены. – Выгребную яму, что ли? Давно пора, давно! А то что приятного – чужое говно нюхать, ему, поди, лет сто!
«Значительно больше», – заметил про себя Дима и любезно улыбнулся старухе. Марфа тоже сохраняла приятное выражение лица.
– Так, пока примериваемся, – объяснила она. – Вот я и хотела вас спросить, Григорий Павлович, – нет ли тут в земле каких-нибудь коммуникаций? Труб, кабелей? Не хотелось бы что-то повредить.
– А я знаю? – вопросом ответил тот. – Кто его копал… Что найдете – все ваше!
Ему, по всей видимости, очень нравилась эта мысль. Он даже хихикнул и поискал что-то взглядом. Дима догадался и подмигнул Марфе. Та достала бутылку:
– Еще по чуть-чуть? Анна Андреевна? Немножко, за знакомство.
Старуха даже не стала ломаться. Она с удовольствием выпила, не выразив никакого желания закусить, наравне с Бельским. Марфа смотрела на них так напряженно, будто считала про себя каждую каплю. На крыльце появились затосковавшие без работы таджики, но, увидев гостей, предпочли скрыться в доме. Начинало смеркаться, и на участников этого странного пикника начали пикировать первые комары. Бельского одолел приступ сентиментальности. Он закурил, угостил папиросой старую приятельницу и ударился в воспоминания, по большей части печальные.
– Вот эту яблоню, – дерево, на которое он указывал сигаретой, являлось несомненной осиной, – жена-покойница сажала. Так и не поела с него яблочков…
– Ты, что ли, поел? – вставила Анна Андреевна, протягивая Марфе кружку за добавкой. – Согреюсь с дороги, ничего, согрешу разок. Пьется так приятно, легко. Ваше здоровье, милые. Вспомнил яблоню! Она ж у тебя засохла на третий год.
Бельский мотнул головой:
– Когда ты помрешь, язва? Что ты всю жизнь меня учишь? А вы, ребятки, живите дружно, семейно, рожайте деток, будьте счастливы!
Марфа слегка поджала губы, Дима покосился на старуху. Та уставилась на Бельского:
– Какое – деток? Они ж брат и сестра!
– Да, то есть… – начал было Дима, но подруга крепко сжала его сзади за локоть, призывая к молчанию.
– Да, а вы что подумали?
– Ничего. – Бельский смотрел на них без особого интереса, то и дело переводя взгляд на почти опустевшую бутылку. – Какое мое дело?
«Он не отец Люде! Сидит, как сыч, и ни разу о ней не вспомнил. Даже про фотографию забыл», – решил про себя Дима.
– А насчет земли я вот что вам скажу! – внушительно произнес Бельский, подаваясь вперед и чуть не падая при этом с бревна. – Если б у меня силы были, я б тут клад выкопал. Где-то здесь зарыто – точно говорю!
– Какой клад? – Марфа заманчиво покачивала бутылкой, на дне которой переливались остатки коньяку. – Не первый раз слышу!
– Да уж какое там, в первый, – поддержала ее Анна Андреевна. – Я еще девчонкой была, слышала, только все это сказки. Был бы – давно бы откопали. Да и что он знает – здесь зарыто, здесь зарыто… Уперся и твердит, а откуда взял – не говорит!
– Говорю – стало быть, знаю! – твердо и мужественно заявил Бельский.
– Водку ты знаешь хлестать, это да, – не сдалась ехидная старуха. – Почему на твоем участке зарыто? Может, вовсе на моем!
– Дохлая кошка на твоем зарыта! А на моем – клад!
– Чего ж ты его продал?
– А зачем мне столько денег? – парировал Бельский. – Мне столько не прожить. Пусть другие попользуются.
– Чего другие, у тебя же свои есть! – Продолжала язвить старуха. Молодые люди слушали этот диалог с замиранием сердца, не рискуя вмешиваться. – Племянники!
– В гробу я видал этих чертей немытых! – И Бельский затейливо выругался. – Они мне телефон поломали! Клад? Обойдутся! Может, я вовсе участок сестре назло продал! Может, хотел, чтобы другие откопали, а она узнала, и ее перекосило!
– Дурак ты, и пьяный дурак, и трезвый! – подвела итог Анна Андреевна. – Вы не слушайте его, ребята, и давайте уже гоните нас по домам. Гриш, смотри – уже темнеет, заблудишься еще!
– Хозяйка!
Марфа обернулась – на крыльце снова стояли таджики. Она махнула им рукой:
– На сегодня все, ребята! Переодевайтесь, я вас провожу к общаге!
– Еще часа два можно копать! – возразил старший таджик, явно обеспокоенный укорачиванием рабочего дня. – Все видно!
– Завтра, завтра! А ты, Дим, проводи до дома Анну Андреевну. Анна Андреевна, заберите это с собой. – Марфа сунула ей бутылку. – Тут еще граммов сто пятьдесят, не наливать же ему!
– Какое наливать – вон он какой хорошенький! – Старуха сунула бутылку в один из внутренних карманов куртки, отчего у нее сразу выросла грудь. – До дома еще не дойдет, у вас заночует! Лучше уж его проводите, зачем меня? Кому я нужна, старая кляча?
Но Марфа настояла на своем. Она торопилась, торопя то рабочих, то Диму, и тот понял, что отвертеться от обязанностей провожатого ему не удастся. На прощанье он послал подруге вопросительный взгляд, но та его просто не заметила. Она стягивала измазанные глиной резиновые сапоги и чертыхалась на чем свет стоит. Уже переодевшиеся таджики терпеливо стояли рядом, а Бельский спал, сидя на бревне, уткнувшись головой в колени.
– Уж вы его не бросайте, не давайте на земле валяться, – просила по дороге Анна Андреевна. Она шла чрезвычайно медленно, и Дима тащился рядом, проклиная все на свете, включая Марфу, придумавшую эти проводы. – Почки застудит – вот и смерть. Он уж лежал однажды с почками, врачи сказали – еще раз выспишься в луже – вызывай не «скорую», а труповозку.