Энтони кивнул. Теперь оба копа смотрели на него, как на божество.
– А описание костюма?
– Синий в тонкую белую полоску.
Энтони повернулся к детективу.
– Итак, можно распространить среди полицейских фото и описание его одежды.
– Думаете, он все еще в городе?
– Да. – Энтони был далеко не так в этом уверен, как говорил. С другой стороны, зачем Люку покидать Вашингтон?
– Должно быть, передвигается на машине?
– Попробуем выяснить. – Энтони повернулся к миссис Бонетти. – Не подскажете, как зовут ту пожилую леди, что живет на другой стороне улицы, в паре домов от вас?
– Розмари Симс.
– И она много времени проводит у окна, верно?
– Мы ее даже прозвали «Любопытная Рози».
– Отлично! – Он повернулся к детективу. – Что ж, потолкуем с Любопытной Рози?
– Идемте! – воскликнул детектив.
Они перешли через улицу и постучали в дверь миссис Симс. Хозяйка открыла немедленно – должно быть, поджидала их в прихожей.
– Я его видела! – воскликнула она. – Явился сюда в лохмотьях, а ушел одетый с иголочки!
Энтони жестом пригласил Хайта задавать вопросы.
– Миссис Симс, у него была машина? – спросил детектив.
– Как же! Такая симпатичная, бело-голубая. На нашей улице такой ни у кого нет! – Она бросила на них лукавый взгляд. – Я знаю, о чем вы дальше спросите.
– Не заметили ли вы номер машины? – спросил Хайт.
– Не просто заметила! – торжествующе сообщила старушка. – Я его записала!
Энтони довольно улыбнулся.
15.00
Центральная труба из алюминий-магниевого сплава, в которую заключены вторая и третья ступени ракеты, снабжена креплениями, позволяющими ей вращаться во время полета. Предполагается, что она будет вращаться со скоростью 550 оборотов в минуту.
На углу Тридцать седьмой и О-стрит Люка встретили распахнутые ворота Джорджтаунского университета. Высокие готические здания из серого гранита окружали с трех сторон раскисшую лужайку, по которой, кутаясь от ветра и пряча носы в воротниках пальто, спешили из одного здания в другое студенты и преподаватели. Люк медленно въехал в ворота. Ему все казалось, что вот-вот кто-нибудь помашет рукой и воскликнет: «Эй, Люк, давай сюда!» И бесконечный кошмар закончится.
На многих преподавателях Люк заметил белые воротнички священников: должно быть, это католический университет. Кроме того, совсем не видно было женщин.
Он припарковал машину возле главного входа – высокого величественного портика с тройным сводом и надписью: «Хили-Холл». За стойкой стояла первая встреченная здесь Люком женщина. Она сообщила, что физический факультет расположен прямо под ними: нужно выйти наружу и спуститься по лестнице, ведущей под портик. Туда Люк и пошел, чувствуя, что приближается к средоточию тайны – словно искатель сокровищ, спускающийся в таинственные глубины египетских пирамид.
Следуя указаниям женщины, он обнаружил большую лабораторию, и по сторонам от нее – двери, ведущие в помещения поменьше. В одном из них группа мужчин, все в защитных очках, колдовали над деталями микроволнового спектрографа. По их возрасту Люк заключил, что это преподаватели и студенты-старшекурсники. Вполне возможно, кто-то из них его знает! Он подошел поближе и обратил на них полный ожидания взгляд.
Один из мужчин постарше поднял глаза.
– Могу вам чем-то помочь? – спросил он.
– Надеюсь, – ответил Люк. – Есть у вас здесь отделение геофизики?
– Чего нет, того нет, – вздохнул преподаватель. – В нашем университете даже физика считается предметом второстепенным.
Другие сочувственно рассмеялись.
Люк дал им всем возможность хорошенько себя рассмотреть, однако никто его не узнал. «Не тот университет я выбрал, – сокрушенно подумал он, – надо было ехать в университет Джорджа Вашингтона!»
– А астрономии?
– О, другое дело! Изучение небес здесь приветствуется. У нас даже есть знаменитая обсерватория.
– Где? – поинтересовался Люк.
Мужчина указал на дверь в задней стене лаборатории.
– Пройдете здание насквозь, выйдете к спортивным площадкам. Обсерватория сразу за бейсбольным полем.
Люк двинулся по длинному, темному и довольно грязному коридору, проходившему, похоже, через все здание. Навстречу попался сутулый преподаватель в поношенной твидовой паре, и Люк посмотрел ему прямо в лицо, готовый улыбнуться. Однако преподаватель взглянул на него с испугом и поспешно прошел мимо.
Люк, нисколько не обескураженный, пошел дальше, заглядывая в лицо всем встречным. Его не узнавали. Выйдя наконец из здания, он увидел перед собой теннисные корты, реку Потомак вдали, а слева, на западе, за спортивным полем – белый купол.
К обсерватории он почти бежал, предвкушая удачу. Небольшое двухэтажное здание венчал белый вращающийся купол с раздвижной крышей. Такая обсерватория – дорогое удовольствие; значит, астрономический факультет здесь серьезный.
Внутренние помещения располагались вокруг массивной центральной колонны, поддерживающей немалый вес купола. Открыв одну дверь, Люк увидел пустую библиотеку. Открыл другую – и обнаружил симпатичную женщину примерно одного с ним возраста, сидящую за пишущей машинкой.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Профессор здесь?
– Вы про отца Хейдена?
– М-м… да.
– Можно узнать, кто вы?
– Э-э… – Только сейчас Люк сообразил, что не придумал себе имя! Его замешательство заставило секретаршу недоверчиво поднять брови. – Он меня не знает. То есть, надеюсь, знает, – торопливо добавил Люк, – но не по имени.
– И все же у вас есть имя? – Недоверие секретарши только усилилось.
– Люк. Профессор Люк.
– В каком университете работаете, профессор Люк?
– Я… м-м… в Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке много высших учебных заведений. В каком из них?
Спеша разгадать тайну, Люк позабыл продумать, как объяснять свою ситуацию посторонним людям – и теперь понял, что сам все испортил. Что ж, вряд ли уже что-то исправишь. Стерев с лица дружелюбную улыбку, он проговорил холодно:
– Я пришел сюда не для того, чтобы подвергаться допросу. Просто передайте отцу Хейдену, что профессор Люк, физик-ракетостроитель, хочет перемолвиться с ним парой слов.
– Боюсь, это невозможно, – твердо ответила она.
Люк вышел, хлопнув дверью, злясь не столько на секретаршу, охраняющую покой босса от разных захожих психов, сколько на самого себя. Он решил побродить здесь еще, заглядывая во все двери, пока его отсюда не выгонят. По лестнице Люк поднялся на второй этаж. Здесь, похоже, никого не было. По винтовой лестнице без перил поднялся в обсерваторию, тоже пустую. Несколько минут постоял, любуясь огромным вращающимся телескопом и размышляя, что же, черт возьми, делать дальше.
Позади возникла секретарша. Люк уже приготовился к скандалу, когда она неожиданно ласково проговорила:
– У вас какие-то проблемы?
От ее доброты вдруг комок подступил к горлу.
– Мне очень неловко… – ответил Люк. – Дело в том, что я потерял память. Ничего о себе не помню. Но уверен, что работал в ракетостроении – вот и пришел сюда, надеясь встретить кого-то, кто меня узнает.
– Сейчас вы никого здесь не встретите, – ответила она. – Профессор Ларкли читает сегодня в Смитсоновском институте лекцию о ракетном топливе, в рамках Международного года геофизики, и весь наш факультет пошел его послушать.
Люк ощутил прилив надежды. В лекционной аудитории, полной геофизиков, наверняка найдется хоть кто-то знакомый!
– А где Смитсоновский институт?
– В центре города, прямо на набережной, возле Десятой улицы.
По Вашингтону он сегодня колесил достаточно, чтобы более или менее представлять его географию, – и понял, что это недалеко.
– А когда лекция?
– Началась в три.
Люк взглянул на часы. Три тридцать. Если он поторопится, то успеет к четырем.
– Смитсоновский институт, – повторил он.
– Да. Лекция в Музее авиации, в отдельном здании сзади.
– А вы не знаете, сколько примерно людей должно быть на лекции?
– Человек сто двадцать.
Сто двадцать геофизиков!
– Спасибо вам! – воскликнул Люк и бросился назад, к машине.
15.30
Вращение корпуса второй ступени стабилизирует полет ракеты, усредняя индивидуальные различия в работе одиннадцати двигателей, кольцом расположенных вокруг нее.
Билли страшно злилась на Лена Росса. Пост замдиректора по науке должен занять лучший ученый, а не тот, кто лучше умеет очаровывать спонсоров! Она все еще кипела от ярости, когда после обеда секретарша директора клиники попросила зайти к нему в кабинет.
По профессии Чарльз Силвертон был финансистом, однако хорошо понимал нужды ученых. Управляющий фонд ставил перед клиникой две задачи: облегчать течение психических заболеваний и их исследовать. А Силвертон свою задачу видел в том, чтобы решать административные и финансовые вопросы, не отвлекая медиков от работы. Билли он нравился.
Кабинет Силвертона располагался в бывшей столовой викторианского особняка: здесь сохранились камин и роспись на потолке. Хозяин кабинета жестом пригласил Билли сесть и начал разговор:
– Вы видели сегодня утром людей из Фонда Соуэрби?
– Да. Лен показывал им стройку, и я к ним присоединилась. А что?
Вместо ответа он продолжал:
– Вы не сказали ничего такого, что могло бы кого-то из них задеть?
Билли нахмурилась, припоминая.
– По-моему, нет. Мы говорили только о новом крыле больницы.
– Знаете, я действительно хотел, чтобы должность замдиректора по науке досталась вам.
– А почему в прошедшем времени? – встревоженно спросила Билли.
– Лен Росс – компетентный специалист, – продолжал Силвертон, – но вы – выдающийся ученый. Вы на десять лет его моложе и сделали в науке гораздо больше.
– Фонд поддерживает кандидатуру Лена?
Силвертон замешкался с ответом; ему явно было неловко.
– Откровенно говоря, они настаивают на его кандидатуре. Обещают в противном случае лишить нас гранта.