– Даже не знаю, с чего начать.
– С тобой все в порядке?
– Да, сейчас все нормально… в целом. Элспет, память мне стер Энтони. Он подверг меня медицинской процедуре, вызывающей амнезию.
– Господи!.. Зачем ему это?
– Он говорит, что я советский шпион.
– Что за чушь!
– Так он сказал Билли.
– Ты встречался с Билли? – В голосе Элспет послышалась тень враждебности.
– Она мне очень помогла, – сухо ответил Люк. В этот миг он особенно ясно вспомнил, что просил Элспет прилететь в Вашингтон и помочь ему, но она отказалась.
– Откуда ты звонишь? – сменила тему Элспет.
Люк поколебался, не зная, стоит ли отвечать. Его враги вполне могли поставить телефон Элспет на прослушку.
– Знаешь, не стоит об этом. Вдруг нас кто-то слушает.
– Да, понимаю. И что ты теперь намерен делать?
– Хочу выяснить, зачем Энтони заставил меня все забыть.
– Но как?
– Об этом тоже лучше не по телефону.
– Жаль, что ты ничего не можешь мне рассказать, – заметила Элспет, и голос выдал ее разочарование.
– На самом деле я хотел кое о чем тебя спросить.
– Я слушаю.
– Почему у нас нет детей?
– В прошлом году ты проходил обследование, никаких нарушений у тебя не обнаружили. Несколько недель назад я была у женского врача в Атланте, сдала анализы, сейчас ждем результатов.
– Ты не расскажешь мне, как вышло, что мы поженились?
– Я тебя соблазнила.
– Как?
– Старым проверенным способом. Притворилась, что в глаза попало мыло, чтобы дать тебе удобный случай меня поцеловать. Старый-старый трюк, даже удивительно, что ты так легко попался.
Люку стало неуютно: он не мог понять, шутит она или говорит всерьез.
– Пожалуйста, расскажи подробнее. Как мы общались, как я сделал тебе предложение?
– Что ж, – начала она, – мы с тобой не виделись несколько лет и снова встретились в 1954 году, в Вашингтоне. Я в то время была еще в ЦРУ. Ты работал в Лаборатории реактивных двигателей в Пасадене, а в Вашингтон прилетел на свадьбу Пег. За завтраком мы с тобой сидели рядом. – Голос ее смягчился, окрашенный ностальгией. – И говорили, говорили без умолку – словно и не было этих тринадцати лет, словно мы по-прежнему студенты и перед нами открыты все пути. Мне нужно было уйти пораньше: я руководила детским оркестром 16-й улицы, и у нас в тот день была репетиция. И ты ушел со мной…
1954
Юные музыканты были детьми бедняков, и большинство из них – чернокожими. Репетиция проходила в актовом зале церкви в трущобном квартале. Инструменты – все старые, где-то выпрошенные, одолженные или купленные за бесценок в лавках старьевщиков. Однако, несмотря ни на что, увертюра к опере Моцарта «Женитьба Фигаро» в исполнении этого странного оркестра звучала очень и очень неплохо.
Элспет оказалась великолепным преподавателем: слышала каждую фальшивую ноту, каждый сбой ритма, и с бесконечным терпением снова и снова поправляла своих учеников. Высокая, стройная, в золотистом платье, она встряхивала головой, и рыжие волосы ее волной струились по спине, а руки, изящные, но сильные, страстными жестами вторили музыке.
Репетиция продолжалась два часа, но Люк смотрел и слушал, забыв о времени. Он видел, что все мальчишки в оркестре без ума от Элспет, а все девочки берут с нее пример.
– Таланта и любви к музыке у этих детишек не меньше, чем у детей богатых родителей со стейнвеевским роялем в гостиной, – сказала она позже, в машине. – Но у меня из-за них полно неприятностей.
– Бог ты мой, почему?
– Не всем нравится, что я «нянчусь с ниггерами». Из-за этого застопорилась моя карьера в ЦРУ.
– Не понимаю.
– Всякого, кто видит в неграх людей, подозревают в симпатиях к коммунистам. Так что выше секретарши мне не подняться. Впрочем, невелика потеря. В любом случае, женщине в ЦРУ не взлететь выше оперативной сотрудницы.
Маленькая квартирка Элспет благодаря продуманной обстановке – только современная мебель, и лишь самая необходимая – казалась просторной. Люк смешал сухой мартини, а Элспет отправилась на крохотную кухню. Пока они готовили ужин, Люк рассказывал о своей работе.
– Как я за тебя рада! – с улыбкой сказала Элспет. – Ты всегда хотел исследовать космос. Помнишь, еще в Гарварде на наших свиданиях ты только об этом и говорил?
Он улыбнулся.
– А ведь в те дни большинство людей считало, что космические полеты возможны только в воображении писателей-фантастов!
– По-моему, мы и сейчас не уверены, что полетим в космос.
– Думаю, полетим, – серьезно ответил Люк. – Основные проблемы были решены немецкими учеными во время войны. Уже тогда немцы создавали ракеты, которыми можно было из Голландии обстреливать Лондон.
– Как же, помню! Мы их называли «самолеты-снаряды». – Элспет поежилась. – Одна такая едва меня не убила. Шел воздушный налет, но я спешила на работу: пережидать в укрытии времени не было – следовало проинструктировать агента, которого через несколько часов сбросят на парашюте в Бельгию. Бомба упала прямо позади меня. Когда падает бомба, сначала раздается страшный грохот: «Брррум!» – а потом слышишь, как рушатся стены, звенит разбитое стекло… и что-то вроде ветра, несущего пыль и осколки кирпичей. Я знала: если обернусь и увижу это, то не выдержу. Скорее всего просто рухну на землю, свернусь клубочком, закрою глаза и заткну уши, да так и останусь. Так что я не оборачивалась и шла дальше.
Люк невольно представил себе, как юная Элспет идет с гордо поднятой головой по темным лондонским улицам, а вокруг падают бомбы… Какое же счастье, что она выжила!
– Бесстрашная женщина! – пробормотал он.
Она пожала плечами.
– Вот уж бесстрашной я себя не чувствовала! На самом деле мне было чертовски жутко.
– О чем ты думала в этот момент?
– А ты не догадываешься?
Люк вспомнил: когда они встречались, Элспет в любую свободную минуту думала о математике.
– О простых числах? – предположил он.
Она рассмеялась.
– О числах Фибоначчи!
Математик Фибоначчи однажды вообразил себе пару кроликов, которые каждый месяц производят на свет двоих крольчат, а их потомство месяц спустя начинает размножаться в той же прогрессии, – и спросил, сколько кроличьих пар получим мы через год. Ответ был – 144; а рост численности кроликов на протяжении двенадцати месяцев стал одной из самых известных математических последовательностей: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, 34, 55, 89, 144… Каждое следующее число можно получить, сложив два предыдущих.
– По дороге от дома до офиса я дошла до сорокового числа Фибоначчи, – продолжала Элспет.
– Ты его помнишь?
– Конечно. Сто два миллиона триста тридцать четыре тысячи сто пять. Так что же, конструкция наших ракет происходит от немецких самолетов-снарядов?
– Если говорить точнее, от ракеты «Фау-2». – Вообще-то Люку не полагалось распространяться о своей работе; но Элспет работала в ЦРУ, и уровень допуска к секретным материалам у нее был скорее всего даже выше, чем у него. – Мы создали ракету, которую можно выпустить из Аризоны – и она взорвется в Москве. А если это возможно, значит, мы можем и на Луну полететь!
– То есть в космических полетах все то же самое, только в большем масштабе?
Люк еще не встречал девушку, которая бы с таким интересом расспрашивала его о ракетостроении.
– Да. Кое-чего нам еще не хватает – нужны двигатели побольше, горючее поэффективнее, направляющие системы поточнее и так далее. Но все эти проблемы разрешимы. И потом, немецкие ученые, создавшие «Фау-2», теперь работают на нас.
– Да, я слышала. – Она сменила тему. – А как вообще ты живешь? Встречаешься с кем-нибудь?
– Сейчас – нет.
После разрыва с Билли девять лет назад Люк не раз пытался завести роман, с несколькими девушками даже переспал, но, откровенно говоря, все они оставляли его равнодушным.
Пожалуй, была лишь одна женщина, которую он мог бы полюбить. Высокая, с карими глазами и непослушной копной темных кудрей, своей энергией и жизнелюбием она напоминала ему Билли. Познакомились они в Гарварде, когда Люк работал над диссертацией. Однажды вечером, на прогулке по Гарвард-Ярду, прервав разговор ни о чем, она взяла его за руку и сказала: «Прости, лучше я скажу тебе сейчас… Я замужем». Поцеловала его в щеку и пошла прочь. Так ему и не случилось отдать ей сердце.
– А ты? – спросил он у Элспет. – Пег выходит замуж, Билли уже разводится… Пора бы и тебе!
– Ну, ты же знаешь наше девичье царство! – отмахнулась Элизабет.
«Девичьим царством» в газетах называли бюрократический аппарат Вашингтона, в котором после войны наблюдался явный перевес женского пола: на одного чиновника-мужчину приходилось пять женщин. Принято было считать, что они страдают от недостатка мужского внимания и готовы любому кинуться на шею. Люк очень сомневался, что это относится к Элспет; однако не хочет говорить о своей личной жизни – имеет право.
Она попросила его присмотреть за плитой, а сама пошла в ванную «освежиться». На плите стояла большая кастрюля спагетти и вторая, поменьше – с аппетитно побулькивающим томатным соусом. Сняв пиджак и галстук, Люк принялся помешивать соус деревянной ложкой. Мартини помог ему расслабиться, над плитой клубились аппетитные запахи, рядом была очень симпатичная женщина… словом, Люк чувствовал себя счастливым.
– Люк, ты не мог бы подойти? – послышался из ванной женский голос – и в нем звучали нехарактерные для Элспет нотки беспомощности.
Он вошел в ванную. Платье Элспет висело на двери, а сама она стояла перед ним в персиковом лифчике без бретелек, такой же нижней юбке, чулках и туфлях. Одной рукой она прикрывала глаз. Люку случалось видеть на ней и меньше одежды – например, на пляже, – однако вид Элспет в белье показался ему почти нестерпимо сексуальным.
– Черт, мне мыло в глаз попало! – пожаловалась она. – Пожалуйста, помоги промыть!
Люк включил холодную воду.
– Наклонись над раковиной, – посоветовал он и сам помог ей наклониться пониже, положив ей руку между лопаток. Белая кожа под его ладонью была теплой и нежной. В правую ладонь, сложенную чашечкой, Люк набрал воды и поднес к ее глазу.