– Да-да, вот так лучше! – воскликнула Элспет.
Он промыл ей глаз еще несколько раз, пока она не сказала, что жжение утихло. Тогда Люк помог ей выпрямиться и вытер лицо чистым полотенцем.
– Глаз немного покраснел… Ничего, скоро пройдет, – сказал он.
– Должно быть, я ужасно выгляжу!
– Вовсе нет.
Он всмотрелся в ее лицо. Да, глаз покраснел, и волосы с одной стороны намокли и свисали сосульками – и все же Элспет была прекрасна. Еще прекраснее, чем тринадцать лет назад, в день, когда он впервые ее увидел.
– Ты прекрасна, – сказал вслух Люк.
Он уже не вытирал ей лицо, но она по-прежнему стояла, запрокинув к нему голову; полные губы раскрылись в улыбке. Что могло быть естественнее, чем ее поцеловать? И Элспет ответила на поцелуй: поначалу робко, затем, обвив его шею руками, начала целовать его с нескрываемой страстью.
Лифчик вдавился ему в грудь, застежка ощутимо царапала Люка сквозь тонкую хлопковую рубашку. В конце концов он прервал поцелуй, чувствуя себя довольно глупо.
– Что такое? – спросила Элспет.
Легко прикоснувшись к застежке, он сказал с улыбкой:
– Колется.
– Ах ты бедняжка! – насмешливо протянула Элспет.
Быстрым движением она расстегнула застежку – и лифчик упал на пол.
Во время их студенческих свиданий Люку случалось трогать грудь Элспет; однако никогда прежде он ее не видел. Груди были белыми, полными, округлыми, маленькие розовые соски приподнялись и затвердели от возбуждения. Она прижалась к нему всем телом.
Он подхватил ее на руки, понес в спальню и уложил на кровать. Элспет скинула туфли. Люк коснулся пояса ее нижней юбки и спросил:
– Можно?
Элспет хихикнула.
– Ох, Люк, до чего же ты вежливый!
Люк расплылся в улыбке. Быть может, это глупо, но он не представлял себе, как можно раздеть женщину в первый раз, не спрашивая у нее разрешения. Элспет приподняла бедра и стянула с себя юбку, обнажив трусики того же персикового цвета.
– Не спрашивай, – попросила она. – Просто сними.
Потом они занимались любовью, медленно и чувственно. Пока Люк двигался в ней, Элспет покрывала его лицо поцелуями.
– Я так долго об этом мечтала! – прошептала она ему на ухо; а несколько секунд спустя застонала от наслаждения, выгнулась в его объятиях и уронила голову на подушку.
Вскоре Элспет погрузилась в глубокий сон.
Люк лежал без сна, думая о своей жизни.
Он всегда хотел семью. Счастье представлялось ему как огромный шумный дом, полный детей, друзей и собак. Ему уже тридцать три, годы летят все быстрее – а он по-прежнему один. Все дело в том, говорил себе Люк, что после войны он сосредоточился на карьере. Вернулся в колледж, наверстал потерянные годы, защитил диссертацию… Впрочем, он понимал, что не женился вовсе не поэтому. Лишь двум женщинам – Билли и Элспет – удалось затронуть его сердце. Билли его обманула; но Элспет здесь, рядом. Он смотрел на ее роскошное тело, слабо освещенное светом уличных фонарей за окном. Эта женщина умна, отважна, любит детей и прекрасно с ними ладит – и наконец, потрясающе красива! Что может быть лучше, чем проводить с ней дни и ночи?
На рассвете он встал, сварил кофе и принес его на подносе в спальню. Элспет уже сидела в постели: растрепанная и сонная, еще более аппетитная, чем вчера, она встретила его счастливой улыбкой.
– Хочу тебя кое о чем спросить. – Люк присел на край кровати. – Ты выйдешь за меня замуж?
Улыбка пропала с ее лица, уступив место смущению и озабоченности.
– О боже! – сказала Элспет. – Можно, я подумаю?
07.00
Выхлопные газы, проходя через сопло ракеты, выжигают его изнутри – словно чашка горячего кофе, влитая в рот снеговику.
Энтони подъехал к Мемориалу Джефферсона; Ларри сидел на переднем сиденье между ним и Питом. Было еще темно и совершенно пустынно: ни машин, ни пешеходов. Энтони развернул машину и поставил ее так, чтобы фары освещали любой подъезжающий автомобиль.
Монумент представлял стоящую на высоком постаменте ротонду – двойной круг колонн и белый купол над ними. Чтобы подняться к памятнику, нужно было обойти ротонду сзади и взойти по ступеням.
– Памятник Джефферсону, девятнадцати футов высотой, отлит из бронзы, – заговорил Энтони, обращаясь к Ларри.
– А где он?
– Отсюда его не видно. Он внутри, за колоннами.
– Надо было приехать днем, когда светло! – недовольно протянул Ларри.
Энтони уже случалось возить Ларри развлекаться. Вместе они побывали и в Белом доме, и в зоопарке, и в Смитсоновском музее. Обедали хот-догами, лакомились мороженым; а прежде чем отвезти Ларри домой, крестный обязательно покупал ему что-нибудь в подарок. Им было хорошо вместе. Энтони любил своего маленького крестника. Но сегодня все было иначе – и Ларри не мог этого не замечать. Дядя Энтони поднял его среди ночи, увез, ничего не сказав маме; а главное, мальчик ясно чувствовал напряжение дяди Энтони и другого, незнакомого взрослого.
– Посиди здесь, Ларри, пока я поговорю с дядей Питом.
Двое мужчин вышли из машины. Холодный воздух вырывался из легких облачками пара и таял в предрассветной мгле.
– Я буду ждать здесь, – сказал Энтони. – А ты возьми парнишку и покажи ему монумент. Держитесь на этой стороне, чтобы она, когда приедет, вас увидела.
– Хорошо, – коротко и холодно ответил Пит.
– Поверь, мне все это так же неприятно, как и тебе, – солгал Энтони.
На самом деле ему было уже все равно. Ларри не понимает, что происходит, Билли теряет голову от страха – ну и черт с ними! Сантименты подождут: надо выполнить свою задачу, и никто и ничто его не остановит.
– Мы не станем причинять вред ни ребенку, ни его матери, – продолжал он, желая подбодрить Пита. – Она лишь должна сказать, куда уехал Люк.
– И тогда мы вернем ей сына?
– Нет.
– Не вернем? – Ночная тьма скрывала лицо Пита, однако голос выдал его потрясение. – Но почему?!
– На случай, если позже нам понадобится выяснить у нее что-то еще.
Питу все это определенно не нравилось; но он готов был подчиняться – по крайней мере, пока, – а большего Энтони и не требовалось. Он открыл дверцу машины.
– Выходи, Ларри! Дядя Пит покажет тебе памятник.
Выбравшись из машины, Ларри сказал:
– А потом, когда мы посмотрим памятник, пожалуйста, отвезите меня домой.
Что-то сжало Энтони горло. Он понял, что мальчик напуган и храбрится из последних сил – и это едва не вывело его из равновесия. Однако, овладев собой, он спокойно ответил:
– Это мы обсудим с твоей мамой. Идите, идите.
Мальчик взял Пита за руку, оба они исчезли в тени ротонды – и минуту спустя появились на постаменте, между колонн, освещенные ярким светом фар.
Энтони взглянул на часы. Через шестнадцать часов ракета оторвется от земли – и так или иначе все закончится. Шестнадцать часов. Еще очень, очень долго. Этого времени Люку хватит, чтобы нанести делу Энтони невосполнимый ущерб. Люка нужно перехватить – и как можно быстрее.
Где Билли? Она уже должна быть здесь!.. Он ощутил укол сомнения. Что, если она не приедет? Нет, конечно, приедет. Она слишком напугана, слишком тревожится за сына, чтобы позвонить в полицию или попытаться выкинуть какую-нибудь штуку, успокоил себя Энтони.
И он был прав. Несколько секунд спустя к Мемориалу подъехала еще одна машина. Цвета ее Энтони не видел, однако и в полумраке различил, что это «Форд Тандерберд». Автомобиль припарковался ярдах в двадцати от «Кадиллака», и маленькая хрупкая женщина выпрыгнула из него, не заглушив мотор.
– Здравствуй, Билли! – сказал Энтони.
Подняв глаза на ярко освещенный монумент, она увидела Пита и Ларри, стоящих между колонн к ней спиной, – и застыла как вкопанная.
– Только, пожалуйста, никаких драм. Ты можешь напугать Ларри.
– «Напугать Ларри»? Ах ты, ублюдок! – Ее голос дрогнул. Она была близка к слезам.
– Прости, я был вынужден так поступить.
– На такое «вынудить» нельзя! Здесь нужна природная склонность!
Энтони ожидал, что Билли будет злиться, и все же презрение в ее голосе и словах больно его задело.
– Помнишь слова Томаса Джефферсона, что высечены там, внутри? – спросил он, кивнув на монумент. – «Клянусь перед алтарем Господа Бога быть вечным врагом любой тирании, угрожающей свободному человеческому разуму». Вот почему я делаю то, что делаю.
– К чертовой матери твои мотивы! Если у тебя и были какие-то идеалы, ты давно их растерял! Никакие идеалы не совместимы с таким предательством!
Что ж, спорить с ней – лишь зря терять время.
– Где Люк? – резко спросил он.
Наступило долгое молчание. Наконец Билли ответила:
– Улетел в Хантсвиль.
Из груди Энтони вырвался вздох удовлетворения. Наконец-то он получил то, что хотел!
Однако ответ Билли его удивил.
– В Хантсвиль?
– Там шла работа над созданием спутника.
– Да, знаю. Но зачем ему сейчас в Хантсвиль? Почему не во Флориду?
– Понятия не имею.
Энтони попытался вглядеться ей в лицо.
– Я думаю, ты что-то от меня скрываешь, – проговорил он.
– Мне плевать, что ты думаешь. Я забираю сына и уезжаю.
– Нет, подожди, – ответил Энтони. – Ларри пока останется с нами.
– Как?! – вскричала Билли. – Я же сказала тебе, где Люк!
– Мне хотелось бы пользоваться твоей помощью и дальше.
– Ты меня обманул!
– Ничего, переживешь. – Энтони отвернулся и пошел к машине.
В этом была его большая ошибка.
Билли ждала чего-то подобного и знала, что ей делать.
Едва Энтони шагнул к машине, она бросилась на него сзади и толкнула в спину. Билли весила лишь сто двадцать фунтов – Энтони был фунтов на пятьдесят тяжелее; но ярость придала ей сил, а внезапность нападения сыграла на руку. Он пошатнулся и упал на четвереньки, хрипло вскрикнув от неожиданности и боли.
Билли выхватила из кармана «кольт».
Когда Энтони попытался встать, она со всей силы толкнула его еще раз, теперь сбоку. Он рухнул наземь и покатился по земле. Билли оказалась рядом: опустившись на одно колено возле его головы, она всунула ему в рот дуло револьвера, почувствовав, как хрустнул зуб.