глаза. Когда он их открыл, его штаны были расстёгнуты, подштанники приспущены, и самка, засунув в них руку, деловито приклеивала что-то к коже.
— Вот тут, — она прижала два пальца к основанию его выделительной трубки. — Здесь и здесь, и ещё одна сзади. Очень маленькие железы. Если повезёт, мы их расшевелим.
Она застегнула ширинку и коротко хихикнула.
— Ваше лицо, Джед. Это надо видеть. Теперь повернитесь спиной. Да, и руки сюда.
От предметов, приклеенных к коже промежности, её немного жгло и пощипывало. Гедимин вспомнил вещество, впрыснутое в его уретру, и решил, что это сходный состав, но более мягкий вариант воздействия. Он пошевелил выделительной трубкой, вызвав новый приступ хихиканья у Мишти. Самка, надев на сармата гирлянду наручников, обошла его спереди и остановилась, разглядывая его с прежним любопытством.
— Будь этот коридор короче и прямее, я бы завязала вам глаза, — она взялась за цепочку, свисающую с груди сармата и холодным звеном прикасающуюся к его животу, и легонько потянула на себя. — Но это, пожалуй, рискованно. Идёмте, мистер Джед.
Сармат повёл плечами — все браслеты сидели плотно, не в пример надетым Макнайтом или Матейкой, не врезаясь в мышцы, но и не сползая. Настороженно сощурившись, он выгнул запястье и ощупал наручники. Мишти ослабила цепочку и, убрав с лица усмешку, заглянула ему в глаза.
— Вы можете освободиться?
Гедимин не ответил. Волны жара перекатывались под кожей — две сверху, одна снизу, и от этого мутнело в глазах, и наползала предательская слабость. «Могу,» — подумал он. «Если смогу сосредоточиться. Механизм начинает работать…»
— Только скажите, и я всё уберу, — сказала самка, понизив голос. — Если только вам станет тревожно или страшно… или захочется всё прекратить — тогда лучше прекратить. Мы идём?
Сармат молча кивнул.
Самка была очень осторожна — пожалуй, даже слишком. Сармат ждал, что она дёрнет цепочку на себя, дополнит сжатие растяжением и вызовет новый всплеск жара, но она примерялась к его шагам, и цепочка провисала свободно. Гедимин досадливо сощурился — ему казалось, что «механизм» вот-вот заглохнет. Он остановился — Мишти замерла вместе с ним и, оглянувшись через плечо, улыбнулась краем рта.
— Ещё далеко, мистер Джед. Не бойтесь, оно проснулось и уже не уснёт.
У очередной развилки сармат беспокойно шевельнулся — сквозь наплывающий со всех сторон красноватый туман ему почудились шаги. Через несколько секунд чужак вышел из-за поворота и остановился, растерянно глядя на странную пару.
— У вас тут запросто заблудишься! — услышал Гедимин слегка запинающийся голос Люнера и, вздрогнув, запоздало подался назад. Покраснеть он не мог, но и уши, и затылок обдало жаром, и сармат уткнулся взглядом в пол.
— Сейчас направо, а там до упора, — отозвалась Мишти без капли смущения. — На флиппере ты тут не плутал!
— На флиппере как-то не до того, — проворчал Люнер. — Ого… Это, небось, больно?
— В этом и смысл, — Мишти слегка натянула цепочку, и сармат от неожиданного вслеска боли и приятного тепла стиснул зубы. — Хочешь подёргать?
— Н-нет, — Люнер сунул руки в карманы и решительно замотал головой. — Надо же… Ну ладно, я пошёл. Значит, направо и прямо?
Мишти потянула за цепочку — пора было сворачивать налево, да и шаги байкера быстро стихали — возвращаться он не собирался. Гедимин не двинулся с места, только сузил глаза, — боль в сосках очень мешала сохранять ясность разума.
— Зачем ты это сделала? — спросил он, кивнув на перекрёсток. Пояснения не потребовались — видимо, его смутная догадка оказалась верной. Мишти усмехнулась.
— Чтобы вы изнывали от боли и смущения. И ведь сработало, верно?
Сармат смущённо сощурился. «Разнесёт же по всему космопорту,» — мелькнуло в мозгу, но тут цепочка снова натянулась, и красноватый тёплый туман смыл ненужные мысли. «Ну и торий с ним…»
С какого-то момента коридоры стали знакомыми, но Гедимин понял это, когда узкая металлическая створка уже отодвинулась, стали слышны голоса, и запахло фруктовыми ароматизаторами и густым чайным концентратом. Дверь открылась чуть сбоку от длинного стола, накрытого в вестибюле; самки уже были там, только Мэрикрис, как обычно, сидела на своём месте с отдельной чашкой и маленьким чайником из тёмной керамики.
«Hasulesh!» — сармат сощурился от смущения. Самки развернулись на шум и одобрительно засмеялись, кто-то захлопал в ладоши, и другие подхватили. Гедимин, глубоко вздохнув, смерил их недовольным взглядом. «Успокойся. Это не Люнер. Эти видели и не такое.»
— Я оставлю вам чаю, — пообещала Мэрикрис, подняв взгляд на сармата, и снова сосредоточилась на полупустой чашке. Одна из самок, встав из-за стола, пошла к завесе, закрывающей проход, и отодвинула её.
— Лиззи, — кивнула Мишти в её сторону. — Лиззи пойдёт с нами.
Гедимин не был уверен, что обращаются к нему, но на всякий случай пожал плечами. Завеса с шелестом и звоном опустилась за его спиной; ещё пара поворотов и приоткрытых дверей — и он вышел в одну из крошечных раздевалок.
— Отлично, отлично, — Мишти похлопала его по груди. — Вы хорошо продержались. Давай, Лиззи, мы всё это уберём, пусть тело отдохнёт. Видишь, он весь в испарине?
Сармат повёл плечами и только теперь заметил, что кожа блестит от мелких капель. Дело было, скорее всего, в наклейках в промежности, — когда Мишти сняла их, жар сразу схлынул. Сармат облегчённо вздохнул, покосился на ноющую грудь, — зажимы тоже сняли, но их следы разгладились далеко не сразу.
— Отлично, Джед, отлично, — Мишти погладила его по скованным рукам. — Вы готовы. Теперь… подготовимся… мы.
Она уже сбросила складчатую одежду и осталась в нескольких полосках белой ткани. Её грудь на секунду коснулась руки сармата. Она поднесла ненадолго руку к своей промежности — Гедимин не отследил, что она делает, но её дыхание слегка участилось.
— Крюк готов, — сказала Лиззи. — Думаешь, надо?
— Всё под контролем, — отозвалась Мишти. — Поднимите руки, Джед. Получится?.. Вот так. Мы подвесим его и немного приподнимем, он встанет на пальцы.
Вялое воспоминание о пытках Ассархаддона всплыло на секунду в памяти и тут же растворилось — «механизм» уже запустился. Больно не было… точнее, было, но это не имело значения.
— Хватит, — сказала Мишти, жестом отгоняя помощницу от пульта управления. Сармат по-прежнему стоял на полу — привстав на пальцы, не на всей ступне, но стоял твёрдо. Суставы сигналов не подавали; слегка натянулись мышцы, но это даже было приятно.
— Очень хорош, — отрывисто сказала Мишти, погладив сармата по горячему животу. В её руке блеснуло тоненькое лезвие.
— Помните, что это значит? — она поднесла скальпель ближе к лицу сармата и аккуратно закрепила на лезвии эластичную полоску. — Полтора сантиметра, как в прошлый раз. Но теперь кровь будет стекать…
Лезвие ушло в кожу и легко, не встречая препятствий, скользнуло вниз, оставляя за собой узкий, почти незаметный надрез, постепенно покрывающийся набухающими чёрными каплями. Кровь пошла не сразу — скальпель уже дошёл донизу, и самка выдернула его, когда первая капля сорвалась вниз. Сармат тихо зашипел, стискивая зубы. Мышцы непроизвольно напрягались, и края надрезов расходились, усиливая кровотечение. Регенерация включилась сразу же, и сармат снова зашипел — не так страшна была боль, как нарастающий зуд по всей протяжённости длинных царапин. На коже снова выступила испарина, и чёрные потёки, смешавшись с ней, превратились в тёмно-красные.
— Вот так, — еле слышно выдохнула Мишти, отступая на несколько шагов от подвешенного тела. Она слизнула кровь с тонкого лезвия и посмотрела сармату в глаза.
— Вы весь в крови, — она коротко усмехнулась, проводя пальцем по слегка поджившему надрезу. — Отпусти его, Лиззи. Думаю, пора.
Любое движение давалось Гедимину с трудом — по телу вслед за волнами тепла перекатывались слабые судороги, и мышцы дёргались невпопад. Он растянулся на спине, свесив руки; с ними что-то делали — сармат не обратил внимания. Тугая спираль в солнечном сплетении разворачивалась медленно, толчками, заставляя всё тело выгибаться назад. Кто-то брызнул холодной водой сармату в лицо, и он ошалело мигнул.
— Поднимите, — скомандовала Мишти, взяв его двумя пальцами за выделительную трубку. — Да, вот так. Вертикально. Держите… пока… не… А-ассх!
Трубка вошла в неё резко, сразу на две трети, — Гедимин почувствовал, как её со всех сторон сжимают горячие влажные стенки. Самка всхлипнула, приподнялась, крепко вдавив ладони в исполосованный живот сармата, и насадилась до упора. Он шевельнул трубкой и услышал короткий вскрик.
— Стой! — её пальцы больно впились в подживающий надрез. — Не… сейчас…
Самка снова приподнялась и опустилась. Гедимин чувствовал, как её тело дрожит. «Влага,» — щёлкнуло в просыпающемся мозгу. «В тот раз не было. Ранена? Нет… был чехол… сейчас нет. Так надо?»
— Сейчас… можно… — выдохнула Мишти, дрожа всем телом, и всадила ногти в изрезанную кожу. — Давай!
Когда трубка зашевелилась внутри неё, она сдавленно застонала, погружая ногти ещё глубже, и странно мотнула головой. На грудь сармата легла чужая рука — Лиззи, о которой он уже забыл, подошла вплотную.
— Пора? — деловито спросила она. Мишти, всхлипнув, отрывисто кивнула. Сармат шевельнулся, пытаясь рассмотреть, что у второй самки в руках, но она уже оттянула его сосок и вложила в зажим.
Гедимин зашипел, напряг руки, забыв, что металл и магниты так не сломаешь, но вторая вспышка боли заставила его обмякнуть и тихо застонать. Судороги усилились — скоро спираль должна была развернуться до конца, и в этот раз он не мог упасть и отползти. Мишти тронула ногтем его набухший сосок и криво ухмыльнулась.
— Такие чуткие. Такие беззащитные… Лиззи, перо…
Сармат зашипел. Эту игру он помнил — и как извивался от легчайших прикосновений, будто снимающих кожу с нервных окончаний, тоже не забыл. Джой как будто видела каждый рецептор и не пропускала ни одного. Он зажмурился, ожидая той же пытки, но почувствовал только неумелый тычок. Чувствительная желёзка слабо заныла.