Он махнул рукой. Гедимин благодарно улыбнулся. На разговоры времени не оставалось — робот уже деловито полз, пересекая зал, мимо мигающих перегородок и турникетов, и сармат быстро пошёл за ним.
… — С Марса? — рослый, почти с Гедимина, сармат с синей кожей и ярко-зелёными глазами протянул ремонтнику руку. Второй, в таком же сером комбинезоне с синими полосами, встал из-за пульта и повернулся к пришельцу, с любопытством его разглядывая.
— С Луны, — качнул головой Гедимин, пожимая протянутые руки. Пульты мигали, на мониторах загорались новые строки, — поезд готовился к отправлению. В кабине хватало места двум сарматам и ещё оставалось немного для третьего, если он был согласен ехать на полу; потолки были высокие — ровно три метра, и Гедимин, пристраиваясь в проходе, прикидывал про себя диаметр туннеля.
— Метр со всех сторон, — сказал машинист, щёлкнув пальцем по внутренней обшивке. — Мы за метровой бронёй, как на крейсере. Значит, с Луны? Я Виктор Марци, из «Вайтрока».
— Гедимин Кет, — назвал своё имя сармат, прислушиваясь к ровному гулу механизмов. «Эта штука работает не на электричестве,» — мгновенно понял он, но уложить догадку в голове удалось не сразу. «Электричество только внутри. Освещение, пульты, всякая мелочь. Двигатель — не на нём.»
— Кет? — машинист и помощник переглянулись. — Не слышал о таких. Радиация там, наверное, бешеная. В первый раз на хельде?
«Хельде?» — сармат удивлённо мигнул.
— Да, — ответил он. Машинист тронул монитор, и тот зажёгся белым; невидимые механизмы лязгнули, послышалось шипение пневмозатворов, а потом — тихий гул вентиляции. «Мы в герметичном туннеле,» — думал Гедимин, глядя на показатели на ближайших мониторах. «Сейчас двигатель заряжен, но будет разряжаться. По дороге будем пополнять запасы. А максимальная скорость у него… Мать моя пробирка!»
— Привыкнешь, — сказал Виктор, перебирая переключатели. — Похоже на крейсер — летишь вслепую. А в кого-то врежешься — ему же хуже. Значит, на юг? Далеко?
— В Спрингер, — Гедимин пытался определить источник нарастающего гула, вроде бы негромкого, но постоянно давящего на уши. Звук был очень знакомым, но с распознанием сармат не торопился — трудно было поверить, что это возможно. «Антиграв,» — обречённо вздохнул он, когда невидимый волчок набрал обороты. «Маломощный, скомпенсированный… Сколько же энергии он жрёт⁈»
— До Спрингера туннель не проложили, — отозвался Виктор, берясь за рычаги. — Выйдешь в Санта-Фе. Там есть гетто, транспортная компания, — они помогут.
Что-то мягко надавило Гедимину на макушку и прижало его к герметично закрытому люку. Сармат пригнул голову и судорожно сглотнул, выравнивая давление. «Хельд» быстро набирал скорость, летя внутри вакуумного туннеля. Что-то вспыхивало на мониторе, и Гедимин невольно на него уставился — там был выведен заряд аккумуляторов, и сармат видел, как с каждой вспышкой иссякающий запас восстанавливается. Они уже разогнались до трёхсот километров; машинисты пристегнулись, Гедимин хотел выпустить когти, но побоялся царапать обшивку в чужой кабине и только расставил руки и прижался к закрытому люку. Открывался он вбок — если что, выпасть не дал бы.
— Ничего скорость? — покосился на ремонтника Виктор, дружелюбно ухмыляясь. — Если бы не остановки, долетели бы за три часа. Мы половину времени стоим и растаскиваем вагоны. Тебе придётся тут сидеть — тебя ведь вроде как нет…
Гедимин кивнул. Ему до ноющей боли в запястьях хотелось заглянуть под обшивку, высунуться в туннель и посмотреть, что передаёт энергию аккумуляторам поезда. Состав уже разогнался до пятисот километров и продолжал набирать скорость. «Часов через пять буду в Санта-Фе,» — прикинул сармат, сжимая пальцы в кулаки и стараясь подавить «ремонтный рефлекс». «Там посмотрю на туннель снаружи. Где-то должны быть подстанции…»
…Он высунулся из приоткрытого люка, стараясь не поднимать голову выше защитного поля, — выглядывать из фургонов запрещалось, но ему разрешили пару секунд «подышать воздухом». За красноватыми холмами, утыканными редкой шарообразной растительностью, уходил на север прямой, как луч, крытый туннель «хельда». Через каждые пятьсот метров над его опорами горели приёмные антенны промежуточных подстанций — гранёные красные шпили на кольчатых белых столбах. Ещё поворот — и туннель исчез за жёлтым холмом, и сармат опустил голову, закрывая за собой люк. «Кенворт-Ультима» шёл на северо-восток с сотней тонн груза и одним пассажиром на борту; у Гедимина в кармане лежали два бургера и контейнер с живой закваской — всего пригоршня, подарок сарматов из Санта-Фе. Её он трогать не собирался, пока не переполнится ёмкость, — «мартышечья» еда надоела до тошноты, и сармат хотел вырастить свою и перейти на неё окончательно.
…Белесое небо затянуло лёгкой дымкой, но по бликам на куполе сармат определил, где солнце, — оно уже вышло из зенита и клонилось к западу. «Закат в семь,» — вспомнил он предупреждения филка-водителя, с которым расстался на обочине у северной окраины Спрингера. «Через двадцать минут без фонаря ничего не увидишь. Выбирайся к терминалам — переночуешь, утром уедешь.»
Гудящее под непрерывным потоком глайдеров шоссе Канам осталось на западе; гул, несмотря на все ограждения, долетал даже сюда, на безлюдные холмы к северу от Спрингера. Улица Эль-Пасо, протянувшаяся с юга на север, тут обрывалась, упираясь в символическое ограждение из белого рилкара, издалека похожего на мрамор. Ничего ценного за ним не было — только пустынные переходы между рядами трёхгранных обелисков, небольшие деревца и колючая растительность, местами цветущая.
— Вы же не собираетесь меня грабить, сеньор? — усмехнулся смуглый человек, низкорослый даже по их меркам — единственный обитатель маленького строения у входа на кладбище. Гедимин смутился — он не собирался глазеть на сторожа, но огромный станнер с декоративными накладками на рукоятке так и притягивал внимание. Сармат покачал головой и развернулся к терминалам у входа.
Бродить по кладбищу без адреса можно было часами — тут были тысячи захоронений, но машина быстро нашла Герберта Конара, и через минуту Гедимин вышел на пустынную аллею с маленьким распечатанным листком — «улица», номер стелы, высота на самой стеле.
Обелиски стояли плотно — место на незаражённых территориях экономили, как могли, даже если земля сейчас в основном была покрыта дикой растительностью, — когда-то она должна была пойти в ход. Захоронения не отличались друг от друга — чёрный постамент, белая стела в полтора метра высотой, блестящие кристаллы, вмурованные в переднюю грань, короткие надписи рядом с ними — имена, даты, иногда — фраза в несколько слов. Когда-то существовала традиция зарывать трупы целиком, потом — сжигать их; сейчас, после Третьей войны, их превращали в искусственный алмаз. Камни получались небольшие — чтобы можно было их разглядеть, их помещали в цветной консервант внутри футляра из гранёного рилкара; эти грани и блестели на стелах, мимо которых проходил Гедимин, машинально скользя взглядом по надписям.
«Франциска-Лусия Тебар де Виллальба» — стояло у верхнего гнезда на угловой стеле. «Кошка до сих пор по тебе плачет». Гедимин, озадаченно мигнув, прошёл мимо — к маленькой закольцованной аллее в самом сердце кладбища.
Там было посажено что-то с крупными цветками, довольно сильно пахнущее, — сармат даже сдвинул респиратор, чтобы принюхаться. Стел было немного — всего десяток, и на каждой — по два-три кристалла, — здесь хоронили почётных граждан Спрингера, и аллея была полупустой. «Герберт Конар» — прочитал Гедимин рядом с прозрачной полусферой с едва заметной сеткой граней. Зеленоватая жидкость внутри слабо посвечивала, омывая осколки небольшого алмаза. Что-то очень сильно повредило его, практически разрушило, и в капсуле остались бесформенные куски в мерцающем консерванте.
«Герберт Конар,» — перечитал Гедимин, осторожно касаясь камня бронированной рукой. Невидимые обручи сдавили грудь так, что больно было дышать. «Не так уж много остаётся… после всего…»
С судорожным вздохом он опустился на колени и склонил голову. Глаза жгло, но жидкость просачивалась наружу неохотно — веки оставались сухими и горячими. «Ну вот, я приехал. Мы всё-таки встретились. Только не в Ураниуме и не в научном институте… и я больше не атомщик. Может, и к лучшему, что ты не видишь, что от меня осталось. Ты-то был учёным даже там, на Кагете…»
Кто-то тихо подошёл и остановился за правым плечом.
— Огромный сармат с жёлтыми глазами, — негромкий голос принадлежал самке. — Если вы не Ассархаддон, то, скорее всего, Гедимин Кет. Странное дело — папа был уверен, что вы приедете именно в этот день…
Гедимин резким движением поднялся на ноги и развернулся. Тут же пришлось опустить взгляд — самка едва ли доставала макушкой до его груди, а стояла вплотную, с любопытством глядя на него снизу вверх. Её голову и плечи прикрывала накидка с бахромой по краям — чёрная с ярко-зелёным узором, и от яркости окрашенных нитей казалось, что они фосфоренцируют.
— Прошу прощения, если напугала вас, — самка дружелюбно улыбнулась, но её глаза остались грустными. — Эделайн Конар-и-Хименес… или миссис Линн.
…В дверь пришлось заходить внаклонку, боком, стараясь не прикасаться к косякам, — в здании, непонятно почему до сих пор не рухнувшем, потолки были настолько низкими, что Эделайн легко доставала до них рукой. Из множества предметов в затенённой комнате ни один не годился для сидения, и сармат устроился на полу, не прикасаясь к чудовищно хрупким стенам и стараясь пореже шевелиться. Это был человеческий дом, построенный тогда, когда сарматов ещё в проекте не было, и это чувствовалось в каждой детали.
— Потолки, — Эделайн грустно улыбнулась. — Папа всё время беспокоился, что они низкие, и вам будет неудобно. Особенно в последние годы. Почему-то он был уверен, что вы приедете… и непременно двадцать восьмого сентября.
— Ему сказали, что я умер, — пробормотал Гедимин. Он не знал, что говорить, и все слова казались нелепыми, а голосовые связки как будто заржавели. Он не был уверен, что ему стоило сюда идти — в дом, где никогда не был, к человеку,