…Пустой ангар — стандартная сборная конструкция, ещё ни подо что не приспособленная — стоял на отшибе, в стороне и от будущих энергоблоков, и от промышленных кварталов «Сатханги», и от выстроенных в ряд бараков. Там не было ничего, кроме пола, стен и потолка, даже электричество не успели подключить; Гедимин думал было пробросить кабель к ближайшей передвижной подстанции и убирать его на ночь, но потом махнул рукой — света в ангаре хватало, а напряжения, необходимого для опытов, местная сеть всё равно не выдала бы. Не тратя времени на возню с кабелями и трансформаторами, сармат решил обойтись аккумуляторами сфалта и наручным фонарём, закреплённым на штативе. Штативами Кенен поделился. Из полезного удалось вытрясти из него набор тугоплавких кювет и лабораторный тигель.
— Тебе ведь материалы тоже нужны? — неохотно расставшись с тигелем, он настороженно сощурился на Гедимина. — Всякие там составы… Я много дать не могу — у нас тут производство, план, а это непростой рилкар… сколько тебе нужно? Центнер, полтонны?
— Сто граммов, — ответил Гедимин. — Это сырой массы, без металла.
Кенен изумлённо мигнул.
— И всё⁈ — он потянулся было к передатчику, но Гедимин ещё не договорил — он на ходу обдумывал план опытов, а быстрые расчёты всегда тяжело ему давались.
— И два с половиной грамма ипрона… и столько же чистого кеззия, — закончил он. — Двадцатая доля по массе. Начну с массы. Я не уверен, но… может, оно и так.
«Хольгер в свой сплав добавлял сороковую и четырёхсотую долю,» — думал он. «Начну с двадцатой. Рилкар — всё-таки не серебро, другие свойства…»
Кенен протяжно вздохнул и закатил глаза.
— А я-то было обрадовался… Ладно, Джед. Но потом вернёшь всё, до последнего атома!
…«Надо было одолжить ещё и микроскоп!»
Расплавить десять граммов сырой массы было несложно, сложнее было не испарить её случайно, перестаравшись с нагревающим разрядом. Рилкар булькал в размеренно вращающемся тигле, сверху дрожала, постепенно распадаясь, микроскопическая пластинка тонкой кеззиевой фольги. Образцы металлов, даже раскатанные в полупрозрачный лист, всё равно занимали очень мало места, и Гедимин постоянно боялся потерять их — или сдуть неосторожным дыханием. Кеззий плавился быстро; сармат прижал его защитным полем к ярко светящейся массе на дне тигля, чтобы конвекция не размазала атомы по стенкам, и продолжал крутить расплав — металл должен был очень тщательно перемешаться.
«Двадцатая часть по массе,» — Гедимин выдавил защитным полем наружу остатки расплава и проверил сканером тонкий слой раскалённого вещества, растёкшийся по дну кюветы. «Теперь попробую сороковую. Потом — четырёхсотую… а завтра сделаю образцы с ипроном. Тогда к двадцатому всё будет готово для испытания…»
21 июня 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
Айзек, задумчиво щурясь, подошёл ближе к медленно вращающемуся стенду и направил на верхнюю обечайку луч наручного сигма-сканера. Гедимин повернул голову так же, как он, проследил за его взглядом и едва заметно шевельнул плечом — «Там чисто. Но пусть проверит.»
Кенен Маккензи, наблюдавший за дефектоскопистами издалека, из-за плеча Гедимина, в очередной раз переступил с ноги на ногу и протяжно вздохнул.
— И зачем было разворачивать все эти… приспособления? — он кивнул на сканеры, просвечивающие корпус реактора с трёх сторон, и голографический монитор, к которому, закончив проверку, отошёл Айзек. — Всё равно никто ничего не решит, пока ты всё не обнюхаешь. Ты бы мог прямо в цеху всё посмотреть — и не пришлось бы тащить на стенд. Полдня сюда волокли, теперь возвращать на прокалку…
— Цыц, — отозвался Гедимин, недовольно щурясь — бормотание Кенена отвлекало от изучения реакторного днища. «Тут надо будет как следует проверить. Отливки делали явно в спешке. Остыло вроде нормально, но… надеюсь, Айзек не проморгает.»
— Стоп! — скомандовал Айзек, изучив вращающуюся голограмму, и стенд начал медленно сбавлять обороты. Массивный корпус реактора остановился не сразу, несколько секунд по блестящей светло-серебристой поверхности ещё бежали блики.
— Можете разбирать, — сказал Айзек дефектоскопистам и жестом поманил к себе Гедимина. — Ну, как оно смотрится?
— Издалека — терпимо, — нехотя признал Гедимин. — Сканер тоже ничего не видит.
— А ты сам? — глаза Айзека моментально потемнели и слегка сузились. — Ты что-то заметил?
Гедимин пожал плечами, глядя, как корпус реактора доделывает последние пол-оборота.
— Ничего внятного. Не нравится мне, как делали эти днища…
Айзек покосился на корпус и нехотя кивнул.
— Да. Из-за них отстали от «Вайтрока»… Ладно, посмотри вблизи. Если что-то заметишь…
Гедимин молча кивнул.
…Корпуса вывозили обратно в цех целиком, не разбирая, на сдвоенных кранах; снизу волокли передвижной генератор защитного поля — оно обволакивало массивные детали страховочной воронкой. Везли медленно, освободив самый широкий коридор; с галереи на перевозку глазели сбежавшиеся филки — те, у кого прямо сейчас не нашлось работы. Гедимин проводил первый корпус до въезда в прямой коридор, ещё раз убедился, что зацепиться там не за что, и вернулся к Айзеку. Тот в процесс перемещения со стендов в цех не вмешивался, стоял на безопасной полосе и разглядывал экран наручного сигма-сканера.
— Гварза под прокалку освободил две печи, — сообщил он, когда Гедимин подошёл. — У Маккензи одна ещё занята.
Гедимин поморщился и быстро огляделся по сторонам в поисках Кенена. Его, разумеется, не было, — неприятные разговоры он предсказывал с большой точностью и исчезал при одном намёке.
— Ничего. Я зайду в цех. Завтра печи будут свободны.
Айзек одобрительно хмыкнул.
— Пусть переносит мелкие заказы на литейные станции. Его за месяц предупреждали, что печи будут нужны.
Гедимин кивнул, сделав в памяти пометку «проследить за температурным режимом». Снова предстояло каждый день спускаться в горячий цех и проверять датчики. «Сначала — сами датчики, потом — их показания. И как бы не пришлось половину менять,» — сармат едва заметно поморщился. «Маккензи любит сэкономить, где незаметно…»
— Всё-таки было проще, когда такие штуки нам привозил «Вестингауз», — заметил Айзек, оглянувшись на корпус второго альнкита, ещё не покинувший стенд. — Бывали накладки, но — было проще.
— «Вестингауз» больше ничего сюда не возит? — спросил Гедимин с кривой ухмылкой. — Доверяют сарматам?
— «Вестингауз» не работает с новыми станциями, — махнул рукой Айзек. — Все эти новые материалы — это всё на нас. Я связывался с ними, когда мы тут начинали работать…
Он вздохнул.
— А как там твои исследования? — спросил он. Гедимин недовольно сощурился.
— Пока никак, — нехотя признал он. — Отдал образцы в переплавку.
— Что так? — насторожился Айзек. — У вас же с Хольгером были какие-то мысли…
— Да, были, — отозвался Гедимин. — Но результата не видно. Образцы не хуже твоего материала, но и не лучше.
Айзек хмыкнул.
— С первых попыток? Это уже хорошо. Нам-то пришлось повозиться.
Гедимин поморщился.
— Два с половиной процента ипрона в расплаве… Ещё бы он был хуже!
Айзек щёлкнул языком.
— Да, многовато… Ты вроде пытался уменьшить?
— Поглощение уже не то, — буркнул Гедимин. Говорить о неудачных экспериментах не хотелось. Он смутно чувствовал, что где-то ошибся, но где именно?
— А свойства должны сохраняться? — осторожно спросил Айзек. — Меньше поглотителя — хуже поглощение… это же нормально, разве нет?
— Да, нормально, — неохотно признал Гедимин. — Только Хольгер это смог обойти, когда делал флию. А я — нет.
— Ну, ты всё-таки не химик, — начал было Айзек, но тут же осёкся и задумчиво сощурился на Гедимина. — А в чём там тонкость с флией? Что ты хотел сделать?
— Да никаких тонкостей, — сармат досадливо сощурился. — Тут всё завязано на двадцатку. В флие — сороковая часть кеззия и четырёхсотая — ипрона. Поглощающая способность — как у чистого кеззия, чуть хуже, чем чистый ипрон. С рилкаром почему-то не получается.
Айзек сдвинул пластину на предплечье, посмотрел на серебристый щиток — образец флии — и еле слышно хмыкнул.
— Вот как… двадцатка… А двадцатка от чего? От массы или объёма… может, от числа атомов?
Гедимин мигнул.
— Флия — по массе… — он замолчал и про себя помянул уран и торий. — Флия — сплав металлов. Может, с неметаллами по-другому. Объём, число атомов… это надо проверить.
Айзек, внимательно следивший за движением его глаз, обрадованно закивал.
— Проверь всё, что в голову придёт. Если ты чуешь, что там какой-то секрет, — он там есть, осталось найти. Э-эх! Жаль, мне с тобой не поработать. Станции нужен присмотр…
Гедимин кивнул.
— Сильно не хватает толковых сарматов. У меня всё-таки один мозг. И тот наполовину выжжен.
26 июня 18 года. Земля, Северный Атлантис, Ураниум-Сити
— Смотри! Опять припёрся нюхать датчики…
Недовольное бормотание филка донеслось откуда-то снизу. Гедимин, уже поднявшийся на галерею и в задумчивости разглядывающий остывающую литейную станцию, сердито сощурился — звуки с первого яруса сбили его с мысли.
— Ага, — поддакнул другой. — Каждый день, как на работу. Всё строит из себя инженера… Откуда он вообще взялся?
— Вроде как друг мистера Норда, — ответил первый, и Гедимин, успокоившийся было, снова сузил глаза. «Какой он им „мистер“⁈ Нахватались мартышечьих привычек…»
— Вот и держал бы мистер Норд его у себя. В цех-то зачем пускать⁈
Гедимин нарочито шумно вздохнул и переступил с ноги на ногу, тяжело наваливаясь на перила. Шёпот резко оборвался, внизу, между прокатных станов, мелькнули две макушки в рыжеватых шлемах.
«Строит инженера…» — Гедимин угрюмо сощурился. Филков при желании можно было отловить и выдать им по щелбану; куда больше раздражала гулкая пустота в голове и очередная серия неудачных опытов. «Может, они и правы. Работа тут шла и без меня. А вот исследования у меня не идут. Был бы жив Хольгер…»