— Айзек предлагал запустить к нему ещё одного и заняться селекцией, — проговорил в полной тишине Гварза, и в его голосе не было ни тени усмешки. — На случай, если они разнополые.
— Занялись? — на более осмысленные вопросы у Гедимина не хватило ресурсов мозга.
— Нет, — так же серьёзно ответил Гварза, высматривая что-то на экране передатчика. — Сочли нецелесообразным. Температуру они, как ты видел, не измеряют…
Голограмма снова зажглась. На камне лежала пожертвованная кем-то цацка — гладкий шар из двух половинок с винтовым механизмом внутри. Замелькали кадры почасовой съёмки; где-то ближе к концу перемотка замедлилась, и Гедимин увидел, как половина шара постепенно удлиняется и покрывается винтовой резьбой, превращаясь в бур, а вторая прорастает короткими шипиками и понемногу приподнимается. Ещё несколько часов — и сармат приглушённо выругался: бывшая цацка, всверлившись до упора в камень, осталась торчать кверху пупырчатой частью, и эта полусфера постепенно вытягивалась и явно намеревалась раскрыться. «А момент заглубления прохлопали,» — с сожалением подумал Гедимин, глядя на последний кадр. На нём рука в чёрной перчатке пыталась выдернуть цацку из камня. Живой пузырь проявлял эластичность, сминался с боков, и сармат ждал с секунды на секунду, что он лопнет.
— Айзек хотел посмотреть, что оттуда вылезет, — сообщил Гварза, выключая проектор. — Но мы решили не пополнять экосистему — на Равнине своего добра хватает.
— И что с ними сделали? — Гедимин кивнул на погасшую голограмму.
— Утилизировали, — сухо ответил Кенен. — Вскрытие не проводили, но и так всё понятно.
Гедимин медленно кивнул. Воображение после таких картинок разгулялось не на шутку — пришлось крепко прикусить язык, чтобы мозг хоть от боли переключился на что-нибудь менее бредовое.
— И… это каждый раз… вот так? А как же ваши скафандры? Снаряжение? Ничего никуда не уполз…
Кенен едва заметно поморщился, и Гедимин снова прикусил язык.
— Скафандры выдержали. Так же, как и то, что на них. Ипрон… ипрон трансформации не подвержен и до некоторой степени защищает. Ипрон и ирренций… всё-таки с этими металлами далеко не всё ясно.
Гедимин угрюмо кивнул. Здесь Гварза был прав — и даже сам, возможно, не представлял, насколько.
— А всё остальное… вот так? А если их материалы взять сюда…
— Никто не хочет проверять, — мрачно ответил Кенен. — Поэтому дольше суток их тут не держат. Трансформация на Равнине начинается на двадцать пятом часу. Эмпирический факт. С объяснениями там… так же, как и со всем остальным.
Гедимин молча кивнул. От полученной информации череп не гудел, но ощутимо опух. Каким законам физики это всё соответствует, даже думать не хотелось. «Если бы узнал не от Гварзы, подумал — дурацкие шутки,» — мелькнуло в мозгу, и тут же всплыла до неприятного яркая картинка реактора, постепенно распадающегося на уползающие узлы и меняющие структуру фрагменты, пока не осталась небольшая горка из ирренциевых и ипроновых таблеток, прикрытая сверху экранирующими пластинами. «Мать моя пробирка,» — Гедимин болезненно сощурился. «Интересно, что об этом думает Маккензи…»
— И как вы там собираетесь строить ИЭС? — тихо спросил он, глядя Гварзе в глаза. — У вас хватит ипрона?
— Из местных материалов, — отозвался тот. Он хотел что-то добавить, но Гедимина прорвало раньше, и несколько секунд он нелепо хрюкал и булькал.
— Из дерева, что ли?
Кенен терпеливо ждал, пока он продышится, и досадливо щурился, но молчал.
— Для тебя будет работа, — сказал он, когда Гедимин подавил бессмысленный смех. — Нужен проект. Что-то вроде передвижного цеха на гусеничной платформе. Всё, кроме обработки ипрона и ирренция, делать придётся на месте и из местного сырья. С сырьём аборигены помогут, но с промышленными мощностями…
Гедимин кивнул, в очередной раз вспомнив несчастную волокушу и бочонки из обрезков неошкуренной ветки. «Сырьё… может, у них и сырья-то такого нет. Вот та же сталь — что надо делать с железом для такого результата⁈ И что там может заменить железо?»
— Всё должно делаться на месте, — медленно проговорил Гварза, глядя Гедимину в глаза. — От рилкаровых блоков до последней микросхемы. Видимо, передвижных платформ будет две, каждая со своей подстанцией. Запускать их посменно на суточное дежурство. Все склады — на месте, ничего не вывозить. Прикинь, что можно будет делать на Равнине в простейших цехах, а что — на платформе, и какие станки для неё зарезервировать.
Гедимин слушал вполуха, пытаясь представить себе изготовление микросхем посреди голой степи — или хотя бы протяжку проволоки, годной для километров кабелей разных сечений. «Мать моя колба! Там через сутки железо распадается на волокна — и они собрались там строить атомную станцию…»
— Стой, — перебил он, вспомнив одну упущенную мелочь. — Там же делают материалы. Рилкар, накопитель…
Кенен резко качнул головой.
— Накопитель — да. Рилкар там не делают. У Куэннов совершенно другие материалы. И нам их в жизни не обработать.
— Saat hasulesh, — обречённо пробормотал Гедимин. — Ты представляешь, сколько там, внутри ИЭС, всяких деталей? Разных материалов? Какие там допуски? Там же нельзя сталь заменить на древесину… а на этой Равнине вообще есть сталь?
— Тугоплавкие и ковкие металлы там есть, — отозвался Гварза, глядя на Гедимина со странной смесью досады и сочувствия. — Найдутся и аналоги цемента и кварца. А ты подумай над передвижным цехом. Начать стоит с литейной станции, иначе нам и опалубку будет не из чего делать.
«Передвижная литейная станция,» — повторил про себя Гедимин. «Две, каждая на гусеничной платформе… В целом — ничего невероятного. Если не считать объёмов работ… и неизвестного сырья для этой станции. Хоть бы показали мне этот их „кварц“ и „ковкие металлы“…»
— Ладно, пусть будет литейка, — согласился он. — Грузоподъёмность по максимуму… Параметры какие-нибудь есть? Ширина, высота?
Гварза покачал головой.
— Как сделаешь, так и будет. Лишь бы в грунт не проваливалась. Полкилометра она должна проползти, хоть на тягачах. Проход под неё подгонят.
Он покосился на часы и развернулся к закрытой двери.
— Иди работать, Кет. А я, чтоб ты не отвлекался, пока энергоблок от тебя закрою. Ты и так уже достаточно там просидел.
Гедимин ошалело мигнул — переключение было таким внезапным, что даже спорить не хотелось. «А он, может, и прав,» — мелькнуло в мозгу. «Пора сделать перерыв. Если я собрался выходить на контакт всерьёз — надо всё обдумать. Есть же какие-то способы, методики… общаются как-то с чуждыми разумными видами, не выжигая себе мозги…»
— Хранителя не трогай, — вполголоса предупредил он, когда дверь начала открываться. — Он тебя боится.
Гварза резко развернулся к нему, сузил потемневшие глаза, но, не сказав ни слова, ускорил шаг и повернул к турникету. Кто-то из охраны открыл ворота; Гедимин понял намёк и не стал задерживаться ни на секунду. Ему и так было о чём подумать.
…«Забрать сфалт — и в туннель. То, что мне дал Гварза, лучше смотреть в одиночку,» — думал Гедимин, заходя в штаб. На пороге его встретил скрежечущий вопль, и сармат досадливо поморщился. «Ренгер работает.»
Ренгер стоял к двери спиной; Гедимин не стал смотреть, чем конкретно он занят — от порога и так хорошо были видны задние конечности растянутой крысы. Кажется, она шевелилась, но вот кричал кто-то другой — и попутно грыз дверцу ящика. «Поддаётся на два миллиметра,» — машинально отметил Гедимин. «Успеет вырваться или нет?»
— А, ремонтник, — Вепуат спрыгнул со стола, и его лицо слегка просветлело. — Вниз? Я с тобой, ладно?
Он выразительно покосился на биолога. Ремонтник недовольно сощурился. «Надо было предусмотреть, что без Вепуата не обойдётся. Как бы его спрова…»
Крыса на столе испустила тонкий, почти ультразвуковой писк. Гедимин поморщился и резко махнул рукой.
— Идём!
…Гедимин ждал, что на смарте будут четыре новых файла, но их было полтора десятка — Айзек и Гварза, как могли, изучили новый феномен. Он устроился за столом, с досадой покосился на Вепуата — тот уже уселся на край и теперь с интересом заглядывал в экран.
— Не знаю, что там у тебя, но это хотя бы не крысы, — вздохнул он, быстро оглянувшись на дверь. — Когда Ренгер работал только с дохлыми, было куда лучше.
— Он что-то ищет. Какую-то мутацию… — вяло заступился за биолога ремонтник. Вепуат громко фыркнул.
— Что за мутация, что на трупе её не видно⁈ Надеюсь, найдёт он её быстро, — от этих его опытов к вечеру в ушах звенит, и скулы сводит.
«Ходил бы он на стрельбы, чем в штабе стол просиживать,» — думал Гедимин, выбирая непросмотренный файл. «А, вот опыт с медным проводом. Откуда они взяли столько однотипных каменных „кювет“?»
Он не стал ускорять промотку — останавливался на каждом кадре, высматривая изменения, случившиеся за час. Рядом со снимком, и правда, шли показания приборов, вот только проку от них, как сразу же понял Гедимин, было немного. Дозиметр фиксировал невысокий сигма-фон, слабый, но неубывающий приток омикрон-квантов — и кучу неопознанных значков там, где должны были быть показатели по другим видам излучения. Сперва Гедимин подумал, что дело в сбое прибора, но чем дольше смотрел, тем яснее было, что прибор измеряет, что может. «И анализатор туда же,» — мрачно думал сармат, глядя на невнятные символы вместо состава воздуха и минеральной подложки. Чётко опознавалась только медь, из которой был сделан провод. Изоляцию с него аккуратно счистили, окислиться он ещё не успел… если только в этой неанализируемой атмосфере были свободные окислители.
— Чем они там дышали, мать их пробирка⁈ — вырвалось у него на третьем кадре. Анализатор чётко «видел» медь, но больше не находил ни одного знакомого атома. «Дышали же чем-то. Айзек не говорил, что там нет кислорода. Пусть местные дышат каким-нибудь аммиаком — почему сканер-то его не видит⁈»
— Что-то не то с приборами, — заметил вслух Вепуат на двадцать пятом кадре. — Вон, смотри, и в строчке с медью какая-то чепуха. Никогда не видел, чтобы сканер так разладился.