ивались на террасах. Еда, вынутая из раскалённых камней, остывала на каком-то примитивном поддоне — кажется, из той же плетёнки, обмазанной глиной. К ней подходили аборигены, принюхивались и отступали.
«То ли горячо, то ли технология нарушена…» — подумалось Гедимину, и он сердито фыркнул. «Лучше подумай, как отсюда выбираться. Интересно, далеко до рассвета? Если взять реактор, собрать весь сигма-поток и направленно послать его… можно попробовать отсигналить „SOS“ — не поймут, так озадачатся.»
Он посмотрел на часы, потом — на проём в центре купола. Прибор говорил, что на Дальнем Краю до рассвета оставалось часа четыре. Небо над проёмом было розоватым, в серебристой сетке; вроде бы свет снаружи не пробивался — или внутри всё ещё было светлее.
«Четыре часа… Ладно, ждём,» — Гедимин пересчитал свободные пробирки и повернулся к водоподъёмнику. «Тут у них питьевая вода. Сверить состав…»
Аборигенов у колодца уже не было; ведро — в этот раз ничем не обмазанное, из прокалённой древесины — вынули и кверху дном подвесили на недлинный шест. Гедимин тронул каменный бортик и задумчиво сощурился — это не выглядело как облицованная дырка в земле, упирающаяся в водоносный слой. «Похоже на выход какой-то системы… и, похоже, обширной. Сеть водосборных цистерн… Вот тут, снизу, два патрубка, вот третий. Был слоистый камень, но его выбили, расширили щель до „трубы“. Вот гидроизоляция… Интересно было бы взглянуть на эту штуку целиком.»
Рычажный подъёмник был сделан предельно просто, но за ним, похоже, следили — палки и верёвки вовремя заменяли, стыки смазывали какой-то жироподобной органикой. И всё же Гедимин облегчённо вздохнул, когда вынул полное ведро и больше мог не держаться за рычаг — тот на сармата был не рассчитан и чудом не треснул.
«Похоже на воду,» — он наполнил пробирку, глянул на просвет. «Мути не видно. Интересно… там, на базе, жидкость с прозеленью, а тут — скорее белая. Не прозрачная, а беловатая. Какая-то взвесь? Непохоже…»
Он включил сканер, несколько секунд тупо глядел на экран, потом шёпотом помянул спаривание «макак», выключил прибор и включил заново. Не помогло. Вместо привычных трёх компонентов анализатор видел два — и незнакомый набор знаков.
«Мать моя пробирка…» — Гедимин ещё раз тронул переключатель, зная уже, что ничего нового не увидит. Ещё оставалась слабая надежда, что сломался сканер, но сармат проверил его на своём скафандре — и с тяжёлым вздохом опустился на камень. «Вода в этом сфене — другая. И всё-таки вода. Хорошо, не хлебнул из любопытства…»
Несколько секунд просидев на камне с видом на ведро белой «воды» («муть» не оседала — видимо, такой цвет жидкости придавал третий, неопознанный компонент), сармат поднялся и, припрятав пробирку, пошёл в фургон за пустыми канистрами.
«Что нашли — изучаем. Выводы сделаем потом. Без данных мозги жечь — без толку,» — крутилось в голове Гедимина, пока он наполнял ёмкости, пристраивал их в лаборатории и, отделив по литру, отправлял образцы — на подогрев, на охлаждение, на дистилляцию… Две полные канистры он припрятал для Айзека и Вепуата, налепив этикетки «электрический сфен». Проходя мимо ящиков с крысами, он подумал мельком, что можно было бы сразу провести опыт… но решил не сбивать Айзеку планы — вдруг крысы всё-таки доберутся до базы живыми.
«Третья фракция закипает быстрее всех,» — отмечал он в журнале, следя за дистилляцией. «Температура замерзания ниже на пять градусов. Проверить все фракции отдельно. И те две тоже. Электропроводность… Hasu!»
Жидкость, сквозь которую прошёл ток, вспыхнула белым огнём, заставив датчик тревожно мигнуть. «Проводник,» — равнодушно отметил Гедимин. «Не уступает меди и серебру. Разложение на ионы… разложения не обнаружено. Электролиз невозможен. Ну, хоть без гремучих смесей…»
…Когда после серии опытов с ксенолитием и ксенофторидами, выяснив, что третий компонент химически нейтрален, Гедимин встал из-за стола и взглянул на часы, до рассвета оставалось минут семьдесят. «Эксперименты, мать моя колба…» — сармат потянулся, разминая затёкшие мышцы. «Интересно, тут в каждом сфене своя вода? Хорошо, хоть воздух один и тот же. И третьего компонента в нём, кстати, нет. Ни в каком виде. Проверить горные породы…»
Его взгляд упал на контейнер с «магнитными» катушками, и он с невесёлой ухмылкой достал кабель и свернул его в спираль. «Проверим эту воду. Будет одна вода притягивать другую? Всю — или только две трети?»
Когда из двух открытых ёмкостей к банке с катушкой поднялись высокие прозрачные конусы, Гедимин мрачно кивнул и переложил катушку в другую банку. Опавшие было конусы снова вытянулись. «Это явление общее для разных вод,» — сармат сверил результаты замеров и ещё раз кивнул. «Высота одинакова для всех четырёх случаев. При проверке в лаборатории. Теперь испытаем на местности…»
Он установил напряжение на сотню вольт выше и выбрался из фургона, уже не обращая внимания на тихий скрежет у шлюзовой камеры. Аборигены, увидев сармата, шарахнулись от машины и с ближайших террас сделали вид, что даже и не приземлялись рядом с ней. Гедимин беззвучно хмыкнул — пока ему было не до разумных и их странностей.
Он остановился у колодца — точнее, у глубокой цистерны, вмурованной в камень — и несколько секунд возился с кабелями установки и пластинами скафандра, чтобы катушка, поддавшись «гравитации», не улетела в воду сама и не уволокла его следом. Потом, подумав, отошёл от края ещё на шаг и широко расставил пальцы на ступнях. «Удержу. На землю лучше не ставить. Будет мокро.»
Щёлкнул переключатель — и кабеля вдавились в плечи с весом десятков тонн. Гедимин напряг спину, подставил руку, не давая проводам излишне натягиваться, и смотрел немигающим взглядом, как из колодца поднимается наклонный водяной столб. Наплевав на законы физики, вода тянулась к контейнеру в ладонях сармата. Жидкость в нём на треть состояла из чужеродного вещества, но что-то их всё-таки объединяло.
Гедимин даже не понял, кто и из чего выстрелил, — мощный разряд бластера ударил в контейнер, выбил его из рук. Ёмкость лопнула, клеммы оборвались, и подземная вода, освобождённая от притягивающей силы, обрушилась на край колодца, залив сармата с ног до головы. Второй разряд ударил ему в плечо. Третьего не было — Гедимин уже стоял со сфалтом в руках, сопло смотрело в сторону светящихся и трещащих аборигенов, плазменный шар ещё сдерживало защитное поле, и в последнюю долю секунды сармат успел направить его в зенит. От грохота заложило уши. Электрических летунов смело к стене, кто-то рухнул на щиты над грибной плантацией, но через пару секунд никого на земле не осталось — все, кто своим ходом, кто за крылья и лапы, перебрались на террасы и залегли там, не решаясь шевельнуться.
«Ничего себе…» — Гедимин покосился на треснувшую пластину обшивки. «Хорошая мощность. Куда там бластеру…»
Он резким движением провёл соплом плазмореза вдоль стен, громко фыркнул, с полсекунды подержал на прицеле загородку, из-за которой тянулся дымок жаровен, и бросил сфалт в наспинные крепления. В пещере было тихо, даже разряды перестали потрескивать. Гедимин подобрал мокрую катушку с оборванными клеммами, осмотрел осколки контейнера, нехотя сгрёб их — «не нарушать экосистему» — и достал из-под скафандра вторую, пустую ёмкость. «Контрольный прогон, теперь — с местной водой. Не знаю, что их так взбесило. Цистерне я не вредил, воду не воровал. Теперь буду настороже. Сфалт их вроде впечатлил.»
В этот раз он не стал поднимать воду высоко — пристроился с подпоркой на самом краю. Эффект был тот же, но в этот раз никто на него не реагировал — аборигены тихо сидели по террасам, на любое движение Гедимина вжимаясь в пол. «Пока не трогают, попробую наращивать напряжение. Тогда, с Вепуатом, так таблицу и не достроили…»
До рассвета оставалось минут двадцать, когда сармат выключил установку и поднялся с мокрых камней, на ходу выливая воду и размыкая клеммы. Вокруг было неестественно тихо. «Сидят по террасам?» — Гедимин перевёл взгляд на купол пещеры и растерянно мигнул. В «зифте» было пусто.
— Эй! — крикнул сармат, но не услышал даже эха — заросли наркотической травы на потолке поглощали все звуки. На террасах никого не было, и даже из-за плетёной стены не поднимался дымок. Только летучая фауна копошилась в траве, ничего не замечая.
— Мать моя пробирка… — Гедимин растерянно покачал головой. Он перебрался на крышу глайдера; оттуда было лучше видно, но на результат это не влияло. «Зифта» опустела.
«Провёл, называется, переговоры…» — сармат, досадливо щурясь, спустился в лабораторию. Думать было легче в привычной, нормальной обстановке.
«Десять минут до рассвета. Надо бы выбраться наружу, отправить сигнал,» — он положил сфалт на стол и задумчиво тронул корпус, внутри которого скрывался реактор. «А потом… потом вывести машину и отъехать отсюда подальше. Не нравится мне этот внезапный отлёт… и эта стоянка тоже не нравится.»
Когда он вышел, снаружи было тихо, а на террасах — всё так же пустынно. Сквозь неровные отверстия в куполе пробивался холодный синеватый свет. «Дорога тут одна, я по ней спускался. Разломов на ней нет,» — Гедимин снова покосился на опустевшие террасы и недоверчиво хмыкнул. «Проверю ещё раз. Пройду со сканером до ворот, а потом уже вернусь за машиной.»
Накрыв глайдер непроницаемым защитным куполом, он побрёл к воротам, «освещая» дорогу сканирующим лучом. Сканер показал, что дорожное полотно (глина, проложенная мелкими камешками) состоит из пары десятков слоёв. Нижние были сильно деформированы, верхние — относительно сохранны, и всё вместе — явно не рассчитано на гусеничные бронеходы.
«А тут недалеко,» — с вялым удивлением подумал сармат, выйдя на ровную площадку, отмеченную двумя грубо отёсанными каменными столбами. «Вот и стена с воро… Hasu! Где ворота⁈»
Перед сарматом была кривая, кое-как очищенная от растительности стена «зифты». Несколько крупных фрагментов заходили друг за друга, наглухо перекрывая проход. Гедимин видел, где он должен быть; ворота аккуратно закрыли.