— Поможешь дотащить?
Вепуат кивнул.
— Осторожно, разломы! — предупредил он, с опаской заглядывая в низину. Сбоку от него, забросав сарматов гравием, взлетел в воздух восьмигранный червяк и упал обратно, растопырив щупальца. Гедимин стряхнул камешек с плеча и досадливо сощурился. «Существа полезные — но что ж им под землёй не сидится⁈»
…Ещё было светло, но тени уже исчезли — начинался долгий вечер, медленно переходящий в очень длинную ночь. Гедимин вычищал из длинных многогранных стволов губчатую сырую сердцевину. Она была мягкой, липла к пальцам, и сармат думал, что после просушки её удастся поджечь. Обрубленные листья, похожие на свёрнутые знамёна, уже утащил Вепуат; зачем они ему, Гедимин не спрашивал.
Издалека донёсся приглушённый расстоянием голос Айзека, и сармат на секунду оставил работу и повернул голову на звук. Что говорил Айзек, он не расслышал, но следом раздались странные звуки — громкий скрип и хруст гравия.
— Десять, пятнадцать, двадцать… — подсчитывал что-то Вепуат, глядя на передатчик. — Двадцать четыре. Хм, а они быстрые. Может, и правда, успеют до ливня…
Гедимин мигнул.
— Что там?
— То же, что и тут — древозаготовки, — весело хмыкнул Вепуат, оглянувшись на расколотые и выскобленные стволы. — Сходи, вдруг чему научишься.
…Деревья тащили волоком — без катков и полозьев, прямо по гравию, разрубив округлые стволы надвое и скрепив тросами. Плоские звери медленно поднимались по склону, волоча за собой цепочку из четырёх, пяти, а то и шести обрубков. Округлые стволы скользили хорошо; листья и выступы-сучки уже пообрубали, сердцевину частично вынули, собрали в корзины и погрузили тем же зверям на спину. Бронны-погонщики шли рядом, указывая дорогу. Гедимин не видел, чтобы кто-то из них понукал животное, — они только мягко подталкивали зверей в нужную сторону, и те постепенно сворачивали от лагеря к отвесному склону. Гедимин двинулся было к ним, но Айзек прикрикнул на него, и сармат остановился в нескольких метрах.
Первая цепочка разрубленных стволов растянулась вдоль склона, и погонщик остановил зверя. Существо тут же легло, распластавшись по гравию, и чем-то захрустело. Бронн отцепил крюки, аккуратно смотал тросы и, сложив их зверю на спину, запрыгнул следом. Животное поднялось и побрело к лагерю — не быстрее и не медленнее, чем раньше, не заметив ни пропажи груза, ни добавления нового.
Второй зверь дотащил деревья до обрыва; вторая цепочка легла вслед за первой — места ещё хватало. Гедимин сощурился на дальний склон — не загородят ли брёвна спуск для бронехода? — но Айзек оставался спокойным, видимо, всё рассчитал, ещё когда выделял под склад древесины место. Заготовки легли криво, дальше от обрыва, чем первая партия, но погонщик, не обратив на это внимания, принялся выдёргивать крюки. Только сейчас Гедимин заметил, что эти странные штуковины с несимметричными загнутыми выступами — часть чьего-то организма, не то кость, не то хитиновый вырост.
— Двадцать четыре обрубка? — сармат оглянулся на подъём — там осталось только два гружёных зверя, третий уже подходил к обрыву. Привезённые им стволы тоже легли криво — Гедимина так и тянуло поправить их, но погонщик как ни в чём не бывало смотал тросы и уехал к полевой кухне. Там уже дудели какие-то дудки, и стучали костью по дереву и деревяшками по керамике. Оглянувшись, Гедимин увидел, что на волокушах нет свободного места. Все аборигены, побросав свои корзины и выгнав разгруженных зверей на склон, собрались там и уже разливали по чашкам какое-то варево.
— Двенадцать деревьев? — сармат ещё раз пересчитал разложенные у обрыва половины стволов. Это были в основном деревья-валуны, по два метра в поперечнике, и ещё пара «бочек» — по три метра в длину. Их сложили в стороне от лагеря и так оставили — непохоже было, что кто-то собирается удалять остатки внутренних волокон, ошкуривать брёвна или хотя бы ехать за новыми.
— Как видишь, работа идёт, — Айзек кивнул на обрубки. Его довольная усмешка заставила Гедимина сузить глаза. «Это он называет работой⁈»
— Двенадцать деревьев? Это всё на сегодня? — он оглянулся на верещащих аборигенов. Бронны собрались своей «стаей», поодаль от Скогнов, но и те вынесли какие-то бочонки и кувшины и наполняли чашки. Дудки завыли громче прежнего, кто-то завопил, приблизительно попадая в ритм их воя.
— Завтра тоже будет день, — пожал плечами Айзек, думая уже о чём-то своём. — Деревья срублены, осталось их вывезти. В крайнем случае это можно сделать после нергета — какая разница, где они пройдут обжиг?
— А, — Гедимин немного успокоился. — Если всё срублено — ладно, пусть лежит… Может, нам самим съездить за брёвнами? Всё равно бронеход стоит без дела…
— Кочевники не уходят из долины, — Айзек резко качнул головой. — Дровосеки видели их разведчиков на холмах. Бронны уже не надеялись, что обойдётся без драки.
— Has— sulu, — еле слышно пробормотал Гедимин, глядя на дальний холм. Откуда-то из-за горизонта донёсся трубный рёв «трилобита».
…Мокрую пластину окутал водяной пар. Гедимин держал её на весу и разглядывал тёмно-синюю поверхность, припорошенную чёрной «пылью». Даже после застывания микроскопические крошки кейека были хорошо заметны.
— Шестьсот кельвин, — сармат разомкнул «щупы» анализатора и тщательно вытер пластину, уже и так практически высохшую. Вторая висела на штативе, погружённая в контейнер с бурлящей водой. Гедимин выловил и её, протёр ветошью и положил отдельно от других готовых деталей. «Теперь — насадить на рукояти…»
— Вся горячая, и везде — одинаково, — пробормотал Вепуат, проводя пальцем над заготовкой. Дрон, повисший под потолком, негромко пискнул и снизился. Гедимин отодвинул его и зажал пластину в тисках. Деревянные рукоятки он прокипятил в расплаве сеша — это вроде бы закрыло поры и несколько защитило от набухания и ксенобактерий. Лучевой резак медленно подогревал заготовку, расширяя проёмы под рукоять; выждав ещё немного, сармат вогнал её в отверстия и опустил пластину в воду. Его руки окутал пар.
— Не греется? — Вепуат снова влез под локоть, и сармат щёлкнул по воздуху, выдав разведчику символический щелбан. — Ну дай потрогать! Ага, нормально…
— Куда⁈ — Гедимин, увидев, что он снимает перчатку, крепко сцапал его за запястье, а свободной рукой отодвинул нагреватель подальше. — А ну надень!
— Тихо! — Вепуат, прекратив сопротивление, изобразил ухмылку. — Просто хотел проверить, как оно на голую руку. Филки же мыться будут без скафандров, так?
Гедимин поморщился, но пальцы разжал.
— Вот и зови филка для проверки. А нам руки жечь незачем.
Он прикрепил к обсохшей рукояти термодатчик и снова сунул нагреватель в воду. «Нагрев от самой пластины, плюс пар, плюс влажность. Проверить итоговое воздействие…»
— Гедимин, — Вепуат отозвал дрон, больше не совал голые руки в опасную область, но от стола не отходил — пластины из сплава металла и кейека всё не давали ему покоя. — Всё-таки рискованно оставлять их непомеченными. На вид — металл как металл. Схватится кто-нибудь из аборигенов, руку сожжёт…
Гедимин недовольно сощурился.
— Думаешь, пара значков на металле их остановит? Если они хватаются за всё подряд…
Вепуат пожал плечами.
— Предупредить-то надо. Как оповещающие знаки там, где работают ликвидаторы. Сам знаешь, не все их замечают, но в инструкции сказано — оповестить…
Гедимин еле слышно хмыкнул и снова зажал пластину в тисках. «Резьба или чеканка? Резьба уменьшит массу…»
— Как там выглядит правильный символ?
Местный знак «огнеопасно» был простым — символическое изображение огненного ореола, похожее на трёхслойную луковицу. Гедимин вычеканил его с двух сторон, ровно по центру пластины, и положил её так, чтобы Вепуат мог разглядеть.
— А хорошо выглядит, — заметил разведчик и внезапно смутился. — Ну… хорошо, когда вещи выглядят приятно, не находишь?
— Не подходи так близко к Маккензи, — буркнул Гедимин, выбивая символ на второй пластине. — Он заразный.
Вторая пластина, «украшенная» с двух сторон, легла рядом с первой, и сармат уже убирал руку и отворачивался от готовых «механизмов», как что-то показалось ему странным. Он остановился, медленно поднёс палец к металлу и изумлённо мигнул. «Нагрев усилился⁈»
Секунду спустя Гедимин стоял над пластинами с анализатором и растерянно смотрел то на них, то на экран. «Девятьсот кельвин? Откуда⁈ Только что было шестьсот…»
Металл из тёмно-синего стал коричневатым, чёрные точки побагровели. Температура больше не росла — какая-то внутренняя реакция стабилизировалась, но не прекратилась. «Не остывает,» — думал Гедимин, снова замеряя нагрев в разных точках и убеждаясь, что пластины накалены равномерно. «Из-за чего такая вспышка? Чеканка сдавила кейековые зёрна, вызвала реакцию? Да не было там стольких зёрен…»
— Аж светится, — прошептал Вепуат, завороженно глядя на металл. — Гедимин, чего это они?
— Чтоб я знал, — пробормотал ремонтник, включая лучевой резак. «Если реакция идёт по всей пластине…»
Кромка, срезанная с нижней части нагревателя, медленно потемнела. Свечение пропало, кейековая пыль почернела. Гедимин поднёс к ней анализатор и помянул про себя уран и торий. «Значит, реакция в определённой области…»
Он выпустил «щупы» дозиметра и осторожно накрыл ими вычеканенный знак. На экране замелькали цифры. Пластина излучала в омикрон-диапазоне — слабо, но гораздо сильнее, чем полагалось такому мизерному количеству кейека; и ещё здесь пульсировала «сигма», вычерчивая длинную сложную кривую в пределах полусотни микрокьюгенов. Гедимин поднёс дозиметр к нижнему краю пластины, — на экране было то же самое. Излучал весь металлический лист, и стрелка-указатель не качалась в поисках сильнейшего источника, а чётко указывала на нагреватель.
«Такая сильная реакция из-за ничтожного сдавливания? Невозможно…» — Гедимин выключил дозиметр и указал на пластины Вепуату — «Контрольный замер!» Пока разведчик снимал показания, сармат забрал металлический обрезок, замерил его излучение и помянул уран и торий уже вслух. Только что этот фрагмент светился вместе со всей пластиной; сейчас он не показывал ничего.