— За бригадой, — ответил Вепуат; его голос едва заметно дрогнул. — Псих! А если бы оторвало по локоть⁈
Гедимин презрительно фыркнул.
— Там нечему было взрываться! Просто камни и дурацкие рисун… — он осёкся и медленно сузил глаза. «И просто чеканка по металлу. Один дурацкий рисунок — плюс триста градусов из вакуума, второй дурац…» — он пошевелил ушибленными пальцами и досадливо поморщился. «Не нравится мне всё это. Совсем не нравится…»
— Ага, ага, нечему, — закивал Вепуат, пряча взгляд и старательно выискивая что-то в нишах брони. — Пока бригада едет… давай-ка руку под поле. Налью на тебя анестетик — что тебе зря мучаться?
…Когда бригада подъехала, рука уже не ныла, только чесалась изнутри, по ушибленным суставам. Гедимин встал с бревна, кивнул рабочим на расколотые деревья и отошёл вместе с Вепуатом к соседним зарослям. «Трилобиты», нащёлкав и нашипев на приехавших Броннов, потянулись хоботками к «кустам» — колонии молодых, с два кулака размером, деревьев-валунов.
— Спущу поохотиться… — Вепуат ослабил ремни, и оба существа по середину туловища зарылись в шевелящиеся листья. В кустах захлюпало — с таким звуком «трилобиты» втягивали хоботками добычу.
Гедимин смотрел, щурясь, на каменные топоры Броннов. С рэссеновым долотом явился только один, в самой мохнатой шапке. Он пробивал отверстия под крюки и тросы — довольно аккуратно, не раскалывая древесину по волокнам. Тягловые звери, дожидаясь, пока их нагрузят, паслись в кустах, вокруг бродили копейщики, подозрительно осматриваясь по сторонам. Гедимин, стараясь не глядеть на оплавленную перчатку, изучал крюки и тросы. Никакого металла или синтетики, — чьи-то кости и растительное волокно…
— А ничего у них верёвки, — тихо заметил Вепуат, глядя, как тросы продёргивают сквозь отверстия, нанизывая цепочку расколотых брёвен. — Каждая такая штучка центнера два весит…
«Общая нагрузка — до полутора тонн,» — прикинул в уме Гедимин, когда первая цепочка сдвинулась с места. «А с учётом трения… И это ведь не предел…»
Он взял в руки оставленный без присмотра крюк и провёл когтем по тёмной поверхности. Загнутые выросты из него торчали во все стороны без симметрии и какого-либо смысла. Гедимин попытался представить, частью какого животного эта кость была, и для чего она ему служила, но быстро сдался. «Тоже полезная штука. Пригодится для подъёмника…»
Второй нагруженный зверь сдвинулся с места. На спину ему свалили подвядшие листья и корзины с волокном, выдранным из стволов. Скогны-копейщики двинулись было к нему, но Вепуат, шагнув к зверю, махнул им рукой, и они отстали. Бронн-погонщик с опаской покосился на сарматов и потыкал животное палочкой, направляя его вверх по ущелью. Вепуат оглянулся на Гедимина и помахал уже ему — «иди!»
— Проводим груз на базу, — хмыкнул он, укорачивая на ходу ремешки «трилобитов». — Здесь делать уже нечего.
— Другие вырубки, — Гедимин оглянулся через плечо и угрюмо сощурился. — Надо будет и туда зайти. Сами Бронны не разминируют…
Едва впереди показалась плоская вершина Сарматского холма, Гедимин увидел яркую белую вспышку — в верхней точке подъёма с посохом в лапах стоял гигантский «богомол», и навершие посоха горело белым огнём. Рядом, крепко сжав кулаки, навис над тропой Кенен Гварза. Увидев его, Вепуат покосился на Гедимина и еле слышно хмыкнул.
— А они ведь уже в курсе…
— Два дебила, — лишённым выражения голосом «поприветствовал» сарматов Гварза. — Кисть раздроблена?
— Лёгкий ушиб, — отозвался помрачневший Вепуат. — С каких пор исследования…
Гварза грохнул кулаком о кулак.
— Оба в шатёр — и чтоб я вас тут не видел! Это ж надо было додуматься…
Гедимин пожал плечами.
— Я разминировал вырубку, — угрюмо сказал он, потирая зудящую ладонь. — Ты, раз такой умный, скажи…
— Ради всех богов! — посох Гора качнулся в сторону, отделяя сарматов друг от друга. — Дим-мин ранен. Не надо устраивать свару. Это моя вина — я задержался, не зная, что тут беда, и оставил вас без помощи. Я пойду с Броннами и уничтожу оставшиеся знаки.
«А у него, наверное, свой способ,» — думал Гедимин, глядя стражу вслед. «Не такой рискованный. Бронны тогда ещё говорили, что стражи умеют… Hasu! Кто-нибудь объяснит мне, что за бред тут творится⁈»
Вепуат тронул его за плечо и кивнул на попискивающего Скогна — тот незаметно подошёл к сарматам вплотную и что-то рассказывал им, запрокинув голову и щёлкая когтями. Судя по одежде, это был кто-то из местных «служащих» — возможно, повар.
— Гор принёс пузыри с церой, — перевёл Вепуат. — Оставил на волокуше. Это для тебя — ты вроде просил.
Гедимин не сразу вспомнил, о чём речь.
— А… ну да, цера, — пробормотал он, разглядывая сшитую из кожи сумку — такую, что сармату была бы впору, а Бронн или Скогн за ней целиком бы спрятались. Абориген растянул ремни, показывая «пузыри» — туго перевязанные ёмкости из чего-то блестящего, слегка похожего на скирлин.
— А это животное я не видел, — Вепуат покосился на экран передатчика. — Хотя ДНК знакомое. Споры видел, а взрослую особь — нет. Это что-то вроде плавательного пузыря… или мочевого, Саргон их разберёт…
Гедимин взвесил «пакеты» с минеральным сырьём на ладони. Один был заметно больше другого, а светящегося «редкозема» там было совсем мало — видимо, это и была «дрянная цера». Меньший пузырь, впрочем, тоже не светился…
— Как рука? — спросил, нарушив молчание, Вепуат. — Ещё анестетика подбросить?
Гедимин качнул головой.
— Не отвалится. Работать надо…
…Жилой шатёр был перекошен — что-то выбило несколько опор по периметру. Заглянув внутрь, Гедимин увидел разбросанные подстилки и ямку в гравии — очередной прыгающий червяк, похоже, вылетел именно здесь. Сармат, недовольно щурясь, поправил опоры, пинком разровнял подстилки и пошёл дальше. «Что они тут ищут? Ладно бы едой пахло…»
Рядом с лабораторным шатром тоже виднелась ямка характерной формы. В помещение Гедимин входил, уже настороженный, и сразу заметил слегка покосившийся стол и просевший слой подстилок — что-то снизу на большой скорости врезалось в опору, нырнуло обратно, и гравий от его движений опустился на несколько сантиметров вместе со всем, что было над ним. Подсыпав камешков под опору и выровняв стол, сармат уже с опаской заглянул под защитное поле. Установка работала, камень понемногу стачивался, вращение замедлилось на десятые доли секунды — тросы уже начинали провисать. Ненадолго перекрыв клапаны и подтянув канаты, Гедимин сел за стол и задумчиво сощурился. В углу среди прочих запасов лежали «пузыри» с церой; сармат покосился на них и покачал головой. «Подождёт. Есть дела поважнее. Рисунки… на камнях, металле и прочих поверхностях. Я должен выяснить, как это работает.»
Он выдрал три листка из ежедневника и прикрепил их к столешнице. Знаки огня и льда можно было срисовать с натуры — прямо с бочонков с опасным сырьём. Отметив про себя, что бочонки от нанесённых символов не нагреваются и не холодеют (Гедимин специально проверил их, сравнив с другими деревяшками в шатре и обнаружив между делом, что кости-опоры на пару градусов теплее столешницы), сармат задумался, вспоминая, как выглядит «взрывающийся» знак. Ему было слегка не по себе, пока он его рисовал; несколько раз он замечал, что рука замедляет движение, сердито фыркал и продолжал выводить фрагменты «расколотого» символа. Когда рисунок был закончен, сармат, быстро оглянувшись через плечо, с силой надавил на листок ладонью. Ничего не произошло.
«Как я и говорил — просто дурацкий значок,» — Гедимин покосился на оплавленную перчатку, поморщился и выложил на стол скомканные белые листья какого-то местного растения. Здесь они «шли» вместо пластиковых пакетов, и на них, как сармат помнил, тоже часто рисовали разные значки. Они даже немного просвечивали — можно было, наложив их на бумагу, обводить проступающие контуры…
Листок со знаком огня оставался холодным — сармат выждал пять минут перед контрольным замером и увидел на термометре те же цифры. Что бы ни заставило взрываться камни, на бумагу и белые листья оно, очевидно, не действовало. Гедимин, помяв в оплавленной ладони обрывок со взрывающимся символом, озадаченно хмыкнул и огляделся по сторонам. «Нужны другие материалы…»
Подходящий краситель он искать не стал — просто выскабливал символы резцом, сперва на деревяшках — остатках прокалённого дерева, потом — на подобранных камешках. На столе выстроились ровные ряды образцов — древесина, минералы, металл… Серого камня, на котором рисовали нергоны, Гедимин не нашёл — минерал всё-таки был не из Сфена Земли. Покончив с выплавлением значков на расплющенных каплях рэссены, сармат тяжело вздохнул и взялся за анализатор. «Взрываться ничего не взрывается. Проверим температуру…»
Он хотел выкинуть бесполезные образцы, но, вспомнив о технике безопасности, ссыпал их в пустой мешок и повесил у входа. Несколько секунд он стоял у стола, бессмысленно царапая когтем столешницу, потом со вздохом потянулся за остатками экзотермного сплава. «Пока результат нулевой. Возможно, дело в материале…»
Небольшие металлические фрагменты не обжигали пальцы — только слабо согревали: их температура немногим отличалась от средней внутри шатра. Гедимин начал с символа огня, только в этот раз не чеканил, а чертил — расплющенной палочкой и остатками жёлтого ксенофторида, яркой и довольно въедливой краской. Закончив, он подозрительно сощурился на вкрапления кейека — они вроде бы немного побурели… «Возможно, жёлтый цвет рядом даёт такой эффект,» — подумал сармат, осторожно смыкая вокруг образца «щупы» анализатора. «Фрагмент весь им изрисо… Уран и торий!»
Кусок металла был нагрет до полусотни градусов — пальцы сквозь перчатку уже ощущали тепло, переходящее в жар. «Мать моя колба…» — Гедимин, растерянно качая головой, поднял образец на ладони. Он не остывал, даже брошенный в воду, — жидкость нагрелась, начала согревать стенки контейнера, а фрагмент оставался таким же горячим. «Работает. Снова работает. Простой рисунок…» — сармат оглянулся на мешок с бесполезными образцами. «Ладно, опробуем другой символ…»