— Ничего нового, — ответил Гедимин, поднимаясь на ноги. — Органику растворило, соли впитались, испарения сдуло. Ни одного нового атома…
Он покосился на сизое небо. Вспышки практически угасли, но расщелины среди серых и синеватых складок ещё посвечивали. Свет был белым, с очень слабыми оттенками зелени и желтизны; розовый пропал вовсе.
— Затишье, — пробормотал сармат. — Я пойду работать. Филков выпустим?
— Можно, — согласился Вепуат. — Посмотришь, что у тебя в чашках? Тут всё так быстро впитывается. А мне интересно, что получилось в итоге. Семь реагентов из одной тучи!
«Из семи туч,» — угрюмо сощурился Гедимин. «И все они образовались в разных местах. И не смешались между собой даже сейчас — иначе все реакции прошли бы ещё в воздухе. Не знаю, как тут вообще что-то выживает, в этом бредовом мире. Надо посмотреть, что с деревьями…»
Дверь барака была закрыта изнутри на засов. Гедимин погремел бронёй, Вепуат прошёл вдоль стен с воплями «Heta!» и «Отбой!», но реакции не последовало. Сарматы, переглянувшись и пожав плечами, двинулись к обрыву.
Столярная мастерская уже была открыта; котёл на улицу не вытащили, но Бронны выбрались — и возились с кожаными поддонами, вытряхивая из них зеленоватую пыль. Собирали её осторожно, стараясь не просыпать мимо мешочка, и, кажется, были довольны собранным и его количеством.
— Ждут следующего дождя, — хмыкнул Вепуат, глядя, как Бронны расставляют пустые поддоны по прежним местам — или переносят на более подходящие точки. Кто-то пытался соскоблить зеленоватые кристаллы с плоского камня. Для них принесли отдельный мешочек. «Более грязное сырьё,» — подумал Гедимин с невольной ухмылкой. «С примесями… Кажется, эта зелёная пыль для чего-то нужна. Проверю чашки…»
— Эй, там! — донёсся из-под посветлевшего дырявого купола голос Гварзы. — Не расходиться!
— В небе тихо, — отозвался Вепуат. — Пока нет вспышек, бояться нечего. Ты не собирал зелёный осадок?
Гварза сердито фыркнул.
— С вами тут сам выпадешь в осадок! Не разбегаться, быть в пределах видимости, — оба слышали?
Гедимин поморщился.
— А филки всё-таки вышли, — еле слышно сказал Вепуат, прислушиваясь к шуму лагеря. — Айзек до них докричался. Мы с тобой, видно, менее убедительны.
Гедимин остановился у ямы. На её дне лежала каменная чаша-металлосборник, частично засыпанная гравием, — бурно исходящий пар разбрасывал камешки, и часть улетела на дно. Они лежали там, наполовину погружённые в мелкие зеленовато-серые кристаллы. Ветер не выдул их из углубления, — Гедимин набрал целую горсть и ещё немного наскрёб по стенкам.
— А то, что собрано со шкур, сильно светлее, — заметил Вепуат. — Там какая-то ещё реакция идёт, которой на камнях нет. Но и это вроде годится. Только я не понял, для чего. Пойду спрошу.
Гедимин покосился на контейнер из чёрного стекла, доверху наполненный порошком, и пожал плечами.
— Это, наверное, для Айзека. Не по моей части. Разве что реагирует на омикрон или сигму.
— Проверь, — кивнул ему Вепуат. — Ты собери, что осталось, а я — к местным.
…Ни на «омикрон», ни на «сигму» мелкие кристаллы не реагировали — ни по одному, ни в массе. Светиться, как цера, излучать или поглощать тепло они тоже отказывались. Гедимин, потеряв к ним всякий интерес, поставил контейнеры на край стола и придвинул к себе стопку подсушенных листьев. Статистика по вращению плоских тел понемногу накапливалась; пока что сармат знал, что треугольные насадки прочнее всех, а многоугольные постепенно приближаются по взрывчатости к круглым. «Интересно то, что эту штуку можно размотать обратно,» — думал Гедимин, вырезая из листа примитивные шестерни. «Даже для такого непрочного объекта. Диск из рэссены, наверное, сотню оборотов выдержит. Можно делать крепёж с винтовой резьбой. Взорваться не успеет. Да и вентили нормальные тоже…»
В шатёр вошёл Вепуат.
— Снаружи тихо, — доложил он. — Даже Гварза почти успокоился. Айзек через пару часов уезжает — ничего от него не надо?
Гедимин пожал плечами.
— Мне надо из чего-то сделать объёмные насадки. Что-то непрочное и лёгкое в обработке. Грязь какая-нибудь, что ли…
— Угу, — кивнул Вепуат, разглядывая обрывки листьев на полу. — Что-то такое было. А тот ипроновый кругляш уже взорвался?
Гедимин кивнул на кювету с мягкой подложкой. Золотистый диск лежал там, на самом видном месте, — как остров стабильности посреди бредового мира.
— Как-нибудь сделаю привод и оставлю его вертеться на неделю, — пообещал он. — Ипрон, похоже, не реагирует ни на что. Не участвует ни в каких странностях… Может, сделать из него все ключевые узлы?
Вепуат хмыкнул.
— Не думаю, что у них столько есть. Он даже тут редкость… А что с зелёной пылью? По твоей части или нет?
Гедимин качнул головой.
— Можешь забрать. Что это вообще за штука?
— Часть моющего состава, — ответил Вепуат. — Вроде бы основная. Той грязи, которой наши филки моются, помнишь? Ещё её смешивают с песком и волокнами и чистят всякие вещи. И шкуры в ней замачивают, чтобы шерсть и чешуя легче сходили. В общем, полезная штука.
— Ага, — кивнул Гедимин, вспомнив «грязь», которой натирались несчастные филки. Вроде бы кожа с них пока не слезала.
— Отнеси Айзеку, — попросил он, протянув Вепуату контейнеры. — Пусть разберётся в составе и сделает своё мыло. Не такое поганое на вид.
…Шарики и кубики, слепленные из странного сиреневого ила, подсыхали в горячем воздухе. Гедимин, поднявшись из-за стола, смотрел на небо. Сквозь отверстие в крыше были видны темнеющие сизые складки и слабо вспыхивающие разломы. «Гроза приближается,» — думал сармат, глядя на подстилки в шатре. Некоторые из них были сильно похожи на те шкуры, в которые аборигены собирали зелёную пыль. «Положу вот это на дно чаши. Посмотрим, какое вещество получится. Пусть у Айзека будут все образцы. Моющее средство — штука полезная.»
10 день Мрака, месяц Мысли. Равнина, Сфен Земли, долина Элид
Гедимин заворочался на подстилках, наткнулся на стол и нехотя открыл глаза. Над головой светил зелёный шар. Снаружи тихо шуршал гравий, попискивали пробегающие мимо зверьки, издалека доносился спокойный голос Айзека, и хрюкали друг на друга «трилобиты», разминая крылья. Гедимин поднялся на ноги, взглянул на часы и озадаченно хмыкнул. «Второй час утра. Никто не разбудил…» — он встряхнулся, отгоняя сонную одурь, и потянулся за флягой с водой. «Значит, пока тихо. Темень… Это снаружи затмение или ещё нет?»
Он посмотрел в дырку в крыше. Небо над ней было иссиня-чёрным, и по нему медленно расходились тонкие, едва заметные концентрические круги — серебристые с прозеленью. «Красиво,» — подумал Гедимин, наблюдая, как тает слабое свечение. «Как треки сигма-квантов на защитном куполе.»
В шатёр заглянул Бронн-уборщик, пискнул что-то приветственное и, подобрав подстилки, на которых недавно лежал сармат, выскользнул на улицу. Гедимин откинул полог и проводил его взглядом. Бронны сновали по лагерю, никуда не прячась, и особо испуганными не выглядели — только уши плотно прижимались к голове, не высовываясь из-под капюшонов.
«Понятно. Ну, хорошо. Хотя бы от затмений они не зарываются в землю. Может, Текк’ты вернутся к работе. Им-то какая разница, светло наверху или темно?» — со слабой надеждой думал Гедимин, устраиваясь за столом. За ночь кто-то прибрался в лаборатории — мелкие ошмётки сухой глины под ногами больше не валялись, крупные уже размокли — можно было заново лепить насадки для экспериментальной установки. Гедимин придирчиво осмотрел вал, недовольно сощурился и достал из ящика новую палку. «Третий за день. Глина взрывается сильнее. А с прочностью у неё не очень. Двенадцать оборотов — предел. Чуть больше, чем у листа. А ведь должна быть гораздо прочнее…» — сармат перевёл задумчивый взгляд на таблицу с результатами опытов. Вчера он взорвал много заготовок — как плоских, так и объёмных.
«Видимо, на объём „наматывается“ больше этой… энергии, или что у них тут,» — Гедимин покосился на молчащий дозиметр и досадливо сощурился. «Мне бы хоть что-нибудь для её измерения. А то так вслепую долго можно тыкать…»
Он взял с поддона глиняный кубик, покосился на едва заметную насечку на ребре и надел очередную насадку на вал. Над установкой поднялся купол защитного поля. «Ещё один прогон…»
— А, вот ты где, — Айзек откинул полог и зашёл в шатёр. — И спишь тут? Не тесно?
Гедимин аккуратно раскрутил кубик в обратную сторону, отсчитывая обороты, — эксперимент пока откладывался, и взрывчатую «энергию» надо было размотать.
— Что там, снаружи? Затмение? — спросил он, остановив вращение насадки. Айзек покосился на неё и еле слышно хмыкнул.
— Утро. Но светлее уже не станет. До завтрашнего дня — точно. Ты был в душевой? Если нет — сходи. Она нам снова будет нужна.
«А. Значит, местных я переоценил. Снова будут прятки,» — Гедимин досадливо поморщился.
— Нам? Ты про аборигенов? — уточнил он со слабой ухмылкой. Айзек качнул головой.
— Нам всем. Аборигенам, филкам… ну, и нашей четвёрке. Страж навряд ли придёт. Но там и без него будет тесно.
Гедимин мигнул.
— Филкам? А это зачем? Так боятся темноты? Они ж не дикари, чтоб не знать астроно…
Он осёкся — на плоской Равнине затмения, чем бы они ни вызывались, определённо не были связаны с движением планет относительно звёзд. «Тут, скорее всего, реактор стопо… Да нет, навряд ли. Никто его не стопорит. Не открывают коридор оттока, и всё. Обычное отключение энергоподачи. Местные нервничают, ладно. А мы чего?»
Айзек молча смотрел на него и был предельно серьёзен.
— У тебя поддоны готовы? — спросил он, когда Гедимин стёр с лица ухмылку. — А факелов много? Доставай всё, и идём. Надо посмотреть на месте, как всё это лучше распределить.
Когда Гедимин с охапкой поддонов, натёртых светящимся жиром, вышел к душевой, её двери были открыты настежь, а внутри горел свет — более яркий, чем обычно, будто кто-то натыкал в пазы лишних фонарей.