«Прозрачное стекло с отличными характеристиками,» — сармат зачерпнул со дна, не выбирая, и высыпал в свёрнутый на ходу пузырь защитного поля. «Никому не нужно. Химическая промышленность отсутствует. Даже украшения никому не… А, уран и торий! Скогны, может, делали бы украшения. Но кто их сюда пустит⁈»
Он не заметил, как пузырь наполнился. Слой «стекляшек» под ногами не уменьшился и на сантиметр. Гедимин повернулся к скалам — за ними, на верхнем валу, светились силуэты аборигенов. Сэта молча наблюдали за сарматом, но близко не подходили.
— Скажи им «спасибо», — буркнул Гедимин, выбираясь на край вала и поворачиваясь к Вепуату. — Чего щуришься? Нам что, сырьё уже не нужно?
— Да нужно, нужно, — пробормотал Вепуат, странно дёрнув плечом. Из-под его респиратора донеслись странные шелестящие звуки. Сэта, остановившиеся неподалёку, ответили негромким потрескиванием. На пузырь, наполненный «стеклом», они даже не взглянули — смотрели только на «трилобитов», мелькающих над кратером. Животные снизились и шныряли среди скальных зубцов, то и дело пропадая из виду.
— Там полтора метра этого минерала, — сказал Гедимин, глядя на прозрачные осколки. «Сразу сделаю мерные ёмкости. И посуду. И колбы для фонарей.»
— Он, наверное, столетиями там копился…
Прикрепив «мешок» к скафандру, сармат перевёл взгляд на аборигенов. Их занимали только полёты «трилобитов» — и, кажется, им было весело. Одеты все были преимущественно в ремешки и бусы — и Гедимин далеко не сразу нашёл бусину, сделанную из мутноватого стекла.
— Они ведь знают, что это за вещество, — пробормотал сармат. — Даже умеют обрабатывать… Вепуат! Спроси — они собирают осколки в этих ямах? Это вещество для чего-нибудь им нужно?
Разведчик, уже поднявший руку для подзыва «трилобитов», недовольно фыркнул.
— Вот же тебе нет покоя… Ладно, спрошу. Но в цех не набивайся — мы и так тут засиделись.
Гедимин сощурился, но промолчал. Он слушал тихий шорох и треск — сперва из-под шлема Вепуата, затем — из едва приоткрытых пастей странных существ. Они почти не шевелили языком при разговоре — только нижняя челюсть подёргивалась, то опускаясь, то приподнимаясь.
— В эти ямы приходят за красивыми осколками, — заговорил наконец Вепуат. — За целой скорлупой, если она сохранилась. Половина или четверть — тоже неплохо. Мелкие осколки годятся на стрелы и для ловушек. Очень тяжело поранишься, если в такую попадёшь. Ты взял много осколков, и ни одного красивого. Сэта думают — ты хочешь сделать ловушки для защиты Пламени. Или вооружить целую армию.
Гедимин мигнул.
— Спроси — они умеют переплавлять стекло? Делать отливки, выдувать пузыри? — быстро спросил он, глядя на бусину, прикрепленную к браслету из серебристых нитей. Это стекло было очень мутным, с грязью и микроскопическими кавернами, будто стеклянную массу плавили прямо на земле и скатывали в шарик вместе с пеплом. «Необработанные осколки — и то чище,» — думал Гедимин. «Что-то у них не то с технологией…»
Треск стал громче. Сэта с бусиной тронул её когтем, показывая что-то Вепуату. Тот издал короткий шелестящий звук и повернулся к Гедимину.
— Эти осколки плавятся. Даже легче, чем рэссена. Этот Сэта знает другого, который так делает. Но редко. Отливки из рэссены — прочные. А эти осколки, если их переплавить, будут хрупкими и мутными. Тот Сэта иногда делает бусины. Хорошие получаются редко.
Гедимин кивнул. «Понятно. Они не могут очистить воздух. Слишком много примесей попадает в расплав. Стекло к ним чувствительно. Надо подумать, как устроить фильтрацию…»
— Сэта говорят, чтобы ты был осторожен с ловушками, — сказал Вепуат, пристёгивая к скафандру шлейки — все «трилобиты» уже устроились на его плечах. — Твою броню не порежет, а жёлтую одежду — легко. Идём, а? Ты вроде работать собирался…
Гедимин недовольно сощурился, хотел что-то сказать, но вовремя заметил, что жёлтый свет погас — Сэта растаяли в воздухе. «Переместились с огнём,» — невесело ухмыльнулся он. «И опять я не проследил…»
— Идём, — буркнул он. — Значит, с выдуванием стеклянной массы они незнакомы…
— Ты их челюсти видел? — спросил Вепуат. — Хорошо рассмотрел? Я думаю — у них просто физически не выйдет. А у Скогнов, может, и вышло бы… Тьфу! Гедимин, тебя Айзек о чём просил⁈ Не тащить сюда никаких новшеств!
Гедимин смерил его озадаченным взглядом — он задумался об очистке воздуха и о форме мундштука под вытянутые многозубые челюсти и, кажется, пропустил в рассуждениях Вепуата какое-то звено.
— Это всё решаемо, — пробормотал он, снова погружаясь в свои мысли. Вепуат, сердито фыркнув, толкнул его в бок.
— Держи свою ксеноорганику! — он сунул Гедимину дохлое существо с ядовитыми шипами. — Идём, идём, не время улетать на Энцелад!
…Дохлый летучий хищник ещё болтался на броне Гедимина, когда сармат ввалился в лабораторию с охапкой «стекла» в руках; если бы хвост не зацепился за скобу, он о зверьке и не вспомнил бы. Досадливо щурясь, он сбросил тушку на стол Вепуата, мельком подумал, что надо будет поискать Айзека и отдать образец ему в руки, но тут же забыл и об Айзеке, и обо всей равнинной фауне. Литейная станция была свободна; тигли остыли до комнатной температуры — ими, похоже, давно не пользовались. Гедимин, оставив гору промытого «стекла» на столе, пару минут возился с настройками, — материал был редкий, в стандартные режимы ещё не занесённый, и сармат вспоминал его характеристики на ходу. «Здесь пройдёт сброс шлака,» — отметил он промежуточную температуру и двинулся вверх по шкале. «Расплавление… ага, вот здесь оно станет достаточно пластичным. Настроить режим дутья…»
Он загрузил тигель до половины, когда за спиной насмешливо хмыкнули.
— Всё-таки разграбил Сфен Огня? И что сказали аборигены?
Гедимин, не оборачиваясь, локтем указал на вскрытый пузырь защитного поля. Там оставалось ещё много осколков — сармат успел вынуть едва ли четвёртую часть.
— Можешь взять половину. Хорошие характеристики, — сказал он, загружая полупустой тигель. — Сделаешь нормальные лицевые щитки. Прочные, с примесью ипрона. Дурацкие плёнки ни от чего не защищают.
Кенен Гварза, хмыкнув, запустил руку в пузырь, вынул крупный осколок и повертел его в пальцах.
— Допустим… — пробормотал он. — А что с твоими плёнками? Ещё в реакторе? Выгорели в золу?
Гедимин, оторванный от мыслей о свойствах равнинного «стекла» и сравнительных характеристиках оболочек твэлов, сердито фыркнул.
— Плёнки целы. Надо испытывать. Час на это уйдёт.
…Уходя от литейной станции, Гедимин быстро оглянулся на задвинутую переборку — никто не вломится в отсек? — и украдкой погладил тёплый кожух. После столкновения с местными «технологиями» — если это можно было так назвать — сармату каждый раз хотелось обнять лабораторное оборудование, и он с трудом сдерживался. «Не завидую я тем, кто тут останется,» — думал он, выбираясь из бронехода. «Одичают за пару месяцев.»
…Над столом поднялось защитное поле. Гедимин придвинул к себе кювету и, помедлив, осторожно снял с неё белесый колпак. Плёнки лежали внутри округлой горкой и, когда сармат их тронул, развернулись, а не рассыпались, — и прочность, и упругость сохранились даже после месяца облучения. Гедимин, настороженно щурясь, сжал весь комок в руке, покатал между ладонями, небрежно кинул на стол и выдернул три плёнки разных цветов. Вытянулись они не сразу, а когда клубок «отпустил» их, вылетели с щелчком. Сармат снова сжал их в кулаке и почти минуту сидел так, прислушиваясь к ощущениям. «Чутьё» молчало.
«Трещины и каверны отсутствуют…» — Гедимин накрутил плёнки на пальцы, взял концы другой рукой, с силой растянул и снова замер. «Эластичность… упругость… да, всё без изменений. Механическая прочность…» — он сжал пальцы в кулак и усилил натяжение. Жёлтая плёнка лопнула быстро, больно щёлкнув сармата по чувствительному участку. К тому моменту, как не выдержала и надорвалась красная, у Гедимина ныли плечи, а лицо покрылось испариной. Довольно хмыкнув, он бросил обрывки на стол и включил резак. «Проверить на экстремальные температуры и коррозионную стойкость.»
… — Гедимин!
— Кет, мать твоя колба!
В защитном поле, прикрывающем вход в шатёр, появилось прозрачное окошко. Снаружи в купол заглядывали два недовольных сармата. Гедимин, помянув про себя спаривание «макак», опустил сфалт (сегодня работающий лабораторным облучателем — кто растащил все лучевые источники, сармат ещё не выяснял) на стол и вскрыл поле изнутри. С края стола свисали закреплённые на струбцине эластомерные плёнки; под ними висел, не двигаясь, мифриловый стержень. Держали его над полом только силы бредового равнинного «магнетизма», но преодолеть их притяжение Гедимин не смог даже двумя руками — только помял себе ладонные щитки и едва не сломал струбцину.
— Ага, — кивнул сам себе Айзек, взглянув на установку и свисающий с неё стержень. — Вижу, что работает. Это облучённые плёнки?
— Угу, — отозвался Гедимин, поднимая сфалт со стола. Оба сармата стояли сбоку от него и под лучевой поток не попадали — а впереди, за установкой, кванты перехватывало защитное поле. Зелёный луч сверкнул, плёнки сжались, выдёргивая мифриловый сердечник из «магнитной» катушки, металлический стержень упал на подстилки и в них завяз.
— Месяц непрерывного облучения, — медленно проговорил Гварза, сжимая обмякшие тяжи в кулаке. — Признаков заражения нет, механическая прочность… Прочность проверил?
Гедимин молча развернул перед ним голограмму — страницу лабораторного журнала с недавними записями. Айзек придвинулся к нему, быстро пробежал взглядом по строчкам и тронул пальцем одну из них.
— Повышение температуры плавления?
— Полтора градуса, — признал Гедимин. — Несущественно…
— За месяц? — Айзек едва заметно сощурился. — Шестьдесят за год — это уже существенно.
— Предусмотреть ежегодную замену, — буркнул Гварза, растягивая эластомерные плёнки между пальцев. — Думаю, приемлемо. Айзек?
— Я бы сказал — да, — Айзек на секунду задумался. — Вопрос в том, насколько это может повлиять… Ладно. Экспериментальный реактор покажет. Гедимин, у тебя всё для него готово? Оболочки твэлов, система контроля, управления?