Насос вытянул из трубки остатки воздуха, и хвостовик просел в неё — его всосало в область вакуума. Металл зашипел под лучевым резаком — мифрил и чёрное стекло спекались намертво. Первая трубка, вторая, третья… Гедимин напряжённо вглядывался в свечение, ожидая белой или зелёной вспышки, но всё было спокойно. Ещё несколько секунд сармат держал ладонь на остывающих хвостовиках, потом выпрямился и шагнул назад. Стрелка под экраном дозиметра, качнувшись, упёрлась в опустевший повреждённый твэл — самим сильным источником излучения в этом ангаре были загрязнённые облучённые трубки. Контейнер, принявший в себя восемьдесят килограммов ирренция, слабо «фонил» в сигма-диапазоне — сигма-кванты не мог остановить даже реакторный рилкар. Гедимин опустил крышку, тронул фиксаторы, — теперь переносной «саркофаг» был закрыт герметично.
— Мея, — отрывисто приказал он, отступая ещё на шаг и поднимая руки перед собой. — На меня, на контейнер и на всё это. Пустой твэл — убрать!
…Ярко-красная масса, размазанная по ладоням, оставалась светлой — те несколько атомов, которые она, возможно, в себя вобрала, не могли заставить её потемнеть. Гедимин смотрел на красные пятна на палубе бронехода и недовольно щурился.
— Одним негерметичным стержнем загваздали всю машину. Маккензи, на кой ты его сюда притащил?
Маккензи только ухмыльнулся. Он уже сел по-хозяйски на матрас (впрочем, стараясь не прикасаться к размазанному дезактивирующему раствору) и теперь смотрел сверху вниз на сарматов, обступивших контейнер с твэлом. Айзек тщательно проверял кожух и, судя по тому, что на «саркофаг» до сих пор не нанесли меевый слой, ничего опасного не находил. «А я бы всё равно дезактивировал,» — думал Гедимин, угрюмо щурясь. «Надо же было, как последнему идиоту, грязными руками хватать крышку!»
— Веп, смотри сюда! — Кенен помахал Вепуату, отошедшему от контейнера. — Если эта штука не взорвётся по дороге — на той стороне вы снова будете возиться с Джедом. Запомнил, что делать? Сразу суй ему под нос твэл! Лучше, конечно, кусок ирренция — но если ты твэл расковыряешь, Джед сильно расстроится. Так что вытряхивай всё из контейнера и давай ему прямо в руки. Мигом очухается!
Гедимин двинулся к нему, но скинуть Маккензи с матраса не успел — тот сам проворно вышмыгнул из машины и уже снаружи, на безопасном расстоянии от Гедимина и Вепуата, громко фыркнул в респиратор.
— Джед! Ты никогда не изменишься. Эй, Кен, Айс, хватит искать то, чего нет. Грузите это сокровище в машину. Джед, как водится, не пьёт — а остальным я предлагаю бурбон, — Кенен похлопал по пластинам брони, под которыми угадывались очертания контейнера, непохожего на штатную флягу. — Надо бы принести сюда нормальную посуду для таких случаев…
Айзек покачал головой.
— В другой раз. Кенен, держи с другой стороны… Гедимин, сиди, мы справимся. Тебе удобно будет разгружать такой контейнер?
Гедимин кивнул. Он смотрел на золотистый «саркофаг», занесённый в шлюзовую камеру. «Красиво. Жаль, нельзя оставить на Равнине. А из местного стекла такое не сделаешь…»
38 день Мрака, месяц Мысли. Равнина, Сфен Земли, долина Элид, Элидген
Тошнота улеглась, но глаза открывать всё равно не хотелось. Гедимин протянул руку, на ощупь сдвинул защитное поле, коснулся контейнера и снова замер, уткнувшись лицом в матрас. Палуба плавно колыхалась, хотя бронеход давно остановился и даже открыл шлюзы.
— Лежи, — прошептал Вепуат, уложив его ладонь поудобнее на скользкий контейнер. — Ещё даже не стемнело. Успеешь всё запустить.
— Гедимину снова плохо от переезда, — услышал сармат негромкий голос Айзека. — Ждём, пока он придёт в себя. Может быть, у вас, стражей, есть какие-то снадобья? Чем это лечится?
— Дим-мину всегда будет плохо от переезда, — отозвался страж Гор, сухо щёлкнув жвалами. — Снадобья не помогут. Он должен сидеть в своём мире, а не болтаться по чужим. Тогда болезни не будет.
Гедимин хотел сощуриться, но глаза и так были закрыты, и он только помянул про себя спаривание «макак». «Нашёл же Айзек, у кого спросить,» — криво ухмыльнулся он. «И когда спросить — тоже нашёл. После утреннего разговора — как же, разбежится Гор помогать мне, жди…»
— Мы не по своей прихоти пришли в чужой мир, — сдержанно ответил Айзек. — Все мы далеко от дома — как и вы, стражи — но так плохо переносит переход только Гедимин. Неужели ни у кого из стражей никогда такого не было?
— Такие не становятся стражами, — отозвался Гор. — Они врастают в свои миры. С ними живут и умирают. Конечно, от переходов им будет плохо.
Монотонный голос затих вдали. Вепуат, склонившись над Гедимином, громко фыркнул.
— А ведь он до сих пор злится, что ты не дал устроить резню! Ты за войну сколько раз открывал порталы? Сотни, тысячи? И что, каждый раз по два часа лежал пластом?
Гедимин, собрав все силы, сел на матрасе и открыл глаза. Палуба качнулась, но тут же замерла. «Ещё полчаса, и можно работать,» — прикинул он про себя. «Лучше не спешить. Там нужна хорошая координация.»
— Никуда я не врастаю, — буркнул он. — Вся эта ксенофауна и то, что у неё в голове… Saat hasulesh!
…Бронеход подъехал к открытой шахте вплотную. Рядом с ней Гедимин воткнул в гравий «факел», не полагаясь на свет из шлюза, — но в узкой жёлтой трубе, уходящей на пять метров вниз, всё равно было темно.
— Всех местных разогнали? — мрачно спросил сармат, оглядываясь на уходящие в темноту белесые стены. И шахту, и бронеход накрыли непрозрачным защитным полем, но с той стороны то и дело доносился взволнованный писк — вокруг сновали нхельви, а может, и кто покрупнее.
— Всё равно сбегутся, — отозвался Гварза, в последний раз осматривающий жёлтый «саркофаг». — Не сегодня, так завтра. Ну что, вскрывать?
…Фонарь выхватывал из темноты то жёлтую стенку и выступы на ней, то фрагмент чёрной трубки, то багровую выстилку под нижней решёткой — слой красного гзеша, смягчающий падение на спуске. Гедимин держал в руках жёсткий трос и слушал тихий скрежет — вот твэл вошёл в фиксирующие борозды, вот наконечники опустились в решётку… Последний слабый звук — и трос замер и отклонился в сторону: груз дошёл до нижней точки и там остановился, встав на фиксаторы.
— Есть, — бросил Гедимин, откладывая уже ненужный трос и опускаясь на уплотнённый гравий. В углубление опустился управляющий механизм — набор «магнитных» катушек, пока ещё пустых.
— Проверь снизу, — велел Айзек, вставая над шахтой. Щупы анализатора и дозиметра на его руках вытянулись над колодцем, почти скрестившись.
Внизу не изменилось ничего — разве что фон вырос на десяток микрокьюгенов. Гедимин посмотрел на дозиметр, на трубу из жёлтого камня, и налёг на заглушку. Она сдвинулась неожиданно легко — сармат даже испугался, не раскрошились ли направляющие от частых толчков — и в глаза Гедимину ударил зелёный свет. Твэл встал на место; управляющий стержень ещё не подняли, и вроде бы сильно светиться ему было не с чего, но свет просачивался сквозь блестящие чёрные трубки, отражался от них и отчётливо клубился вдоль тонких колонн. Гедимин рывком сдвинул височные пластины и поднёс к стержням ладонь. Кожу на миг обожгло. Тонкие волокна плотно обвили руку и задрожали, посекундно меняя температуру. Пальцы кольнуло.
«Он что, когти отрастил?» — подумалось Гедимину, и он криво ухмыльнулся. «Щупальца с шипами, мать моя пробирка… Тут даже ирренций мутирует!»
— Тихо, — прошептал он, осторожно погладив пальцем стержень. — Ты на Равнине. Тут странно. Привыкай. Оставить так до завтра или сразу запустить?
Сверху громко фыркнули.
— Сегодня — никаких запусков! — донёсся снаружи голос Гварзы. — Кету от переездов растрясло мозги. Подождём, пока встанут на место.
Следом фыркнул Айзек — но не насмешливо, а укоризненно.
— Не надо так, Кенен. Мне что, опять разнимать вас?
— Айзек, ты тут стоял. Ты всё слышал, — отозвался Гварза. — Кет обсуждает с реактором, когда его запускать. Если это проявление здравого рассудка…
Не договорив, он выразительно хмыкнул.
— Атомщик, поднимайся, — попросил Айзек. — С запуском лучше не спешить. Как тебе установка в целом? Теперь, с твэлом внутри, выглядит рабочей?
Гедимин нехотя убрал руку со стержней и плотно задвинул крышку люка. Невидимые волокна соскользнули с его пальцев, но задержались на висках и лбу — до самой поверхности, где сармат опустил височные пластины до упора.
— Пока всё спокойно, — сказал он, стараясь не встречаться взглядом с Гварзой. — Но нужен контроль. Я останусь тут на ночь. Айзек, можно взять из машины матрас? Дурацкие подстилки тут сразу скомкаются.
Айзек и Гварза быстро переглянулись.
— Гедимин, ты уверен, что… — командир коснулся пальцем виска. — Что постоянный контакт тебе не повредит?
Сармат пожал плечами. Он смотрел на шахту, всё ещё открытую. В ней тускло блестела управляющая конструкция — белый мифрил, жёлтый гзеш…
— Хранитель тут никогда не был. Может разволноваться. Меня он всё-таки знает. Может, так ему будет спокойнее.
Гварза еле слышно фыркнул.
— Услышал бы я такое года три назад…
Айзек бросил взгляд на мерцающее запястье и резко выдохнул.
— Хватит болтать! Тут зашкал по сигме!
Гедимин схватился за дозиметр. Его экран уже не мигал — светился ровным светом. «Одиннадцать кьюгенов. Чистая „сигма“… Hasu! Оно ещё и растёт…»
…Рост прекратился во втором часу ночи — в очередной раз выпав из беспокойной дрёмы и посмотрев на дозиметр, Гедимин увидел замершие цифры и слабую «рябь» в пределах десятка микрокьюгенов. Пульсацию он опознал мгновенно — так выглядел луч сигма-сканера, случайно зацепивший «щуп» дозиметра.
«Исследует,» — криво ухмыльнулся сармат, закрывая экран. В шахте снова стемнело — только узенькая полоска зеленоватого света наискось падала на матрас. Реактор был закрыт со всех сторон — обе крышки плотно задвинуты, вентиляция отключена. Гедимин проверил запасы воздуха и ухмыльнулся — перед спуском ему надавали столько баллонов, что хватило бы экипажу крейсера. «Сканирует округу,» — он дотянулся до полосы зеленоватого света и подставил под неё ладонь. Волокно, скользнувшее по ней, было чуть теплее кожи. «Очень заинтересован. Даже прервал контакт,» — сармат тронул висок, проверяя, подняты ли экранирующие пластины. «Ладно. Будет нужно — выйдет. Не буду его трогать.»